Есть у украинцев, как и у других европейских народов, популярная еще с середины ХІХ века объединительная идея, которой в критические моменты успешно пользуется политикум. Это идея соборности, истолкованная современным обществом как исключительно величественная и не слишком модерная. И поэтому немногим приходит в голову ее концептуальная пригодность для современного искусства.
БИБЛЕЙСКИЙ СЮЖЕТ STABAT MATER КАК ПОВОД РАССКАЗАТЬ О НАШЕМ НАСТОЯЩЕМ
Талантливое же художественное мышление тем и уникально, что общепринятые вещи, которые набили оскомину, оно способно переводить из навязчивой дидактичности в сферу чувственности. А у балетного искусства эта чувственность настолько острая, что способна превратить трагическую историю в обнадеживающую. Итак, представление в Киеве труппой под руководством Дениса Матвиенко новой постановки известного словенского хореографа румынского происхождения Эдварда Клюга Stabat Mater, произошедшее уже после ее показа в словенском Мариборе и немецком Мюнхене, произошло как никогда вовремя.
Своей стройностью и ясностью балетное повествование Эдварда Клюга о скорбящей Матери на музыку Джованни Перголези напоминает чертеж величественного собора — Дома Божьего, где каждый уголок имеет особое сакральное назначение. Впечатление это возникает не только благодаря танцевальным рисункам: бесконечным построениям и переходам мужской и женской групп танцовщиков, но и потому, что они, словно строители, выносят на сцену и неоднократно передвигают два огромных бруса, цвета кости, которыми и формируют разнообразные конфигурации пространства.
ПОКАЗАННОЕ ЖЕНСКО-МУЖСКОЕ, ПОХОЖЕЕ НА СВЯЩЕННОДЕЙСТВИЕ, СПАСИТЕЛЬНОЕ ПАРТНЕРСТВО ПРИДАЕТ БАЛЕТУ STABAT MATER ЕЩЕ И ЧУВСТВИТЕЛЬНУЮ СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТЬ / ФОТО АЛЕКСАНДРА ЧЕПАЛОВА
Сверху, то есть с небес, это напоминало бы движение муравьев, которые все вместе перемещают что-то гигантское и выкладывают крест. И в этом Эдвард Клюг невероятно амбициозен и, в то же время, традиционен — он придумал балет Stabat Mater для глаза сверху, а не для гламурных рядов партера. Традиционность Клюга еще и в том, что четкий балетный сюжет, достаточно отличающийся от конкретного библейского повествования, он сконструировал по привычному номерному принципу.
Однако дань классическим балетным традициям не отрицает исключительную современность Клюга-балетмейстера. Используя самую разнообразную танцевальную лексику, он посылает сообщения, словно кричит о чем-то сверхважном на всех известных ему языках мира. Клюг выдумывает десятки парадоксальных танцевальных комбинаций, поддержек, остроумных па, вплетает в рассказ иронические отступления, как, например, намеки на реалии гламурной ярмарки из «фэшн уик».
Сцена за сценой перед зрителем проходит ожидание божественного откровения, рождается сын Божий, происходит Тайная вечеря, Распятие, Пьета, хождение к Гробу Господнему. Этого вполне достаточно, чтобы публика, даже далекая от религиозности, разобралась в том, о чем идет речь. Однако Stabat Mater от Клюга — произведение не церковное. Оно хотя и монохромное — черно-бело-телесное, а его танцевальные формы достаточно аскетические и сдержанные, однако сделано так, что им можно наслаждаться как исключительно роскошным зрелищем и чувственно погружаться в этот художественный акт.
При этом хореография Клюга, как собственно и спектакль в целом, сохраняет исключительную стильность и целостность. Весь мужской танец придуман для танцовщиков, одетых в черные офисные сорочки и брюки, он очень динамичный, почти непрерывный и пресыщенный порывистыми механическими, роботизированными движениями и эмоциональными прыжками. Весь женский — очень лирический, покорно-смиренный, с плавной кантиленной пластикой. Таким образом, балетмейстер визуально создает два различных духовных мира: женский, где все женщины — мадонны, и мужской — где мужчины сильные воины, осознающие свои будущие страдания.
