«Великое зло» — так называется новый спектакль Литовского национального драматического театра (ЛНДТ), которым коллектив открыл свой 76-й сезон. Текст к спектаклю написал Марюс Ивашкявичюс вместе с известным венгерским режиссером Арпадом Шиллингом. По словам художественного руководителя ЛНДТ Аудрониса Люги, идея спектакля возникла у постановщиков потому, что «на фоне войны в Украине появилась мысль создать спектакль о том, как предчувствие войны меняет нас самих, как мы понимаем свою самобытность, позиции, выбор»... Эту сложную тему выбрал режиссер А. Шиллинг, который считает, что «театр должен не избегать страшной актуальности, а смело и откровенно говорить о болезненных вопросах»...
В спектакле играют актеры разного поколения и разных школ, как известные, так и молодые; сценография Марюса Някрошюса, художник по костюмам Сандра Страукайте. Спектакль «Великое зло» о катастрофе малайзийского «Боинга» и ситуации в Украине стал одним из самых резонансных событий масштабного театрального фестиваля «Сирены», недавно завершившегося в Вильнюсе. После показа «День» побеседовал с режиссером Арпадом Шиллингом.
— Как возникла идея этого спектакля?
— Два с половиной года назад, когда мы только планировали наше сотрудничество, я думал создать постановку об отношениях между балтийскими странами. Но, когда Украина подверглась российской агрессии, заметил, какое большое внимание и беспокойство начали сразу проявлять литовские СМИ, поэтому предложил художественному руководителю театра Аудронису Люге затронуть эту болезненную тему. Однако осознавал, что мне не хватает знания национального контекста, что чувствуют сами литовцы по этому поводу, я нуждался в помощи драматурга и актеров. И театр предложил приобщить к нашему проекту одного из самых известных современных балтийских театральных авторов — Мариуса Ивашкявичюса, и дал мне абсолютную свободу выбора актеров.
— В вашем спектакле принимает участие украинская актриса Евгения Гладий, которая сейчас работает в Вильнюсе. Это был случайный выбор, ведь идея привлечь к проекту актеров из Украины существовала с самого начала?
— Действительно, сначала существовала идея большего международного сотрудничества, мы планировали пригласить также эстонских и латвийских актеров, но Евгения попала в проект не потому, что она украинка, а потому, что она прекрасная актриса и я хотел поработать с ней.
— Арпад, вы — венгр и ставили в Литве спектакль, связанный с Украиной. Как «входили» в этот контекст, всегда ли ваше видение ситуация совпадало со взглядами актеров?
— Понять контекст, в котором работаешь за границей, — это всегда вызов. Но благодаря Аудронису Люге, которого я знаю уже много лет, это была не обычная ситуация, когда все, как правило, остается на «профессиональном» уровне. В Вильнюсе у меня была возможность пойти дальше — кроме актерского кастинга, у нас был еще пятидневный «лагерь» с актерами, мы могли больше пообщаться, глубже узнать друг друга. И хотя этот спектакль «разделяет» зрителей, что несколько ново для некоторых актеров, но я вижу, что они все равно не боятся и очень ангажированы в процесс. Думаю, это заслуга весьма специфической, дружелюбной атмосферы, которую удалось создать во время работы. Возможно, аудитория и «разделяется» во время этого спектакля, но мы на сцене нет — мы работаем как одна команда.
— А взгляд Евгении Гладий на ситуацию в Украине отличался от видения ее коллег по сцене?
— Мы говорили о войне с Россией, но, чтобы понять друг друга, вынуждены были использовать русский язык. Но каждый язык — это не только форма общения, он сохраняет также культурную и историческую память. Как шутит персонаж Масара в одной из сцен в спектакле, «если ты действительно готова общаться со мной, ты не можешь использовать для этого русский». Конечно, это была своеобразная провокация для аудитории от нас: если мы ненавидим российскую политику, то это касается только правительства страны, Путина, россиян вообще и того, что называется «русской культурой». Думаю, через Евгению эти вопросы предстали еще больше и интереснее. И, конечно, ее личные воспоминания и опыт очень помогли спектаклю, ведь если у нас возникали конкретные вопросы об Украине, о том, что произошло на Майдане, то, бесспорно, имея среди нас украинку, мы всегда могли спросить направление.
