Закончились павильонные съемки телевизионного фильма «Кушать подано, или Осторожно, любовь», который канал «Интер» обещает показать зрителям к Новому году. В этой картине А. Лисовец является режиссером по работе с актерами. Съемки на ТВ — новое хобби Алексея Ивановича, который является известным режиссером Театра драмы и комедии на левом берегу Днепра. В начале нового сезона Лисовец познакомит публику с премьерой — своим «прочтением» «Ромео и Джульетты» Шекспира.
КИНО+ТВ
— Алексей Иванович, расскажите о телевизионном проекте, над которым работаете.
— В этом году «интеровцы» решили вместо традиционного мюзикла на праздники показать комедию, — рассказал А. Лисовец. — Съемки еще не завершены. Осенью работа продолжится, но уже на натуре. «Кушать подано, или Осторожно, любовь» — это адаптация популярной пьесы французского драматурга Марка Камолетти «Семейный ужин». Ее сделал «95 квартал» по заказу «Мелорамы». Снимает ленту Максим Паперник. Меня пригласили поработать с актерами. В картине снимаются популярные российские актеры: Александр Балуев, Мария Аронова, Александр Лыков, Юлия Рутберг и молодая, но талантливая актриса Ольга Красько. Она работает в московском театре «Табакерка», а недавно состоялся ее кинодебют в «Турецком гамбите». Я получил колоссальное удовольствие от совместной работы со всей командой, занятой в этом телепроекте. Никаких проблем и звездных капризов не было. Мне понравилось, что их «претензии» носят творческий, конструктивный и профессиональный характер.
Сотрудничество с Максимом Паперником считаю интересным. У этого режиссера большой опыт работы в эстрадном жанре (он снимал клипы, мюзиклы), а «Кушать подано...» — комедия положений, в которой нужна мотивация, и мой театральный опыт работы с актерами оказался полезным. Оператор картины — москвич Вячеслав Лазарев. Он снял резонансную комедию «1800 и выше», мюзикл «Три мушкетера» и др.
— Сегодня, если перефразировать слова классика, можно сказать, что самым важным для нас является ТВ. «Кушать подано...» — ваш первый телевизионный опыт? Что вам понравилось, а что нет на ТВ?
— Этот фильм можно назвать первым. Хотя своеобразная проба уже была. Несколько лет назад, в Одесском театре оперетты им. М. Водяного, я поставил спектакль и мне предложили сделать комедийный сериал для утреннего телеэфира на местной студии для Ирины Татарчук. Эта актриса запомнилась зрителям по популярной передаче «Джентльмен-шоу». Мой пилотный выпуск сериала понравился, но так как проект запускал канал «НТВ», а в ту пору произошла смена руководства, то многие передачи закрыли. Под «ножницы» попал и наш сериал. Нынешняя работа на «Интере» дала мне возможность попробовать свои силы в новой ипостаси. Хотя этот проект и является телепродуктом, но на самом деле это настоящее кино, работала полноценная съемочная группа. Впереди еще предстоит провести кастинг для актеров, которые сыграют роли второго плана, досъемка на натуре, а самое главное — монтаж фильма.
Поэтому говорить о ТВ, как масс-медийной структуре мне трудно, а сам кинопроцесс мне понравился. Хотя были сложности: порой приходилось находиться на площадке до четырех утра, а в девять вновь быть на съемках. В том, что все работали профессионально и четко — огромная заслуга Влада Ряшина (председатель правления «Интера»), Алексея Гончаренко ( генеральный продюсер «Мелорамы»), которые сумели подобрать хорошую команду. С Лешей мы давно знакомы. Много лет назад, в Театре им. Леси Украинки я поставил «Королевские игры», а Гончаренко играл в том резонансном спектакле. А теперь он реализовал себя на ТВ. Признаюсь, поработав в этом проекте я захотел и сам снять кино. Раньше я догадывался, но теперь убежден, что театр — это тоже самое кино, просто ты снимаешь все общим планом и статичной камерой. Ставить спектакли на сцене, в некоторой степени — даже посложнее будет, чем снимать картину. Ведь в кино есть разные планы, можно сделать несколько дублей и лишнее убрать при монтаже. А на сцене у тебя, допустим, девять человек. И для каждого нужно придумать действие, контрдействие и т. д. В кино, если важна оценка одного героя, то камерой укрупняется лицо героя или показывают детали, работающие на образ...
