В Киеве художник провел мастер-класс, на который были приглашены все, кто не равнодушен к судьбам людей, страдающих от тяжелых заболеваний и не имеющих возможности оплатить свое лечение. Здесь каждый желающий смог вместе с художником поучаствовать в создании картины, которая впоследствии будет выставлена для продажи на аукционе. Средства, вырученные от продажи полотна, пойдут на лечение тяжело больной девушки из Луганска Наташи Донцовой.
Борис ЕГИАЗАРЯН — человек светлый и неравнодушный. Нынешняя выставка его работ посвящена друзьям (об ее открытии « День» писал в № 121).
— Борис, расскажите о начале вашего творческого пути.
— Сколько себя помню, рисовал всегда и везде, днем и ночью, но в школе по рисованию у меня были двойки... Я злил учителя тем, что рисовал маленькие рисунки на краю бумаги, понятные только мне одному. Сейчас я понимаю, что если бы я жил в средневековье, то был бы миниатюристом, возможно, расписывал бы Библию. Но в то время я выразил свой протест отказом от рисования и начал писать стихи и маленькие эссе. И только в конце девятого класса я снова начал писать картины.
— Что послужило стимулом?
— Когда я увидел репродукции работ Брейгеля, я подумал, что никогда не смогу так писать, а Гогену и Ван Гогу просто очень завидовал. Именно тогда я понял, что жизнь теперь пойдет иначе. Я купил себе этюдник, стал натягивать холсты и интересоваться, как наносить грунт. Сутками я бродил по горам и писал. Вот так я стал художником.
— Какие события наложили особый отпечаток на ваше творчество?
— Землетрясение в Армении, война... Я увидел очень много: была больница, тюрьма. Именно после войны я и стал писать не депрессию, а наоборот, — радость.
— Ваша непохожесть на других помогает или мешает?
— И мешает, и помогает. Я же говорил, что очень люблю художников, но никогда не испытывал на себе ничьего влияния, даже тех, кем восхищался. Это мое упрямство горца — идти по жизни по-своему.
— Как возникла идея организовать благотворительный аукцион в помощь Наташе Донцовой?
— Она нашла меня сама после передачи Ольги Герасимьюк «Без табу». Мы тогда делали выставку в помощь одной слепой девушке, чей муж страдал от болезни позвоночника и был прикован к постели. Эта слепая девушка ухаживала за ним до самой его смерти. А Наташа увидела передачу и написала письмо, что называется, «на деревню дедушке». Это письмо бродило по городу три месяца, пока случайно не попало в галерею на Андреевском спуске, где меня знали.
— Есть еще кто-то, кому бы вы хотели помочь таким образом?
— Да, очень много. Есть люди, которых я знаю и которые очень нуждаются, я — сторонник благотворительности. Я в этой связи постоянно вспоминаю письмо Чарли Чаплина к своей дочери, где он говорит: «Когда находишься в радости и в достатке, никогда не забывай о тех, кто живет на окраине в бедности и нищете». В нашем мире очень много проблем — многие люди умирают потому, что у них нет денег на лечение. Вот если бы те, у кого есть возможность поделиться хоть самой малостью своих доходов, сделали это — многие несчастные, возможно, остались бы жить и были бы здоровы.
— Борис, вы — человек, принимавший активное участие во многих политических событиях. Я знаю, что вы поддерживали революцию 2004 года в Киеве в составе группы « Помаранчевый квадрат» .
— Во время революции каждый думающий интеллигентный человек, наверное, должен был встать и сказать «Хватит!». Слава Богу, что в Украине революция была в большей степени творческим актом. Мы тогда организовали штаб в мастерской Николая Журавля, которая находится на Крещатике. Туда съезжались художники со всей Украины. А в мастерских на Лукьяновке организовали лазарет, где лечились все простуженные, где можно было помыться и постирать одежду. Затем все снова возвращались на Крещатик, в штаб.
— Как вы оказались в круговороте событий в Армении в начале этого года?
— Я знал, что пройдут президентские выборы, и поехал туда целенаправленно, с выставкой (на открытие пригласил первого президента Армении Левона Тер-Петросяна). Он говорил обо мне как о художнике и приравнивал к своим соратникам, о которых отзывался как о больших армянских политиках, берущих на себя ответственность... Я не мог оставаться в стороне... К сожалению, мировое сообщество нас не поддержало, европейские наблюдатели подвели, сделав вид, что выборы прошли по европейским стандартам. А что творилось на самом деле? В шесть часов утра на палаточный городок начали наступать бойцы спецназа, затем подключилась армия. На окраинах столицы проводились провокации — разбивались витрины, чтобы оправдать введение чрезвычайного положения в стране. Днем велись уличные бои с народом, а ночью начали стрелять и убивать мирных людей, затем пошли репрессии. Поэтому две своих киевских выставки я посвятил моим друзьям, пострадавшим от этих репрессий...
— Как вы пережили свое пребывание в следственном изоляторе и что помогло вам не сломаться?
— Я там был недолго, но это было ужасно. Это было после землетрясения. Мы похоронили погибших во время стихии людей, и меня все еще трясло от ужаса пережитого. Большой поддержкой для меня было то, что народный депутат Галина Старовойтова увезла мои работы в Москву и у себя на квартире при поддержке академика Андрея Сахарова организовала выставку, на которую пригласила много прессы и иностранцев. Я узнал об этом, находясь в тюрьме, где к нам относились, как к уголовникам... Именно та поддержка помогла не сломаться... Я уже много лет живу в Украине, но сейчас, когда в Армению возвращается страшный тоталитарный режим, я просто не могу молчать.
— Что вы можете рассказать о своем участии в войне в Карабахе?
— Я не политик. Меня волнует жизнь человека, жизнь моих собратьев. Я защищал границы Армении. Целью большой политики было депортировать Карабах. Я со своим отрядом защищал одну маленькую дорогу в ущелье, которая разветвлялась на 12 сел. Согласно историческим традициям армянского народа, в период войн женщин и детей не эвакуируют. Это делается для того, чтобы у воинов не было страха перед противником. Когда ты знаешь, что за тобой женщины и дети, тебе бежать некуда, и ты стоишь до конца...
После войны я не писал картин три года. Это было страшное состояние. Постепенно начал писать рассказы и стихи, а затем художник во мне заревновал, и я вернулся к живописи. Я начал писать радость жизни. Ничего не имею против contemporary-art. Сейчас это модно. Но писать тяжелые, проблемные вещи, вытягивая из глубины что-то грязное и гадкое, — не могу. Человек нуждается именно в любви, добром слове, ведь жить и так очень тяжело.
— Каким художником вы себя больше считаете — армянским или украинским?
— Я уже давно считаю себя украинским художником, но с армянским духом и корнями. Уже много лет работаю в Киеве, хотя сердце мое живет в двух странах — Украине и Армении.
