Собеседниками «Дня» стали два известных режиссера нашей — Алексей Павлович КУЖЕЛЬНЫЙ (худрук театра «Сузір’я», председатель Киевского отделения Союза театральных деятелей Украины) и Михаил Юрьевич РЕЗНИКОВИЧ (руководитель Национального театра русской драмы им. Леси Украинки). Это откровенный разговор о наболевшем — как в трехмерном пространстве сцены раскрыть суть пьесы, об актерском мастерстве, чем сегодня можно привлечь зрителя, почему государство фактически устранилось от культурного процесса, нужен ли госзаказ на культуру и другие актуальные вопросы в размышлениях двух театральных профессионалов и личностей с четкой, гражданской позицией.
«Театр превращает толпу в народ» — это выражение Томаса Манна особенно близко Михаилу Резниковичу. Алексей Кужельный встречу начал с вопроса: «Не настал ли момент для основательного разговора о переводе культуры из сферы развлечений в ранг конституционного права гражданина на духовную жизнь»?
— Мне кажется, это единственно возможная точка зрения для страны, которая ответственна за духовную жизнь людей, в ней проживающих. Высокая миссия культуры необходима для движения поколений, — подчеркнул М. Резникович. — Если культура движется в этом направлении, а власть понимает эту необходимость и прикладывает усилия и экономические, — у страны есть будущее.
Алексей КУЖЕЛЬНЫЙ, народный артист Украины
«МОЛОДЫМ ПОРОЙ КАЖЕТСЯ, ЧТО ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА НАЧИНАЕТСЯ С НИХ»
— Были времена, когда жили хуже, но намного веселее. Без «празднования жизни» экономические достижения мало чего стоят...
— Праздник жизни в высоком смысле слова — результат развития образования, культуры. Я не специалист в экономике, в политике, но убежден, что гуманитарная политика в нашем государстве не на должном уровне. Мы предметно не занимаемся наполнением, прежде всего, у молодежи, знанием всего того, что накопило человечество. Вот я, например, прочитал в одной киевской газете, выходящей большим тиражом, что Алле Пугачевой предложили роль Фаины Раневской в спектакле «Вишневый сад». И чуть не задохнулся. То есть редакция перепутала героиню пьесы Антона Павловича Чехова с актрисой Фаиной Григорьевной Раневской. Кто же там трудится в отделе культуры?
Когда в театральный университет приходят ребята после школы, и они не читали «Дубровского», «Горя от ума», «Каменного властелина», «У неділю рано зілля копала», то меня одолевают и грусть, и тоска. Общество всеми возможными способами должно развивать интеллект, воспитывать определенную меру порядочности, совести, — с детства, с «Івасика-Телесика», с детского сада, со школы.
Но это трудная работа. Надо понимать, что гуманитарную политику осуществляют фанатики. И этих фанатиков необходимо должным образом поощрять, и экономически в том числе, а это у нас серьезная проблема. Я убежден: каждая гривна, вложенная сегодня в образование, в культуру, завтра сэкономит минимум пять гривен, которые государство планирует вложить в МВД.
Сегодня Театр им. Леси Украинки работает на трех сценах. Мы стараемся, чтобы зритель, тот, что придет в театр, получал определенный уровень духовной культуры. Нынешний год мы называем «годом классики». В январе выпустили В.Шекспира, он не шел в нашем театре очень давно. «Мера за меру» — пограничная пьеса между комедиями и трагедиями. В свое время мне ее не рекомендовали ставить идеологические органы СССР просто потому, что в основе ее лежит конфликт, предъявленный Шекспиром 400 лет тому назад: руководитель государства издает законы и сам же их нарушает. Я рад, что этот спектакль воспринимается зрителем. 11 октября состоялась премьера спектакля по последней пьесе Мольера — «Мнимый больной» (по нашим сведениям, пьесы этого гениального автора ранее никогда не ставились в Театре им. Леси Украинки в течение вот уже 86 лет). Для наших артистов это трудный материал потому, что природа энергетики французского национального характера и славянского заметно разнятся. Стремительность в ритме, в слове, в подвижности, которая есть в южном галльском темпераменте, нам не так просто реализовать.