С Максом Паперником мы договорились делать вместе монтаж фильма. Я впервые с ним сотрудничаю и был приятно удивлен, как собран режиссер в работе, насколько он является творческой личностью, интеллигентный и глубокий человек.
«РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА» — ТРАГЕДИЯ ОБЫДЕННОСТИ
— ТВ можно назвать вашим новым увлечением, а театр был и остается главным в вашей жизни. Осенью начнется новый сезон в Театре драмы и комедии на левом берегу Днепра и вы презентуете премьеру — «Ромео и Джульетта». Почему из огромного шексприровского наследия вы выбрали именно эту трагедию?
— Я человек суеверный и не люблю говорить о том, что еще не реализовано. А мы с вами говорим сейчас о кино, которое выйдет на телеэкраны зимой и спектакле, который покажем в конце октября; параллельно я ставлю антрепризу по пьесе Андрея Курейчика «Исполнитель желаний» для Снежаны Егоровой и Владимира Горянского, т. е. мы нарушаем все правила...
Вы знаете, я всегда очень долго выбираю материал. Надо мной художественный руководитель нашего театра Э. Митницкий посмеивается, хотя Эдуард Маркович и сам тщательно выбирает пьесу для постановки и этот поиск может проходить не один год. Тут я похож на своего учителя. Возможно, мои сомнения в выборе материала связаны с тем, что режиссером я стал поздно, имея за плечами профессию инженера. Я понимаю, что любое слово, а спектакль — это мое режиссерское слово, не имеет права быть проходным. С годами все больше понимаешь, что нужно отвечать за свои слова и поступки, а за слова сказанные громко и во всеуслышанье — тем более. Ведь каждая пьеса имеет свои достоинства и недостатки, а хочется работать с самым лучшим драматическим материалом.
В моей жизни есть опыт постановки «Ромео и Джульетты» с хором Училища им. Р. Глиэра (руководитель коллектива Зоя Томсон). Это была театрально- музыкальная композиция, которую мы посвятили 10-летию Чернобыльской трагедии. Дети (от 6 до 13 лет) играли шекспировских персонажей и пели хоровые произведения. Их пение было подобно хору ангелов... Но то выступление было скорее политическо- культурологической акцией, призванной показать миру, что Украина после катастрофы на ЧАЭС не пропала. А теперь я хочу сделать попытку осмыслить шекспировскую пьесу на большой драматической сцене.
Как сделать, чтобы спектакль «Ромео и Джульетта» захватил современную публику? Чтобы зритель, зная сюжет, внимательно смотрел, сопереживал увиденному на сцене, а уходил из зала с ощущением, что он не просто побывал в театре, а прикоснулся к великому произведению. Я считаю, что любовь — чувство, на котором основана вся этика человеческих отношений: мораль, нравственность. Не случайно, что во всех религиях главный постулат: Бог — это любовь, истина, т. е. все замыкается на любви. Мой любимый писатель Ф. Достоевский, когда писал, что «красота спасет мир» — имел ввиду прежде всего любовь. Есть любовь абсолютная — матери к ребенку. А есть любовь между мужчиной и женщиной, между человеком и делом, которым он занимается. Это тоже любовные отношения и мне хотелось препарировать, хотя это слово не вполне точное, но так как я в прошлом инженер, то я хочу найти алгоритм применения этого понятия. Ведь есть люди, которые сами любят любить, а есть те, кто любит ненавидеть. К сожалению, наш мир несовершенен. Об этом я говорил в своем спектакле «Сильвия», отголоски этой темы есть и в «Корсиканке». Я пытаюсь поставить «Ромео и Джульетту» как трагедию обыденности, конечно, если мне удастся воплотить свой замысел на сцене, то у зрителя должно появиться ощущение, что никто не виноват, в произошедшей трагедии. Ведь синоним вражды Монтекки и Капулетти мы можем найти и в сегодняшней жизни: от склок коммунальных в разных семьях до ситуации в Палестине (когда евреи и арабы, живя на одном клочке земли не могут помирится, а истоки их многовековой вражды очень глубоки). Смерть главных шекспировских героев трагична, но она закономерна. У хорошего вина есть послевкусие и после моего спектакля у зрителей должно появиться послевкусие, досада: а почему так все завершилось, ведь герои любили и все могло быть совсем иначе.
