Одним из самых ярких событий организованного Центром «ДАХ» фестиваля современного искусства ГОГОЛЬFEST стал приезд в Киев московского спектакля «Гоголь. Вечера».
Сегодня Гоголя в России ставят часто и охотно. Всякий уважающий себя российский театр просто таки обязан включить в свою афишу как минимум «Ревизора», самую играемую пьесу нашего земляка, который хоть и проходит по ведомству классиков русской литературы, но по духу все же является украинским писателем. Не забывают режиссеры и «Женитьбу», время от времени кто-то вспомнит и об «Игроках». Не обходят вниманием они и гоголевскую прозу, в постановке которой первенство принадлежит, конечно же, «Мертвым душам». Приспособились к российской сцене также «Шинель» и «Старосветские помещики». Что же касается «малороссийских» повестей Николая Васильевича, в частности, «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и особенно «Майской ночи», то здесь постановочную инициативу всегда брали на себя украинские театры, еще с царских времен накрепко привязанные к народным фольклорно-этнографическим формам сценического действа.
Поэтому, уже сам факт появления в Москве спектакля «Гоголь. Вечера», который, ко всему же, попал в десятку лучших московских премьер сезона, украинскому рецензенту и зрителю интересен вдвойне. Кроме того, что стихия традиционной украинской жизни разыгрывается российскими актерами, вдохновленными российским же режиссером Владимиром Панковым, последний еще и числится среди режиссеров-новаторов, пытающихся создать новый синтез музыки и драмы. «Майскую ночь», которую наши провинциальные театры наперебой играли в дурных традициях так называемого «шароварного театра», Панков, будучи еще по призванию и профессии актером и музыкантом, попытался представить в жанре «саундрамы», как сам он определяет свои музыкальные постановки.
Спектакль «Гоголь. Вечера» артисты и музыканты студии SounDrama играют на сцене Центра имени Мейерхольда, привечающего эксперименты и экспериментаторов. Однако прежде, чем выйти на сцену в стилизованных народных костюмах и спеть украинские народные песни, студийцы совершили экспедицию в Украину, где и собрали необходимый фольклор, одежду, музыкальные инструменты, реквизит. Да и послушать, как звучит украинская речь, тоже было не лишним. В спектакли не только поют, но местами даже и заговаривают «солов’їною мовою». Ведущий, начиная музыкальное действо с монотонного, слегка напевного чтения гоголевской прозы в духе заупокойной молитвы, переводит для московской публики иные украинские слова, словно для того, дабы та, вслед за нашим вторым президентом, прониклась мыслью, что Украина — не Россия.
Впрочем начавшееся после пролога дальнейшее действие в переводе и объяснении не нуждается. Парни, засев за столом чисто мужской компанией, конечно же, пьют «оковиту» и рассказывают всякие «побрехеньки», поглядывая в сторону собравшихся на противоположной стороне сцены компании девчат. Те же, в свою очередь, озадачены тем, как бы подъехать к парням, для чего запаслись огромной бутылкой горилки, которая наряду с салом стала неизменным атрибутом нашей ментальности и вырастающей из нее культуры. Что ж, как говаривал наш первый президент, «маємо те, що маємо».
Между тем, это обстоятельство не становится для режиссера и актеров поводом для того, чтобы «ломать хохла» в стиле анекдотов, которые гуляют о нас на просторах бывшего Союза. Из первой мизансцены сельских гуляний вырастет вся дальнейшая коллизия музыкального действа, в котором стилизованные народные песни и танцы исполняются не только под бандуру и лиру, но также сопровождаются игрой на ударных и классических струнных инструментах — скрипке и виолончели. Без них здесь не обойтись, поскольку режиссер помимо стихии фольклорной музыки включает в спектакль фрагменты «Майской ночи» Римского-Корсакова и «Времен года» Чайковского. Не менее важную роль в звуковой партитуре этой саундрамы играет также тишина и оттеняющее ее ночное бесчинство сверчков, которые озвучивают жизнь южного звездного неба, загадочно мерцающего над нашей головой тысячами огоньков. Очаровывающую многих поэтов атмосферу тихой украинской ночи режиссер тщательно воссоздает на сцене, чтобы в следующее мгновение взорвать ее хохотом разгулявшихся хуторянских парней и девчат.
Хоть иные московские критики и упрекнули Панкова в том, что в его спектакле, дескать, нет внутреннего сквозного действия, которое связывало бы воедино драматические и музыкальные эпизоды в один сюжет, мы это действие, эту коллизию здесь все же обнаружили. Внутренним стержнем спектакля стало извечное притяжение полов, которое привносит в него необходимое напряжение и связывает отдельные концертные номера в единую историю. Игра, флирт, откровенное и спрятанное под маской целомудрия соблазнение, сватовство и свадьба — какие только причудливые формы не обретает основной инстинкт, который движет этим миром!
Властвуя и в спектакле Панкова, неуемная энергия вожделения, как это ей и положено, укладывает попарно хлопцев и девчат прямо на авансцене. Правда, в «половых» мизансценах актеры остаются в рамках приличий, невинные забавы их персонажей не бьют по нашему либидо, а вызывают лишь добрую, понимающую улыбку. Здесь же, на «сеновале», Ганна (Алиса Эстрина) упрашивает Левка (Павел Акимкин) рассказать холодящую кровь историю об утопленнице, о ведьме-мачехе, и фольклорное действо с этого момента начинает обретать мистическое настроение, без которого Гоголя как следует и не сыграешь.
Как еще можно сыграть прозу Николая Васильевича, Владимир Панков должен показать в следующих спектаклях. Саундрама «Гоголь. Вечера» заявлена им лишь как первая часть будущего четырехчастного цикла по «хуторянским» повестям классика. Хотя создание этих своеобразных «Времен года» трудно не связать с приближающимся юбилеем писателя, которому, живи он в библейские времена, в 2009 исполнилось бы двести лет, Панков создал очень живой, совершено не «датский» спектакль. В чем могла бы убедиться и наша публика, найдись в стране меценаты, которые посчитают за честь привезти «Гоголь. Вечера» в Украину. Но в ЦиМ говорят, что пока к спектаклю проявил интерес лишь руководитель ДАХа Влад Троицкий, который тщетно пытался найти средства для его гастролей на родину писателя. Не от этого ли равнодушия Николай Васильевич, как и многие его и наши современники бежали из милых их сердцу украинских хуторов и городов?