— Венгерский взгляд на ситуацию в Украине кардинально отличается от литовского?
— Проблема в том, что венгерское правительство и премьер-министр очень близки к Путину — и порой не только в экономическом плане, но и в вопросах защиты прав человека. Скажем, когда только разгорелся конфликт в Украине, наш премьер-министр выступил с инициативой, что, возможно, это благоприятный момент, чтобы поднять вопрос отделения от Украины территорий, где проживают граждане венгерского происхождения... То есть я по собственному опыту знаю много о национальной «агрессии».
— У вас репутация режиссера, который часто использует жестокость на сцене. Однако в этом спектакле о войне нет столько жестокости, которую диктовала выбранная тема...
— 15 лет назад я поставил весьма физиологичный спектакль по «Войцеку» Бюхнера, с тех пор за мной закрепилась слава «скандалиста». Но в действительности в последние годы я почти не использую сцены жестокости. Этот спектакль создавался в непосредственном сотрудничестве с актерами. Задачи, которые ставил перед ними, были наподобие: как вы можете представить тюрьму, что происходит между людьми в такой ситуации? И решение могло быть и с психологической точки зрения, и с комической, а порой предлагали и элементы жестокости, что вошло в спектакль...
Для меня гораздо важнее, что спектакль решен в полутемных тонах, а завершается монологом героя, который несколько раз повторяет, что ничего не видит. Это лично моя перспектива взгляда на ситуацию, в которой очень сложно разобраться. Я не симпатизирую Путину, но он только политик, и я вижу много других властных политиков — из Западной Европы, Украины, той же Венгрии... Именно поэтому использую только один прожектор на сцене: кто имеет власть «освещать» нужные ему стороны — масс-медиа, правительство, политики... Ведь что нам надо помнить, что за нас часто решают чиновники. Возможно, мы бы и хотели рассмотреть, что происходит в темноте, но свет, власть — в руках кого-то другого. В спектакле я пытался «перенести» большинство сцен насилия в темноту...
Еще один важный аспект: в спектакле главного героя Масару упрекают, что он является представителем российской пропаганды, на что он отвечает, что никого не убивал и не убьет, — действительно, на сцене умирает много людей, но не от его рук. И главный вопрос: что является злом, кто виноват — тот, кто кого-то убивает, или тот, кто отдает приказы... Я видел много фотографий и видео, как, получая удовольствие, пытают людей сепаратисты на Донбассе. Но это в основном подростки пубертатного периода — конечно, они виноваты, но за ними кто-то стоит, кто-то, кто имеет власть и отдает такие приказы... Это столкновение восточноевропейской и западноевропейской цивилизаций. Путину же «нужна» эта война для своей национальной политики, это то, как он доказывает народу, что является сильным лидером, как бы жестоко это ни звучало. Но те же грязные игры с избирателями уже были, например, у Джорджа Буша во время войны в Ираке...
— Ваш спектакль — очень игровой, скажем, для меня самой большой «жестокостью» на сцене был запах разбитого арбуза, который в этой ситуации напоминал дух человеческой плоти. И финал спектакля тоже настолько эффектно-театральный, что может показаться, что все до этого было только игрой...
— Для меня этот финал — определенный рубеж, момент, когда показываю, что спектакль закончился и занавес опускается. С нашей художественной стороны объективно поднять проблему — это максимум, что мы можем сделать. Если вы хотите большего, надо уже выходить за пределы театра. Это как жест к аудитории — уже ей надо продолжать затронутые в спектакле размышления и разговоры. Я бы и хотел взять на себя больше ответственности, но не могу, потому что абсолютно осознаю пределы театра. Я понимаю, что театр не может изменить мир, мы можем только бросить своеобразную «взрывчатку» в аудиторию, чтобы ее «пробудить» к размышлениям и действиям. Я сознательно использовал театральные рамки, чтобы «защитить» этот спектакль, избежать впечатления некоего «заявления» на слишком болезненные темы национальности, культуры или языка...
