Накануне громкой премьеры мы встретились с художественным руководителем, хореографом и постановщиком театра «Киев Модерн-балет» Раду Поклитару, чтобы приподнять кулису и попытаться заглянуть из настоящего в будущее...
«ИСКУССТВО БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМИ»
— На первоначальном этапе, в 2006-м году театр «Киев Модерн-балет» финансировал украинский меценат, президент компании «Интеко» Владимир Филиппов. Вы остались приятелями?
— Без всякого сомнения!
— А как ныне обстоят дела с меценатами балета в Украине?
— Никак. Меценатов нет! Между тем, у меня на заключительном этапе работа над следующим большим проектом, возможно, не менее масштабным, чем «Спящая красавица», — это «Вий» по Николаю Гоголю на музыку нашего замечательного современника, киевского композитора Александра Родина. Премьера назначена на 20 июня, билеты уже продаются. Я искал деньги для «Вия», но все попытки найти мецената провалились... Мне казалось, что проект такого набора творческих составляющих, аккумулированных в «Вие», — подарок для культуры любого европейского государства. Не говоря про Украину, где не так много проектов мирового уровня. У нас — музыка современного композитора, которая записана Национальным симфоническим оркестром Украины под управлением Владимира Сиренко; далее — мы единственный репертуарный театр современной хореографии — «Киев Модерн-балет»; и я, как постановщик; а еще 3D-mapping (трехмерная активная видеопроэкция. — А.Р.) и так далее. Одним словом, все мои встречи... ни к чему не привели. «Вий» никого не заинтересовал, или заинтересовал, но «Денег нет»...
ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ТЕАТРОМ «КИЕВ МОДЕРН-БАЛЕТ»
— Печально...
— Украине я отдал тринадцать лет жизни. То, каким теперь стало отношение к культуре и искусству, мало вдохновляет. Нет, что касается театра «Киев Модерн-балет»: артисты, спектакли, наш зритель — это вдохновляет! Тогда как отношение государства к культуре — печаль страшная. Удручил и менталитет национального бизнеса, который, по идее, должен понимать: будущее без культуры невозможно!
— Правильно я вас понял: именно «Вий» — тот большой проект, о котором вы несколько лет назад мечтали и в украинской классике искали как литературный материал?
— Да. Я нашел и тему, и музыку.
— Музыка была уже написана?
— Нет, музыка была сочинена не вся, Александр Родин создал получасовую сюиту. Когда автор дал мне послушать аудиозапись, я был в метаниях между литературными материалами, которые смогла предложить украинская драматургия, — первостепенной задачей была: найти название, которое не только бы меня грело, но и чтоб оно продавалось. Да, такие у нас реалии времени...
— Можете обозначить эти пьесы?
— Не стану называть литературные первоисточники. Зачем? И тут в одну из встреч Саша Родин сказал: — «У меня есть получасовая сюита... Не хочешь послушать в миди-файлах?» Музыка тогда существовала только в электронном виде.
— То есть произведение еще не было записано?
— Нет... Я послушал и ответил: — Саша, давай, наверное, будем делать «Вия»... Только тебе придется написать много музыки, у нас должен быть балет на весь вечер. И как энергичный и продуктивный творец, Родин быстро сочинил недостающие треки, в партитуре — номера. В чем я совсем не сомневаюсь, хотя, как художник я во всем сомневаюсь, так это тот факт, что записанная музыка к балету «Вий» будет настоящим событием в украинской современной культуре.
— Раду, вы — человек, склонный к предрассудкам? Многие художники, которые в своем творчестве касались темы «Вия» позже сталкивались с разными жизненными проблемами.
— У каждого из нас есть определенный опыт. Проблемы были, есть и будут. Единственный вариант, как можно избежать проблем, — это не родиться.
— В каком статусе вам легче работалось: хореографа-скитальца в 2002—2006 гг. или художественного руководителя «Киев Модерн-балета»?
— Мне трудно воссоздать эмоциональный портрет себя тогдашнего, это тяжело. Наверное, я был счастлив... когда я был совсем молод и работал артистом балета в Белоруссии (1991—1999 рр. — А.Р.) на восемьдесят долларов в месяц, основой моего рациона были пельмени, которые я жарил на сковородке...
— Знатная диета артиста балета!
— Можно было — при такой сумасшедшей нагрузке. Тогда, внутренне, я был более счастливым человеком, нежели сейчас. Не знаю, с чем это связано... Возраст, наверное. Может, психологическое состояние. Недавно я своим студентам Киевского национального университета культуры и искусств рассказывал, что самая главная материя в нашей жизни это — искусство быть счастливыми, что складывается из самых простых вещей.
