Хармсовская «Старуха» написана в 1939 году, то есть за три года до смерти автора. Это фантасмагория о полуголодном писателе, в доме которого появляется незнакомая старуха, которая неожиданно умирает, а интрига в том, чтобы благополучно избавиться от трупа. События происходят на грани сна и действительности, главный герой постоянно принимает одно за другое.
Абсурдистская эстетика произведения дает постановщикам свободу для интерпретаций. В украинских театрах в последние годы поставлено, по меньшей мере, четыре спектакля по мотивам «Старухи», которые отличаются между собой как по концепции, количеству задействованных актеров, так и по жанровым решениям.
Молодой режиссер Диана Айше представила музыкальный перформанс, в котором сочетаются элементы драматического театра и оперы. Участники Luna Ensemble сидят в глубине сцены, но их функция не сводится только к музыкальному сопровождению действа. Они время от времени бросают реплики, насмехаются над главным героем, смеются, выходят на передний план к публике и тому подобное. А кое-кто, как клавесинистка Юлия Ваш, вообще играет полноценную, хотя и эпизодическую роль Дамочки. И хорошо играет!
Музыку к спектаклю написал киевский композитор Максим Коломиец, точнее, он написал только похоронно-свадебный марш, а все остальное — это его обработки произведений классиков: аранжировка танца Sorocaba Дариуса Мийо, парафраз на тему арии Иоганна Себастьяна Баха, измененный до неузнаваемости фрагмент одной из сюит Иоганна Якоба Фробергера, что не случайно здесь звучит в крайне замедленном темпе, создавая эффект некоторой заторможенности всего действа.
Главного героя — Автора — играет Алексей Доричевский. Он рассказывает о своих приключениях и видениях, желаниях и страхах; голос его несмел, будто он все время сомневается и чего-то боится. Старуху и других персонажей играет тоже А.Доричевский. Ему удается создать полифонию типажей и характеров, заставив зрителя на какое-то мгновение поверить, что вместе с ним, боязливым интеллигентом-неудачником, на сцене пил водку также типичный «русский мужик» Сакердон Михайлович.
На первый взгляд, в этом спектакле ничто не напоминает о нашем тоталитарном прошлом — ни музыка, ни костюмы артистов, ни декорации (подвешенные к потолку стулья в сценографии Владимира Карашевского и Ольги Новиковой символизируют хаос, которого в СССР, как и секса, быть не могло). Советским символом, да и то очень условно, можно назвать, разве что, красные косынки, характерно повязанные (так когда-то изображали колхозниц или доярок советских ферм) на девичьих головах. Но спектакль именно о посттоталитарном сознании, его живучести. Этот постоянный страх, безнадежность и какая-то беспросветная, глухая невезучесть главного героя. Что бы он ни задумывал, ему ничего не удается осуществить. Хотя бы оказаться в одной комнате с красивой девушкой, которая не просто приняла приглашение прийти к нему домой, а даже выразила желание пить водку. То есть препятствия не внешне, они — внутри, в мозге, мыслях, мечтах. Бессмысленная фраза: «Картин не буде», которая на протяжении спектакля звучит несколько раз, ассоциируется с известным штампом «Кина не будет», что отсылает опять же к советскому кинематографу. И становится грустно, почти по-чеховски тоскливо...