В конце этого года будет представлена комедия, написанная учеником Мольера, Жаном Франсуа Реньяром, в 1704 г. «Любовное безумие» — притча о любви, о том, насколько молодые могут с ума сойти от любви, насколько могут совершать бескорыстные и сильные поступки ради этого чувства. В пьесе нет политики, как теперь говорят, гражданственности, но в ней есть просто замечательная любовная история. Эта постановка для нас и важна, и неожиданна. Я впервые работаю над музыкальным спектаклем. Композитор Юрий Шевченко написал много интересных мелодий, и это требует от наших артистов серьезного профессионализма. Знаете, что самое страшное в драматическом театре и что преодолевают такие редкие артисты как А.Миронов, А.Фрейндлих, — это когда зонги, песни не оказываются отдельным номером спектакля, а являются продолжением действия и даже становятся кульминацией события в эпизоде. Достаточно сложная вещь.
— Вы будете говорить о любви, которая может свести с ума на фоне брачных контрактов, мезальянсов, крушения института семьи, асексуальных браков, браков однополых. Вы чувствуете это в жизни?
— Я взял эту пьесу потому, что она жизненна. Мне кажется, она о вечном стремлении молодых людей друг к другу. Если они искренне и бескорыстно ощущают эти чувства — это то, что может заразить зрительный зал. В серьезном театроведении есть понятие: третье измерение образа, то есть объем характера, который открывает психологическую многомерность человека. В пьесе «Любовное безумие» такие характеры есть, нам предстоит их реализовать.
— Сегодня пафос — в молодежной среде — ругательство. Торжествует страх или стыд высоких чувств.
— Это защитная реакция. Мне кажется, молодежь во все времена хороша. Но есть у нее сегодня одно качество, и оно вызывает огорчение, хотя, может быть, так было и раньше. Молодым порой кажется, что история человечества начинается с них. Поэтому все, что было до них, им и не интересно, и не нужно. Возможно, и даже наверняка, — это трудности роста. И в «Любовном безумии» мне хочется это отобразить. Другое дело, насколько убедительно, конкретно и ярко все будет реализовано, чтобы постепенно молодые люди это переосмыслили и оценили.
«СЕГОДНЯ ТЕАТР, В ХОРОШЕМ СМЫСЛЕ, СИНТЕТИЧЕН И УСПЕШНО МОЖЕТ РАЗВИВАТЬСЯ ЛИШЬ НА СТЫКЕ ЖАНРОВ»
— Об этом же и ваш предыдущий спектакль «105-я страница про любовь». Но на этот раз «Любовное безумие» — это как раз не композиция, сотканная из энергетично-пафосных произведений о любви, теперь это — мюзикл.
— Скорее все же музыкальный спектакль. Мы на мюзикл не замахиваемся, и потом — это не наш жанр. Но музыкальный спектакль требует более разносторонне развитого артиста.
— Но вы почувствовали, что для нового высказывания на прекрасную тему любви нужно что-то еще!
— Если мы добавляем такой важнейший компонент — музыку, то на нас обрушивается обвал разных профессиональных проблем. Ну, например, зонг не может существовать отдельно от конкретной сцены спектакля, он всегда должен быть кульминацией эпизода. Что нелегко...
— Это свидетельство недостаточности испытанных и результативных выразительных средств, чтобы зацепить зрителя, или просто вы так чувствуете именно этот материал!
— Сегодня театр, в хорошем смысле, синтетичен и успешно может развиваться лишь на стыке жанров. Но это требует от актера куда более серьезной подготовки. Тут я бы хотел сделать одну сноску: мы все знаем массу верных слов о нашей профессии, о том, чем профессионально должен владеть актер, но, к сожалению, не всегда реализуем это знание практически. Нашим артистам весьма не хватает профессиональной техники. И они почему-то не убеждены, что ежедневная работа над своим телом и над смыслом слова, прежде всего, над существительными и глаголами, — принесет свои благие результаты.
Большой вопрос: существование артиста в ритме, соотношение ритма и слова. Мы все кричим: «партнер... партнер...», — но часто артист, даже очень опытный, работает вне партнера. Для него: что партнер, что гладильная доска.
Наше театральное образование, ну часть его, в работе над телом, словом в ритме, над актерским тренингом — пока мало результативно.
Я пытаюсь преодолеть эти проблемы с молодыми артистами, со студентами. И в спектакле «Любовное безумие» это тоже реальная проблема, которую надо решать.
