Спектакль «Розовый мост» по роману американца Роберта Джеймса Уоллера приурочен нескольким событиям. Во-первых, юбилею прекрасной актрисы Ады Роговцевой, во-вторых, ее же возвращению на сцену репертуарного театра, а в-третьих, эта постановка стала режиссерским дебютом дочери Ады Николаевны — Екатерины Степанковой, актрисы «Театра Романа Виктюка».
Веских поводов сбиться на патетический тон более чем предостаточно (одно участие в спектакле Ады Роговцевой обязывает к учтиво-комплиментарной лексике). Однако, если отнять от спектакля все его оглушающие сенсационностью «манки», причины для ликования критикам вряд ли удастся отыскать. «Розовый мост» без «розовых очков» сразу тускнеет и сереет, превращаясь в довольно затрапезное зрелище, наводящее, порой, на грустные размышления. Безусловно, наличие на афише левобережцев такого брэнда, как Роговцева, автоматически обеспечивает внимание публики и аншлаги. Хотя сам спектакль не замышлялся как нечто основательное начинающего режиссера. В том смысле, что поиск собственного «голоса» и стиля в этой постановке явно были задачами второстепенными. Возможно, Екатерина Степанкова, очарованная фильмом Клинта Иствуда «Мосты округа Мэдисон» (настоящее название романа Уоллера), выбрала для дебюта этот пронзительный рассказ о четырех днях в жизни фермерши Франчески Джонсон и заезжего фотографа Роберта Кинкейда. Историю, доказывающую скептикам о существовании в земной жизни и смысла, и высшего предназначения, и даже справедливости как промысла Божьего. Степанкова сделала собственную инсценировку, а как режиссер роль Франчески «решила» в двух ипостасях. Одну из 1965 года, проживающую «в реальном времени» — встречу с любовью всей свой жизни (молодую Франческу сыграла Светлана Орличенко, а Роберта — Анатолий Ященко). Аде Роговцевой досталась изначально невыигрышная и неблагодарная роль 60-летней Франчески Джонсон, лишь комментирующей давние события. Хотя сама актриса никакого дискомфорта не чувствует и проникновенно читает затянувшиеся монологи о вещах, достаточно серьезных и жизненно важных. Единственное, что способно привлечь зрителей в резонных, но местами преувеличенно назидательных, речах Франчески о высокой любви, о человеческой памяти, о преданности и долге, так это искренность Роговцевой. Публика слушает и представляет, что это не ее героиня, а сама актриса испытала подобную лав-стори и делится опытом и мудростью с «грядущим поколением». Но, к сожалению, эти проблески не по- театральному настоящих чувств А. Н. Роговцевой все же не спасают и не оправдывают монотонного, местами с непростительными длиннотами, действия. О «вихре чувств» и стремительности событий, вместившихся в четыре дня жизни героев, лишь изредка заставляет вспомнить местами излишне развеселая музыка в стиле «кантри», создавшая, разумеется, исключительно иллюзию движения и единожды спровоцировавшая Франческу и Роберта на зажигательный танец. Под стать залихватским мелодиям на сцене появляется «слайд-шоу», время от времени раскрашивающее белые декорации проекциями фантастических картинок: зеленых полей, звездного неба, исписанных тетрадных листов, розового моста... А также слайды фоторабот Кинкейда (мужественные — с полей Второй мировой войны, художественные — со страниц «Нэшенэл Джиогрэфик» и довольно целомудренные — из спальни Франчески) любопытному зрителю тоже продемонстрируют (художник-постановщик Тарас Ткаченко, художник по свету — Татьяна Кислицкая, костюмы — Ирины Горшковой).
Но при всем обилии технических средств выразительности эту ажурную историю встречи «двух одиночеств», к сожалению, внятно рассказать так и не удалось. Несмотря на то, что актеры работают самоотверженно, но, видимо, не хватило режиссеру-Степанковой вдумчивой разработки образов, «многослойности» и разнообразия партитуры чувств, точных интонаций и движений. Обидно, что Екатерина Степанкова, словно по-школярски, пересказывает лишь сюжетную канву романа, без посягательств на попытку проанализировать природу таких хрупких, но в то же время бесконечно прочных чувств и связей, способных возникнуть между двумя людьми...
Финал спектакля обескураживает зрителей своим откровенным пребыванием за рамками основной истории. У автора Роберта Джеймса Уоллера саксофонист Джон Каммингс существует в пространстве своеобразного эпилога — постскриптума романа. Именно он своим рассказом логически завершает линию фотографа Роберта Кинкейда, о последних годах жизни которого Франческа мало знала. Но если в романе позволительны такие сюжетные построения, то сама природа театра исключает подобные ходы, и «Розовой мост» — наглядное тому подтверждение. Появление на сцене специально приглашенного на роль Джона Каммингса актера Владимира Заднепровского и саксофониста Геннадия Ивченко выглядят скорее как некий дивертисмент, своеобразный «бонус» для преданных зрителей, мужественно ожидающих финала. Справедливости ради следует заметить, что каждый из них — хорош. Возможно, обаяние таланта Заднепровского и виртуозная мелодия саксофониста Ивченко способны сгладить ощущение абсурдности их 15-минутного пребывания на сцене... Посетовать остается лишь на то, что Ада Роговцева и Театр драмы и комедии заслуживают большего и главное они вместе способны это «большее» полноценно воплотить, не лукавя со зрителями и не идя на компромиссы...