В хореографии Клюга эти разные миры постоянно соединяются, взаимодействуют, но существуют словно параллельные прямые, не поглощая друг друга, а дополняя, уточняя. Так балетмейстер поддерживает еще и неразрывную связь с полифонией Перголези, где каждая новая тема не остается недоказанной, а снова и снова приобретает мощную разработку.
Показанное женско-мужское, похожее на священнодействие, спасительное партнерство, придает балету Stabat Mater еще и чувствительную сентиментальность, которая тотально захватывает зрение, мгновенно заменяющее все другие органы чувств, и разливается патокой наслаждения. И, собственно, в этот опасный плотским искушением момент, танец делает невероятное для будничной реальности: он просто и доходчиво, так же, как танцовщицы, меняет обувь на высоких каблуках на плоские балетки, примиряет чувства духовные и земные.
Станцевать Stabat Mater Эдварда Клюга, то есть пластично проговорить моления, плачи, скорбь, и в конечном итоге окрылить зрителей надеждой, по силам далеко не каждой балетной труппе, даже с высокими званиями. Со статусом или без него, но труппа Дениса Матвиенко, да и, конечно, он сам, принадлежат к суперлиге балетного мира, чьих премьер, которые объезжают культурные столицы планеты, ждут тысячи балетоманов. Следовательно, Киев, к счастью, оказался среди этих столиц и получил в подарок Stabat Mater первым.
«БЛИЖЕ, ЧЕМ ЛЮБОВЬ» — ОТНОШЕНИЯ ДВУХ
Не успели киевляне перевести дух после премьеры балета Дениса Матвиенко, как любимый ими с особой нежностью «Киев модерн-балет» под руководством Раду Поклитару показал новый спектакль молодого солиста этого же коллектива Артема Шопина. Название балета «Ближе, чем любовь» сразу показалось загадочным, и эта загадка действительно постоянно возникала в виде женской фигуры в белом, похожей на принцессу-мечту: в начале, в середине и в финале спектакля, и так и осталась без ответа. Все остальное молодой хореограф пластикой скомпоновал ясно и прозрачно: под музыку барокко, среди которой по стечению обстоятельств также оказалось произведение Перголези, танцовщики по-детски искренне воспроизводят самое важное для хореографа в отношениях двух: терпимость и преданность, умение вместе переживать и сочувствовать, способность пересиливать себя и прощать.
Очевидно, что главным вдохновением для Артема Шопина является собственный повседневный жизненный опыт, а поэтому его танцевальная лексика формируется из большого количества будничных движений, пластики птиц, пресмыкающихся, хищников. Три женско-мужские танцевальные пары, достаточно неравноценные по исполнительскому уровню, каждая собственным способом, переплетая тела, руки, ноги, представляют состояния супружеского существования, скульптурно чеканя психологически-эмоциональное напряжение.
Такой способ пластического выражения и склонность Шопина к партерному танцу делает балет «Ближе, чем любовь» достаточно вязким и императивным. К тому же, каждое движение танцовщики словно выталкивают с гимнастической ловкостью, пробивают акробатическими трюками путь в плотном пространстве, которое является всего лишь воздухом. Следовательно, момент исполнения определенной хореографии, который иногда в «Киев модерн-балете» уподобляется работе, так и остается проблемным для этого коллектива. Или, возможно, у Раду Поклитару просто лучше выходит выращивание хореографов, а не танцовщиков, которые бы воплощали их замыслы.
Несколько постановок в год коллектива Дениса Матвиенко и несколько «Киев модерн-балета» — и танцевально балетный тонус в столице Украины, несмотря на консервативность главной официальной сцены, может держаться на достаточно высоком уровне. От этого угроза того, что такая стойкая инстинктивная заинтересованность странными танцами перерастет в осознание настоящей ценности современного балета, становится реальной. Ведь он бессловесно, чувственно и проницательно умеет объяснять важное для нас всех: наш мир земной и духовный, и нас с вами в нем.
