Как-то случайно находишь в одной из берлинских гостиниц напечатанную белым по черному рекламку вновь созданного музея и сразу же думаешь: а почему бы и нет? Впоследствии выясняется, что объект расположен очень удобно — та же линия городской электрички, которой ты всегда добираешься до напряжено превращаемого в другую планету центра объединенной столицы объединенной Германии. Несколько остановок дальше, с пересадкой на некогда пограничной Фридрихштрассе, — адрес не только выписан, но нарисован на рекламке со всей немецкой основательностью.
Ты убеждаешь еще нескольких друзей поехать с тобой — ибо для тебя нет ничего более печального, чем одинокое посещение зрелищ. Друзья в общем соглашаются — без энтузиазма, но все же соглашаются. В конечном счете, они вынуждены ходить следом за тобой — прежде всего из- за своего незнания здешнего языка. Благодаря волшебным немецким словам ты спасаешь их от голода, жажды и блужданий. И они осознают это.
«Что это будет?» — спрашивают они по дороге. «Я и сам не знаю, — отвечаешь и сразу же пересказываешь содержание рекламки. — Аутентичный противовоздушный бункер сорок пятого года, бомбоубежище. Три этажа незабываемых переживаний», — цитируешь с листка.
На самом деле все оказалось хуже, чем можно было надеяться. Глухие стены, стрелки-указатели, лестницы, касса, загримерованный билетер в черной накидке, начало экспозиции, верхний этаж — Gruselkabinett, то есть кабинет ужасов. Темнота и туман, отдаленные громы, зарницы, завывание ветра, крики совы. Время от времени во вспышках света — развалившиеся гробницы, вставание кукольных мертвецов, исполинские тараканы на стенах, пробегающие крысы, хохот и свист дьявола. Наконец несколько раз появляется единственный живой персонаж — всякий раз тот же упырь с рычанием атакует кого-то из вас, оказываясь где-то совсем рядом, за ухом и плечом, и так же невзначай растворяясь в одном из полностью затемненных боковых коридоров. После первого же его нападения вы неистово смеетесь и чем дальше, тем громче разговариваете (проклятая психология!), демонстрируя свое полное бесстрашие. На прощание он опять возник из тумана и ночи, переодетый и заляпанный красной краской студент или безработный…
Следующий этаж был посвящен «спектакулярным медицинским сценам древних времен». Ампутация ноги в эпоху средневековья, переливание крови из ягненка человеку, пробуждение пациентов в патентованных летаргических гробах, операция на половых органах, для проведения которой пациента подвешивали за ноги к потолку, и другие жизнерадостные картины. Немецкий «дух изобретательства» позволил все это механизировать (движения кукол были несколько спазматичны, но это вытекало из сущности предмета) и наполнить стонами, визгами и криками. Можно было узнать много нового. А это уже неплохо.
И только третий этаж — подземелье — был посвящен собственно той, недавней истории. В таких местах берлинцы пересиживали налеты союзнической авиации. Пронзительный голос с фонограммы время от времени предупреждал об «Achtung, Achtung!». Это было что-то на близкую всем нам тему: «никто не забыт, ничто не забыто». Оказывается, в таких бомбоубежищах люди потеряли множество каких-то своих вещей — из них и сложилась экспозиция: от визитной карточки Гиммлера (посчастливилось же кому-то!) до флакончика посполитых духов «Weisser Flieder», то есть «Белая сирень». К тому же — тогдашние газеты, прежде всего наиболее официальная «Vоlkischer Beobachter», где в номере за 21 июня 1941 года еще нет ни единого слова о запланированном на предстоящую ночь начале восточной боевой прогулки…
Но как все это соединить, спрашивали мы. Возможно, так выглядит свалка постмодернизма? Вероятно, американизированные ужасы плюс история медицины плюс память о войне должны в сумме давать какой-то ошеломляющий палимпсест бытия — и всего за двенадцать марок? Почему бы нет? Для этих болванов, для этих разинь, для этих всемирных туристов — пусть покупают, что дают, сами этого хотели!.. Пусть тешатся — не натешатся своей свободой, пусть глотают свои вымученные развлечения — все равно им уже никуда не выйти из последнего в Берлине бункера!..
