— Клопа я съем! — утверждает этот высокий мужчина своим партнерам по сцене (репетиция «РеХуВиЛийЗоРа»).
Звучит «вкусно», не правда ли? — Валерий Легин очень любит шутить. Быть на сцене «вкусным», «со вкусом», «гурманом» — (продолжать можно в том же духе) — его «фирменный соус», под которым подаются роли-«блюда». На них не набросишься бесцеремонно руками — к ним прилагаются «приборы» — для каждой роли свои «ножички-лопаточки», которыми можно долго поглощать ее, ублажая душу и тело. Тут можно уподобиться герою Легина — Поццо (спектакль «В ожидании Годо»), нежно вгрызающемуся зубами в белое мясо куричьей ножки, вызывая спазматические стоны у зала. Я помню ЭТО.. Настоящий куриный запах заполняет первые ряды... Всеобщее внимание сосредоточено на Поццо, неторопливо выковыривающего языком застрявшее в зубной щели мясо. Нависшая над сценой тишина по мере обнажения косточки сменялась тяжкими вздохами обделенных чревоугодников.
Он много снимается в кино, ведущий актер Молодого театра, тесно сотрудничает с Экспериментальным, который работает в экзотической для всей территории СНГ драматургии театра абсурда. Тонкий, высокий, гибкий, заразительной живости собеседник. Два года назад Валерий Легин получил пектораль «за лучшую женскую роль» (Миссис Смит в «Лысой певице»), а теперь выдвигается в номинации «за лучшую мужскую роль» — Гамлета. Но главное, что притягивает к нему внимание, заставляет следить за его сценической деятельностью — отнюдь не роли, Легин — самый стильный актер украинской сцены. Лакомый кусочек для журналистов, однако в отношениях с прессой сдержан. Может быть, потому что рискованно откровенен на сцене. Его сценические персонажи наделены той степенью искренности, живой теплоты, которая из реальной жизни, как ни странно, постоянно куда-то исчезает.
Роковой для Молодого «Стойкий принц» и в нем — Легин-Фердинанд — застывший и жуткий в своем спокойствии король, будто в непробиваемом толстом панцире какого-то нечеловеческого, динозаврского хладнокровия. И лишь глаза, большие, влажные, блестящие глаза, жили на подчеркнуто- тощем, выбеленном гримом, лице — воплощении окостеневшей догмы, мертвой в своей оболочке, но прочно утвердившейся, вцементировавшейся в жизнь. Это было начало восьмидесятых. Спектаклю жить не дали. Крик, внутренняя боль, энергия актеров, вложенные в него, остались невысказанными.
Позднее эти чувства воскресли, словно Феникс, в роли Макмерфи («Полет над гнездом кукушки»). Как вспоминает актер, он очень любил эту роль. За ее «натянутый нерв» — борьба догмы и человека. Уж очень, видно, задела эта тема за живое.
В Макмерфи изначально заложено что-то неуправляемое. Зерно Вильгельма Теля, флибустьеров, не в романтическом их звучании, а в самом простом, примитивном, если угодно, как амеба, хромосомном начале жизни и свободы. Он оказывается как бы носителем генофонда всего человеческого, человечности, и структура этого «атома» неизменна. Та первая и последняя частица, альфа и омега, выживающая в самом прогнившем обществе, разлагающем и тело, и мозг, и дух — в сплошной, всеобщей психбольнице.
Здесь у Валерия Легина тоже был как бы «мундир-панцирь», но другой, нежели в «Стойком принце». Это была скорее спасительная капсула, способная сохранить в себе самое ценное. У Абольянинова («Зойкина квартира») — это «бронежилет» из молчаливости, замкнутости, отгороженности от хамства, мещанства «желтых ботинков»; у Поццо его властный, хладнокровный голос — это как витрина, то, что он представляет людям вместо себя. В любом случае в каждом образе мы найдем то нечто, как бы мы это не назвали, что скрывает истинный мир героя, его душу. В этом много от личностного мироощущения актера, может быть, даже подсознательного.
Перед актером в конце семидесятых открылась Киевская неопределенность. Порядок «системы» и хаос театрального мира, бесконечная «перетусовка» режиссеров по театрам.