— Проблема ли это артиста, либо проблема сегодняшней театральной правды, когда рядом существуют реп, хип-хоп со своей быстротой высказывания, размытостью мысли, параллельным существованием человека в телефоне, компьютере с одновременным объяснением в любви. Способ общения очень быстро меняется. Театр должен осмысливать эти реалии.
Каждый день люди становятся дальше друг от друга, хотя все облегчает контакт. Не проблемы ли это сегодняшней театральной достоверности, театрального языка? Не отстает ли театр от реалий?
— В 1960-е мы с Давидом Боровским выписывали журналы: «Чешское фото» и польский «Проект». В одном из них была статья с чудесным названием «Только тухлая рыба течет по течению».
Искусство во многом должно быть перпендикулярно жизни. «Пусть расцветают все цветы, кроме бумажных...» — и это прекрасно! Но есть высокое искусство драмы, и оно никуда не делось. Я очень рад, что в ноябре у нас в театре будет играть свои спектакли труппа Сергея Женовача. С моей точки зрения, движение к психологическому театру, которое он осуществляет в своей студии, — это движение вперед.
Знаете, очень известный художник — Михаил Шемякин, тридцать лет проживший на Западе и получивший мировую известность, недавно написал: «В России начинает побеждать второразрядное западное искусство»...
Я боюсь, чтобы эта порочная тенденция не затронула Украину.
«ЗРИТЕЛЬ ПРОЖИВАЕТ СПЕКТАКЛЬ ЧУВСТВАМИ, А ВЫХОДИТ — С МЫСЛЯМИ»
— Правильно ли я понимаю, что у вас нет истории «тупых» аренд театра — дом открыт для соратников, создающих единое представление о подлинном театре.
— Сознательно или подсознательно, но мы это делаем. И, если выражаться современным языком, мы приглашаем на нашу сцену и даем возможность выступить тем, у кого есть качественный продукт, то есть говорящий о высоких человеческих страстях. Ну, например, ленкомовский спектакль М.Захарова «Пер Гюнт», — трагедия воинствующего индивидуализма, которую в конце XIX века подметил Г.Ибсен.
Наш классический репертуар тоже будет пополняться. Мы работаем с М.Левитской над сценографией «Нахлебника» И.Тургенева, и скоро начнем репетиции. Не знаю другой такой пьесы в русской классической драматургии, где так остро звучала бы тема издевательства богатых над бедными. Грандиозная пьеса! И очень современная! Мне кажется, сегодня изощренные методы презрения, наплевательского отношения богатых к бедным, в частности, и в нашей стране, тоже с большим успехом осуществляются. Острота проблемы, к сожалению, не притупилась, а ведь прошло полтора столетия. Да, конечно, мы каждый день расписываемся в верности демократии. Впрочем, здесь нет ничего нового. Еще А.Пушкин писал: «С изумлением увидел демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве...» Я не против демократии, но стоит видеть ее обратную сторону, особенно, если эта демократия молодая.
— Богатые будут уходить после спектакля возмущенными, а бедные — счастливыми...
— Ну, «счастливыми» — это сильно сказано. А богатые, почти все, решат, что это не про них, а, в лучшем случае, — про соседа. Может быть, они задумаются эмоционально?.. Есть замечательная формула: «Зритель проживает спектакль чувствами, а выходит с мыслями». Или не выходит с мыслями. Если зритель уходит с серьезными мыслями, прожив в театре сильные чувства, тогда есть смысл в нашем существовании. Не знаю, кто выйдет после такого спектакля несчастным, а кто счастливым...
Для меня театр — попытка в трехмерном пространстве сцены раскрыть неповторимость человеческой души в ее прекрасном или ужасном проявлении. Иногда — и в том, и в другом одновременно. И если мы в какой-то мере к этому приближаемся, заветы тех, кто стоял у основ нашего театра, реализуются.
Снова и снова возвращаюсь к проблеме актерской техники. Мы утрачиваем ее, и это уже проблема не только театрального образования. Это должно беспокоить руководителей культуры.
— Это проблема спроса на технику. Понадобится актеру, будет вынужден — станет делать. Есть спрос на красивое тело — все пошли в спортивный зал. Вопрос: есть ли этот спрос в сегодняшних постановках? Они подогнаны под среднестатистический вкус. Мы не имеем права на эксперимент, у нас нет обычного нетрадиционного театра, нет проектов, которые рассчитаны на десять показов, с возможностью скандального провала. Нет атмосферы экспериментаторства.