— Эймунтаса Някрошюса и Роберта Стуруа считают лучшими режиссерами, которые сегодня ставят Шекспира. В этом году спектакли этих знаменитых постановщиков показывали в Киеве. Гастроли литовцев и грузин вызвали резонанс. Кто из легендарных режиссеров вам ближе?
— Я с огромным уважением отношусь и преклоняюсь перед этими двумя мастерами. На мой взгляд, Някрошюс в большей, а Стуруа в меньшей степени — режиссеры, которые придумали свой театральный язык. А я довольно критично к себе отношусь и считаю себя просто крепким режиссером, профессионально занимающимся театральным делом. Пока я свой режиссерский язык не придумал. Я режиссер этик. Для меня важно: о чемставить, а как, т. е. форма — отходит на второй план. В своих постановках я находки и цитаты коллег не использую, а ищу собственные решения.
Если не рассматривать Шекспира, как драматурга, написавшего историю про сегодня, то тогда вообще не стоит браться за его произведения. Есть режиссеры — любители головоломок. Например, Кай сидит во дворце у Снежной Королевы из одноименной сказки Андерсена и составляет из льдинок слово вечность, а приходит Герда и недоумевает: чем ты тут занимаешься? Я не люблю каев, которые складывают красивые слова из осколков предыдущих культурных эпох. Постмодерн хорош, но хорош тем, что имеет возможность своими словами говорить о сегодняшнем дне. Только такое искусство, на мой взгляд, имеет отношение к непосредственной живой человеческой реакции.
НА ЭКЗАМЕН — ОТ РЕАКТОРА
— Вы поступали в театральный уже будучи взрослым человеком. Как это происходило, помните?
— В театральный институт я поступал в чернобыльский 1986 год. Фактически от реактора приехал на экзамены. В ту пору я работал инженером в объединении «Южтепломонтаж». Я закончил Киевский политехнический институт и там организовал студенческий театр миниатюр. Но даже закончив вуз, продолжал ставить спектакли, мечтая стать профессиональным режиссером. Поэтому написал заявление на отпуск с 1 мая, а 26 апреля взорвался реактор на АЭС, и нас всех, кто подчинялся Министерству энергетики СССР, отправили на вахту в Чернобыль. Я работал разведчиком- дозиметристом в оперативной группе штаба ЮТЭМ. Когда через три недели меня сменили, тогда поехал поступать в Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого. Должен признаться, что экзамены я сдавал довольно посредственно, но, видно, чем-то все же приглянулся Эдуарду Марковичу Митницкому, набиравшего курс. Теперь я со смехом вспоминаю свой музыкальный номер (при сдаче экзамена по музыке и пластике нас почему-то заставили раздеться до плавок, а девчонки были в купальниках, и попросили изобразить этюд на заданную тему). Представьте себе картину: я — бородатый дядя, 26 лет от роду, стою в трусах, играю на аккордеоне и пою, а потом с серьезной миной начинаю плясать в присядку. Все экзаменаторы смеялись до колик, но меня приняли в институт...