Нетрудно догадаться теперь, откуда в его персонажах столько самостоятельности, почти болезненной индивидуальности, и как будто стального «внутреннего закона», бросающего вызов всем системам своей автономией. В этом смысле его герои — чертовски привлекательны их темными, скрытыми сторонами, оттого часто выглядят умными злодеями, и, во всяком случае, опасными типами.
Кто знает, о чем на самом деле думает рядовой Войцек («Войцек») — с неправдоподобным насмешливым энтузиазмом глядящий в глаза своему «старшему»? Никто не знает. Это-то и пугает. Войцек в общении с вышестоящими — воплощение статики. Словно боится малейшим жестом или взглядом выдать хоть какую-нибудь мысль. Но чем старательнее сдерживаются эмоции в общении с «верхами», тем сильнее они прорываются наружу в других сценах, например, с женой. Проявляются в широко распахнутых глазах с мятущимся взглядом, в неконтролирующих свою силу руках. Венчает эти высвободившиеся эмоции убийство.
Ощущение таково, что от героев Легина всего можно ожидать и в любую минуту. О ком мечтают томно полуприкрытые глаза миссис Смит Легина («Лысая певица»), если они почти не интересуются мужем? Тонкие пальцы как- то зловеще, по-хищному раздраженно скребут по бедру. А голос распевает сладостные, тягучие, как синтетика, и такие же неестественные слова.
Двойственность, многоликость героев, их одиночество. Они никогда не бывают опустошенными. Всегда у них в душе остается уголок, куда они могут укрыться от крушений ценностей, карьеры, от сердечных драм. Полного проигрыша быть не может. Слишком много рационализма. Разум — это очень важно для них. Вполне возможно, что именно он помогает так сдержанно, по-философски относиться к выигрышам и поражениям.
Голохвастов — философ? Нет, конечно. Изящный, иногда вальяжный, Голохвастов легко «порхает» между настороженными родственниками Прони. Он модный, раскованный, он другой — по отношению к этим людям. Его задача — казаться многообещающим.
Но даже в нем — такой себе, казалось бы, пустышке, есть глубокое уважение к другой личности (это то, что передается от актера к его персонажам. В них есть что-то рыцарское). В то время, когда кумушки невесты Прони наперебой чернили Голохвастова, он стоял молча, только напряженно поворачивая голову в стороны прыгающих и злорадствующих «юбок». Он покинет место своего позора легкой походкой, проигравший, но не побежденный, с едва заметной, насмешливой улыбкой (в этот раз скорее над своими мечтами). Кроме сарказма в ней будет столько отрешенности, горечи, которая не даст нам сделать из Голохвастова во всем виноватого негодяя.
Авантюристов, пройдох, тиранов Легина всегда хочется пожалеть, они никогда не несут закоренелой, пропащей негативности, не настраивают против себя. Даже наоборот, располагают.
Герои Легина по своей натуре — не героические. Они стремятся лишь сохранить собственное понятие о долге, как и понятие о чести — иногда комичное в своей чопорности, дотошности, но неотъемлемое от героев Легина. В этом стремлении отстоять даже малое, но важное для них возникают ситуации, требующие личных жертв. И они идут на это. Тогда со стороны может показаться, будто ими и впрямь свершается подвиг, хотя на самом деле для героев Легина нет ничего более естественного, чем в любых обстоятельствах оставаться собой.
Легин — Абольянинов («Зойкина квартира») — граф — с первых секунд появления на сцене резко отличается от остальных персонажей. Надменно откинутой головой, спокойной, максимум — чуть взволнованной речью (тогда как вокруг или зычно кричат или «тарахтят»), и его искусной, «бальной» манерой носить одежду.
Абольянинов держится среди гостей обособленно, принципиально не отождествляя себя с ними. Индивидуалист? Да. И максималист. Проявляя эти черты, он не раз поставит не только себя, но и окружающих в неловкие ситуации. Часто замыкаясь в молчании, обращенному к стенам, повернувшись спиной ко всем гостям, он выглядит безликим, неопределенного характера субъектом. Но в финале только Абольянинов останется с Зоей во время ее ареста. Безропотно, молчаливо сядет на пол, только яростно стиснув руками колени. Постепенно мышцы будут ослабевать, обмякать, словно под собственноручно наваленной тяжестью долга.