Я родом из Кишинева. Вспоминаю, как мы с мамой каждое лето приезжали в Одессу. Это близко — 180 километров. Тогда между городами ходил дизель, все набивались в вагоны, а детей передавали через окна...
В Одессе мы с мамой сразу шли к Одесскому театру оперы и балета. Это была традиция. Если чуть в сторону свернуть, где стоит пушка, — оттуда открывался чудесный вид на море. И вот теперь я вспоминаю себя маленького Раду, как у меня тогда перехватывало дух, когда я, кроха, первый раз в году видел море. Какое это было счастье, понять, что море бесконечно, и это само по себе здорово. Меня тогда просто сводило с ума от счастья.
— Что случилось потом?
— Через несколько лет мы снова приехали в Одессу, стали с мамой на своем любимом месте, посмотрели на море, и дух больше не захватило. Было горько, я потерял возможность быть счастливым от вида моря, я стал взрослым. Это самая страшная потеря в моей жизни.
— А что делает лично вас счастливым?
— Радуют всё меньше и меньше вещей... Нет, я не могу сказать, что я несчастлив: работаю с замечательными людьми, у меня есть свой театр, в труппе танцуют чудесные актеры, мы ставим интересные спектакли. Да, я состоялся как художник и, вообще, нет проблем. Но счастье то не в этом...
— А в чем?
— Это такое острое-острое чувство, которое вдруг проявляется в человеке. Вот, как могу объяснить про счастье... Помню год эдак 1995-й, труппа Большого театра оперы и балета Белоруссии приехала на гастроли в Париж. Уговорил свое руководство, что согу самостоятельно добраться в отель, расположенный возле аэропорта Орли в Иль-де-Франс, что находился в 14 километрах от центра.
— Вы хорошо говорите по-французски?
— Тогда — говорил неплохо. Наш автобус стоял на площади Пигаль, недалеко от кабаре «Мулен Руж», в том районе. Одним словом, каким-то чудом я остался, а остальные уехали в гостиницу. И тогда я решил спуститься вниз — с Монмартра к Сене: по дороге зашел в магазинчик, купил самую дешевую упаковку сосисок под кодовым названием «Собачья радость», ни на что другое у бедного белорусского артиста денег не было, взял банку самого дешевого пива. И вот, только представьте, иду один по весеннему Парижу, пью прямо из банки пиво, ем французские сосиски, со мною никого одергивающего нет... Вот тогда я был невероятно счастливым человеком... Потом в Париж приезжал очень много раз, жил в отличных гостиницах, ел свежие устрицы, мог себе позволить намного больше, но того ощущения счастья больше не пережил.
— Какой последний спектакль видели ваши родители, солисты балета Молдавского академического театра оперы и балета Людмила Недремская и Виталий Поклитару?
— Мама, слава Богу, жива, папы уже нет — давно. Родители были всегда поклонниками того, что я делаю, поэтому серьезно относиться к тому, что они говорили, — мне не стоило. Да, они были профессионалами, правда, в классическом балете, а не в современном. Теперь с восторгом я делаю маму счастливую своими спектаклями. Мне нравится, что в этом смысл ее жизни.
— Людмила Владимировна приезжает в Киев на ваши премьеры?
— Нет, мама живет в Кишинёве, максимум куда может выбраться, так это с моим братом Володей приехать в Одессу. В этом году в Жемчужине у моря в пятый раз в городской опере состоится фестиваль балета «Лето в стиле модерн». С 4 по 9 июля мы с труппой «Киев модерн-балета» оккупируем своим творчеством Одесскую оперу. За шесть дней покажем шесть разных программ: многоактные — «Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Кармен.TV» и «Вий», а также одноактные — «Женщина в ре миноре», «Двое на качелях» и «Рождественский обед».
— Да, это серьезный проект.
— Каждый год мама приезжает в Одессу, одевает лучшие платья и шляпки, берет веера, мило общается со зрителями, а от знакомых принимает поздравления.
Поскольку мамин возраст приближается к отметке... 18 плюс, я всегда селю ее недалеко от театра: ей тяжело далеко ходить.
— Раду, вы увели тему от ответа на вопрос о последней маминой рецензии.
— Не помню, она постоянно хвалит. Это же мама! Кроме того, я принадлежу к тому счастливому племени авторов, хореографов и постановщиков, которые спокойно переживают отрицательные рецензии. Мне даже интересно читать негативные отзывы — не только в прессе, но и в социальных сетях.
«НА РЕПЕТИЦИЯХ МЫ МНОГО СМЕЕМСЯ, МНОГО ШУТИМ»
— В чем заключается ваша педагогика?