— Очевидно, вы правы. Но в нашем театре — на Новой сцене и на сцене «Под крышей» — часто появляются экспериментальные спектакли. «Бешеную кровь» недавно сыграли с успехом на Международном фестивале «Драма.ua» («Драбина») во Львове. А в Германии это была «пьеса-бомба»: о взаимоотношениях турецкого иммиграционного меньшинства и немцев. В этом месяце мы сыграем на сцене «Под крышей» премьеру, что возникла из самостоятельных актерских работ: композиция по роману И.В.Гете «Страдания юного Вертера». Только что на Новой сцене мы сыграли драму Ф.Ведекинда «Пробуждение весны» — совместный украинско-немецкий проект, где половина актеров была из Германии, игравших на своем языке.
«КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН ВОЗДЕЛЫВАТЬ СВОЮ «ДЕЛЯНКУ»
— Эти эксперименты идут в главном течении, в основном направлении. Кто должен создать территорию для экспериментов, нетрадиционного театра, для новаторства?
— Вы хотите, чтобы я размышлял с точки зрения министра культуры... Мне по рангу это не положено. Каждый должен возделывать свою «делянку». Я свою, как мне кажется, стараюсь возделывать, и буду рад, если она даст свои плоды. У нас в театре когда-то «жили» на сцене выдающиеся артисты — М.Романов, Ю.Лавров, параллельно, в Театре им. И.Франко, — Г.Юра, Д.Милютенко, все мастера великого психологического театра. Я пытаюсь в новых условиях реализовывать такой театр. Что-то получается, что-то — не очень...
— Вы не жалуетесь на финансовые проблемы?
— У нас в 2005 году были совсем разные проблемы с государством, в том числе и экономического характера. В основном возникли они потому, что я был доверенным лицом Виктора Януковича на президентских выборах 2004 года. Я тогда лично его не знал, но когда правительство Януковича повысило заработную плату всем 23 национальным учреждениям культуры Украины, и мне предложили, то я согласился. Сейчас стало немного легче. «Уничтожены угнетения муки, но муки творчества не запрещены», — писал драматург В.Гусев. Или они есть, или их нет. Если я понимаю, что мне как режиссеру, артисту, художнику не хватает того, этого... — я буду совершенствоваться, если же я считаю, что достиг всего, тогда... Китайцы давно повторяют: «Если ты достиг вершины, дальше путь только вниз». Ни я, ни наш театр вершины еще не достигли. Так что есть куда двигаться.
— Во всем мире история одна: денег на искусство всегда не хватает, но в разных странах придумывают подходы. В Швейцарии все заработки театров не облагаются налогами, и дано право театру распоряжаться ими по своему усмотрению, а за каждую копейку из бюджета — строгий отчет.
— Действительно, мы зарабатываем гривну, и 65 копеек отдаем государству.
— Так же, как ликеро-водочный завод!
— Когда я сказал, что наша гуманитарная политика нуждается в радикальных реформах, — я и это имел в виду.
— В России появился политический «заказ» на культуру. «Заказ» может быть идеологический, эстетический, экономический, религиозный, но он должен быть. У нас «заказа» на культуру нет!
— На эту тему спора у нас не будет. Еще в советское время говорили, что Киев — город спорта и эстрады. На сегодня эта формула, к сожалению, сохраняется. Не меньше, чем раньше. Хочется верить, что это не навсегда.
— Может быть, вопрос не совсем по теме. А чего бы вы хотели?.. В жизни?.. Если помечтать...
— Ну... если помечтать... Я бы хотел, чтобы мера страданий человеческих, связанная с чиновничьим беспределом и произволом, все уменьшалась, чтобы чиновник не ходил, как полный и безраздельный хозяин, по нашей многострадальной земле... Чтобы мы все больше начинали разбираться в себе, в своих головах, чтобы, кроме тяги к доллару, побеждали в людях и другие ценности, чтобы я все меньше слышал торжествующее — «Если ты такой умный, почему ты такой бедный...» И еще, чтобы уменьшалось клиповое мышление на нашем телевидении...
Обо всем этом можно говорить и говорить... Но утром ты приходишь в репетиционное помещение и начинаешь трудиться. И это самое прекрасное, то, что у тебя есть такая возможность — заниматься делом, которому ты служишь.