Поверхностный щеголь-Головхвастов вдруг удивляет нас своими сокровенными, искренними чувствами, умением чувствовать, во взгляде решительной и немного деспотичной миссис Смит странно бывает встретить промелькнувшее вскользь колебание, неуверенность; а когда у Городничего из «РеХуВиЛийЗоРа», являющего собой абсолютную, самоценную власть, как будто неодушевленного, всеподавляющего начала, воплощения агрессивной среды прикосновение к которой только подчиняет, ломает, когда у этого диктатора прорезаются любые очеловеченные нотки, становится понятно, что произошла сильнейшая катастрофа его сознания. Персонажи Легина контрастны, и все они отмечены индивидуальностью актера. И любят и ненавидят они всегда не только по- беккетовски, гоголевски, шексипировски, но и по-легински.
Последнее пополнение творчества актера — Гамлет в Молодом театре. Еще год назад трудно было представить, каким мог бы стать принц датский в исполнении Легина. Того и гляди, явился бы на ходулях — в Экспериментальном театре в последнее время увлекаются уличными спектаклями. Гамлет Легина — наш современник. Его лексика, манеры, интонации, стиль поведения с первых секунд говорят об этом. Также сразу ощущается внутренняя боль и загнанность этого человека. Легин не играет Гамлета мудрствующим философом, хотя какие-то глубинные вопросы бытия его волнуют. Самое дорогое, что у него осталось — это чувство долга, которое требует выполнить последние наставления отца. После встречи с призраком Гамлет начнет разворачиваться, словно пружина, освобождая себе путь. Он станет сильным и ловким мстителем, подчас циничным, ничуть не уступая в жесткости, расчетливости своим противникам.
Он не стремится переделать существующий мир и перед этим Гамлетом не встанет мучительно вопрос: «Быть или не быть?» Для него и так ясно — «быть» — значит оставаться самим собой. Восставая этот Гамлет рискует всем и по сути ничем — он и так обречен. И он знает это. Даже в случае победы на этом, расчерченном на квадратики пространстве, где навязаны условия жизни, в этом подслеповатом, затуманенном воздухе ему невозможно жить. Предрешенность очевидна. Он не хочет, органически не может принимать такую клетку жизни, где каждый квадратик — и тот продан, где сам человек, его сущность подавляются, деформируются, изымаются по необходимости также, как денежная бумажка. Этот Гамлет сильнее, здоровее живущих здесь, казалось, он больше пригоден к жизни, и тем более он не вписывается в окружающее устройство. Его бросок — это последний, неистовый прыжок окруженного зверя.
И снова герой Легина не может переступить через себя. Опять он борется за каждую живую клеточку своего организма. Макмерфи, Абольянинов, Гамлет... Что это — роли или строчки личной судьбы? Страницы?
СПРАВКА «Дня»
В 1975 году Валерий Легин закончил Киевский государственный институт театрального искусства им. К. Карпенко-Карого, актерский курс Н. Рушковского. До 1979 года работал в Могилеве, а затем в Минске с режиссером Ю. Мироненко, который был вынужден уехать из Киева, где на его спектакли навесили ярлык «антисоветские». Причем один из них — детская сказка. За спектакли «За все хорошее — смерть» Р. Ибрагимбекова, «Интервью в Буэнос-Айресе» Г. Боровика Легина до сих пор помнят и любят в Минске. Вернувшись в Киев, актер поступает в Молодой театр, где его занимают в первом спектакле театра — «С весной я к тебе возвращусь» О. Казанцева, затем «Стена» Ю. Щербакова, «Пригвожденные» В. Винниченко, «Игра замка Эльсинор» Р. Стратиева и других. С 1993-го сотрудничает с Киевским экспериментальным театром. Здесь он сыграл, в частности, в «В ожидании Годо» С. Беккета и «Лысой певице» Е. Ионеско.
Заслуженный артист Украины.
Снялся в фильмах «Для домашнего очага» режиссера В. Савченко, «В той области небес» И. Черницкого, «Осеннее убийство в Мюнхене» О. Янчука, в китайско-украинском проекте «Как закалялась сталь». Сейчас — у О. Попкова в многосерийном фильме «Оборотень» по заказу телеканала НТВ.
