Творчество грузинского художника Нико Пиросмани (1862— 1918) — загадочное проявление таланта и оригинальности, искренности и детской непосредственности, проявление, материализовавшееся словно из ничего — так, как появляются из-под снега на солнечных склонах гор яркие цветы. Ведь автор не то что не получил художественного образования, но даже не имел, наверное, возможности более менее глубоко познакомиться с работами гениев прошлого, с творческими направлениями или произведениями своих известных европейских современников. Но несмотря на это, несмотря на свою загубленную, с точки зрения обывательского здравого смысла, жизнь, Пиросмани оставил своим землякам и человечеству блестящее наследие — свою нежную, чувствительную детскую душу, перенесенную на куски грязной клеенки. Тридцать пять картин Мастера (всего их известно 200) недавно выставлялись в Национальном художественном музее Украины, куда пришли посмотреть на них толпы и толпы киевлян.
Одной из изюминок Пиросмани является то, что он органично отождествляет себя с природой, а все вокруг — детей, ишаков, медведей, оленей, тучи на темном ночном небе, траву под ногами, своих земляков — считает близким и дружеским. А на мир Божий смотрит глазами своих добрых, кротких животных и детей. Только вот лица и глаза крестьянских детей почему-то получаются у него намного печальнее и строже, чем глаза коровы или маленького оленя, или доброго старого заезженного верблюда, на «лице» которого таинственно мерцает улыбка ангела. Поэтому встретившись с «Пасхальным ягненком», трагически обреченным на заклание, невольно вспоминаешь о том, что первобытные христиане изображали Иисуса Христа, безвинно пострадавшего за наши грехи, именно в образе ягненка. Наверное, это был ягненок с глазами, нарисованными Пиросмани. Он любил повторять: «Люблю животных — это друзья моего сердца» и, по-видимому, думал при этом, что звери относятся к нему лучше, чем люди.
Чрезвычайно интересны картины грузинского застолья — серьезные, сдержанные сотрапезники, иератические позы, достойные веселости уважаемых кахетинцев. В глаза бросается одна деталь — у каждого из них по-разному открыты уста. А знаете почему? Потому что все они поют — поют тем фантастическим полифоническим стилем, которым вот уже больше тысячи лет поют только грузины. Впервые мне повезло слушать это пение много лет тому назад в старинном кафедральном Сионском соборе Тбилиси — и полюбила его навсегда. (Кстати, ЮНЕСКО включает грузинское пение в так называемое нематериальное наследие мира.) Это действительно «одно из чудес мира», как говорили когда-то древние греки, восхищающее людей, независимо от их знания грузинской культуры или музыкальных вкусов. Слушая грузинские мужские хоры, всегда вспоминаешь Большой Кавказский хребет, снежные вершины гор, доступные только избранным; стремительные ущелья, селения Сванетии, где в огороде каждого двора стоит древняя защитная крепость, стройных строгих пожилых грузинок. И начинает казаться, что каждый певец этого хора стоит один на вершине и поет в небо что-то свое и неповторимое, а вместе получается — божественная гармония.
Одна из моих любимых картин Пиросмани — «Медведь и лунная ночь» — там воплощено столько любви ко всему вокруг, что рассказать об этой картине словами абсолютно невозможно — каждый должен ее посмотреть. А сколько поэзии, тайны и даже мистики в ночном «Кахетинском поезде»! Что это за люди едут в этом поезде под лунным светом, куда они едут? И чем так заинтересованы пассажиры, стоящие у окон вагонов, словно зрители в ложе театра? Вернутся ли они когда-нибудь к началу своего путешествия? Ведь в этой картине есть такая сюрреалистическая деталь — рельсы перед паровозом мы видим, но за последним вагоном — их уже нет. Это называется «сжечь за собой все мосты», уехать навсегда. Может, кое-кто подумает, что Мастер забыл нарисовать эти рельсы, но я в это не верю.
Еще один мой фаворит — «Лев и солнце», где изображен лев-аристократ — холеный, утонченный, с саблей под правой передней лапой, как подобает рыцарю. А какая поступь! Сравниться с ним могут разве что артисты балета. Это, очевидно, аллегория или герб — зашифрованный портрет какой-то очень высокой, похожей на льва, персоны; возможно, кого-то из древних героев Грузии. Многозначителен также символ безжалостной смерти в картине «Двуглавый орел» — черный тщеславный орел, только что убивший зверька и даже не собирающийся его есть. Это и есть убийство ради убийства. Сам Мастер сказал об этом так: «Орел — это царский орел, а заяц — это мы с вами».
Но какое бы живое существо ни изображал Художник — взрослых людей, детей, зверей и птиц, главное везде одно и то же — глаза. Даже когда Автор рисует профиль живого существа, он дает нам возможность видеть оба глаза — чтобы не потерять содержания и глубину.
Некоторые из представленных в музее картин, очевидно, автобиографические — они рассказывают о беспризорной жизни Пиросмани, об его одиночестве, отсутствии тепла, ласки. Убедительный пример этому для меня картина «Три оленя у источника». Это что-то вроде оленьей «святой семьи» — отец, мать и маленький беззащитный олененок, который ластится к матери. Гармония, тишина, взаимная любовь — замкнутый треугольник. Автор пережил это только в живописи.
А когда, в итоге, заставляешь себя отойти от картин Пиросмани и возвращаешься в зал начала экспозиции, то каким бедным, сухим и абстрактно-геометрическим кажется «Портрет Пиросмани», написанный известным, признанным всем земным шаром художником Пикассо!
