Лето — пора изобилия. Показывать красивые вещи и изящное искусство в ее разгар сложновато — не оценят, не заметят. А в Киеве, на Андреевком спуске, ныне как раз и появилось место, где все красиво и изящно. В галерее «Совиарт» открылась выставка «150 лет испанской фотографии».
Выставка подготовлена очень качественно: весь массив изображений разбит на три части-периода, крайне важных в том числе и для истории Пиренеев: 1839— 1900, 1900—1939, 1939—1999 годы. И как тут не поверить в исторический детерминизм! Крайне любопытны работы первого периода — от изобретения фотографии до конца XIX века, второй период, мятежное, грозовое и богатейшее как талантами, так и негодяями время — от начала века XX до окончания гражданской войны и прихода к власти генерала Франко — просто перенасыщен великолепными работами, а вот травоядное послевоенное время — чем ближе к нашим дням, тем более отдает пресным гламуром и скучным постмодерном. Все-таки эпоха определяет и образ свой собственный.
Сначала — нарядно, празднично, с любопытством. По многим работам заметно, как художники осваивают совершенно новую, революционную технологию, с детским восхищением фиксируя окружающий мир. Такое ощущение, что на этих калографиях и даггеротипах позируют все — цыганская семья, бригада железнодорожников, молодцеватые тореро, даже пейзажи, паровозы и акведуки — реальность открывает для себя фотографию как таковую и стремится подбочениться.
А потом, сразу и неуловимо, что-то меняется. Как будто возникает дистанция — и одновременно близость иного толка. Теперь уже фотография стремится подчинить себе окружающий мир, воссоздавать его по своему разумению. Наивные, до крайности театральные оттиски — «Саломея» Масана, 1920 — курчавая нагая прелестница с муляжом мужской головы на блюде, наивно до слез и в то же время с порывом веры; еще больший порыв — «В какой же части неба я тебя встречу!» (Жуан Виатоба, 1925) — старик и юная покойница, с формами. едва скрытыми гирляндами цветов, небеса — с другой стороны объектива — молчат. Столь же театральное, но уже комичное — «На тандеме» Пау Аудоарда (1905) — четверо лихих близнецов на длиннейшем велосипеде — даром что сфотографировано в студии, все равно ощущение, что мчатся куда-то со скоростью, не поддающейся восприятию... Главное же — в полные права, со всей своей магией, вступает крупный план: классический «Рыбак» Жосера Эскирола (1900) — суровый старик в остроконечной шапке, с трубкой в углу рта — один кадр — и вся жизнь здесь, в рамке, — магия работает безукоризненно.
Или вот — фото 1946 года — улица, невысокие темные дома, косые лучи, несколько прохожих, устремившихся к ним, все в обворожительной мягкой дымке — утро? вечер? — но оторваться просто невозможно. А вот и иные судьбы — Луис Эскобар, «Проститутки из Альто де ла Вилья» (1928) — три девицы на одной широченной постели, смеются и курят, одна с нескрываемо пышным бюстом, другая в весьма импозантном беретике, третья с килограммом косметики на лице, и все три колоритны восхитительно — куда там «Ночам Кабирии».
Почему-то очень запомнилась «Перевозка туриста в гамаке. Порт Креста» (Маркос Баеса, 1900). Два крепких мужика с палками из-под широких шляп сосредоточенно смотрят в камеру. На шесте держат гамак, причем с одной стороны гамака — небольшой балдахин (!), и вот во всей этой подвесной роскоши покоится сухопарый джентльмен в кепке, строгих очках и костюме с галстуком-бабочкой. За спиной троицы — мощеная крутая улочка среди типично испанских домиков... Смешно и абсолютно иррационально. И чем больше смотришь — тем яснее понимаешь, откуда в Испании взялся сюрреализм со всеми его причудами и гениальными безумцами — режиссером Бунюэлем и поэтом Лоркой.
Прекрасных работ на этой экспозиции — множество. Ликования франкистов и республиканцев, репортажи с мест боев и политические плакаты, уличные зарисовки, картинка из жизни неформалов-«окупас» (очевидно, испанский вариант сквоттеров — прикуривающая парочка — панк и скинхед, кто мальчик, кто девочка, не так уж важно), «Людоедская Галисия» (1988) — свиная туша рядом со старым телевизором. Но волшебство кадра, не просто фиксирующего, а порождающего реальность — сосредоточилось в простодушных довоенных оттисках.
Что, конечно, не значит, что не надо смотреть все остальное.