— Она меняется с годами, и очень сильно. Я стал демократичным постановщиком. Главное, делать, что я говорю. На репетициях мы много смеемся, много шутим. Именно в таком позитиве наши балеты и рождаются. При этом я не упускаю из виду цель: в конечном результате продукт должен быть абсолютно совершенным. С годами я понял, что постоянная строгость с актерами, неизменный нажим на исполнителей не дают положительного результата. Артисты должны получать удовольствие от того, что они на сцене делают. По определению, человек, который как артист балета занимается тяжелым физическим трудом, сталкивается с большой трудностью: его тело не хочет это делать каждый день, а его заставляют.
— Но акт насилия всё равно существует...
— Да, но в подобном случае пусть хоть удовлетворение получают обе стороны постановочного процесса — режиссер и труппа. Тут нужно понимать специфику жанра. Без своих актеров я совершенно бессилен. Всегда завидовал дирижерам. Они тщательно готовят на репетициях программу, оттачивают все до мелочей, но при этом в концерте всегда находятся в прямом контакте с музыкантами! Вместе, опосредованно оркестр и дирижер в течение концерта творят живую музыку. Как хореограф, ничего подобного мне не дано. Влияние театрального режиссера заканчивается, когда он спускается в партер. Когда взлетает занавес и начинается балет, я устранен от создания спектакля...
— Если бросить взгляд на триптих: «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Спящая красавица», что появились в репертуаре «Киев Модерн-балета», как вы полагаете, вам удалось все сказать на темы балетов Петра Чайковского?
— Конечно, нет. У меня нет ощущения, что я — истина в последней инстанции, особенно — если речь идет о музыке Чайковского. Мои балеты это одна из форм, которые будут существовать в мировом культурном пространстве. Уверен, если придется вернуться к этой музыке на другом этапе моей жизни это будут совершенно другие спектакли. История поменяется, мир окажется иным. Точек не бывает — одни многоточия...
— Если в работу вы берете современную музыку, то какие требования предъявляете?
— Любая музыка, которую я использую, должна вызвать определенный эмоциональный отзвук... Кроме того, музыкальное образование, которое у меня имеется, которое удалось получить самому и которое мне дали в Белорусской академии музыки, — это моя козырная карта. Ей я постоянно пользуюсь. Этого не скрыть: я в хороших отношениях с академической музыкой: барокко, романтизм, современные авторы — не имеет значения. Во время записи, например, музыки к балету «Вий» Александра Родина мог на равных со звукорежиссером Дома звукозаписи, композитором, дирижером обсуждать все вопросы партитуры: выделить одни голоса, прикрыть какие-то группы инструментов и так далее.
— Первую картину, которую вы увидели в замысле «Вия», и та музыка Александра Родина, которую вы услышали, — они зарифмовались?
— Я сначала услышал музыку, а потом стал придумывать картины. В этом случае потрясающая сюита была первична. Послушал сюиту, перечитал Николая Гоголя. Бывают разные варианты — память штука тонкая. Потом сел составлять режиссерскую экспликацию...
«Я ПРОСТО ТРУЖУСЬ»
— Балетный мир мал. С кем в своей творческой судьбе вы хотели бы пересечься?
— Я не мечтатель. Я — реалист, просто делаю свою работу... В первую очередь, я — ремесленник, этому своих студентов я и учу. Лбожаю историю о композиторе Петре Чайковском и художнике Игоре Грабаре. Последний был фанатично влюблен в творчество маэстро. Судьба поселила обоих в один дом в Санкт-Петербурге; разницу в возрасте в них была больше тридцати лет... Так вот. Однажды после спектакля Петр Ильич пешком возвращался домой и встретил у подъезда соседа. Тот стал взахлеб рассказывать, как это здорово, что к Петру Ильичу приходит вдохновение. На дифирамбы Чайковский раздосадовано заметил: «Молодой человек, не говорите пошлости. Никакого вдохновения не существует: нужно каждый день садиться за инструмент и работать. И тогда что-нибудь у вас получиться.» Так же я отношусь к своей работе: я просто тружусь.
Мариус Петипа содействовал популярности балетных партитур Петра Чайковского, но, если бы вдруг этот хореограф поставил плохой балет, музыка все равно осталась бы. Так было с музыкой того же Вивальди, Баха и так далее. Она гениальна, и звучала бы точно также без балетов. Кстати, после премьеры «Спящей красавицы» публика на следующий день не интересовались: «Как поживаете?», а спрашивала: «Вы вчера видели Спящую красавицу»?