Я доволен, что попал в класс Митницкого. Он человек творческий. У нас был сильный курс: Саша Балабан, Вадик Туганов, Юра Одинокий. Еще когда мы были студентам, Эдуард Маркович давал нам возможность ставить в театре. Например, на третьем курсе я поставил сказку «Деревянный король», и этот спектакль до сих пор остается в репертуаре «левобережцев». А в штат театра меня взяли в 1991 г. после «Игры и смерти» по Ромену Роллану. Сначала я работал режиссером по репертуару, а затем уже стал режиссером-постановщиком.
— Почему сегодня в украинском театре так мало ярких режиссерских работ?
— Сегодня мало открытий не только в украинском театре, но и в литературе, в живописи. Нам нужно понять: в чем наша особенность, не «советскость», а украинскость. И только тогда начнутся открытия в разных сферах. Чтобы этого добиться, нужно понять: кто мы, зачем живем, работаем и творим? Нам надо включаться в мировой контекст в своей украинской самобытности, а не общеславянской. Нам давно пора выйти из внутренней периферии. Хотя великий итальянский кинорежиссер Ф. Феллини говорил, что все мы из периферии и все лелеем в себе свой маленький городок. Но мы скорее — продолжаем вариться в местечковом «соку».
«ПРОСЧИТАТЬ УСПЕХ НЕЛЬЗЯ»
— Есть мнение, что национальные и академические театры — это архаика, а движение вперед могут дать экспериментальные студии, мобильные театральные коллективы. И вообще репертуарный театр доживает последние дни...
— Мне кажется, что слово архаика, по отношению к театру, некорректное определение. По своей сути, театр, архаичен и является прародиной многих искусств. Театр — это альфа и омега. Ни умереть, ни стать неким атавизмом, как ему не раз предрекали, он не может. Другое дело — организационная структура театра. Вот тут есть разные пути... С одной стороны, театр с постоянной труппой (академический, крепкий в профессиональном смысле — мастодонт) — сохраняет общетеатральную культуру. Поэтому такие коллективы являются столпами, и их нужно обязательно поддерживать. Хотя не секрет, что в репертуарном театре «кровь» меняется медленнее, любое обновление происходит с большими усилиями. Мы знаем, что некоторые актеры, проработав долгие-долгие годы в театре, становятся его частью, неким знаком, но все в коллективе прекрасно понимают, что, по сути, это уже балласт труппы... Я сам нахожусь на театральном «корабле» и придет время сам стану старым и может наступить момент, когда мои спектакли не будут интересными публике...
Худсоветы, которые собираются возродить по очередной театральной реформе, не панацея. Кто войдет в них? А если там заседают персонажи, с огромными заслугами, но их успехи уже являются историей, и теперь они будут решать судьбу коллег? Все это настолько субъективно... Я не очень верю в контрактную систему. Хорошо, если муниципалитет какого-то города заключит договор с руководителем и этот режиссер окажется талантлив. А если этот человек просто умеет производить хорошее впечатление на чиновников, которые не сильно разбираются в тонкостях театрального искусства, а их протеже будет ярок, но пуст? А ведь с ним подписан договор на пять лет и весь этот период пройдет впустую для коллектива? Если бы кто-то знал рецепты — как создавать великие произведения, то, наверное, формула успеха стала известной... Иногда в коллектив приглашают знаменитого драматурга, известного композитора, легендарного режиссера, играют лучшие актеры, а спектакль — пшик. А бывает наоборот: актеры и постановщик ругаются, скандалят в процессе работы, судьба палки в колеса вставляет, а выпускают спектакль и потрясенные зрители рыдают. В этом и есть прелесть театра, что просчитать успех нельзя и нужно всегда быть готовым к неожиданностям.
СПРАВКА «Дня»
Алексей Лисовец поставил без малого три десятка спектаклей на разных сценах Украины. 17 лет работает режиссером в Киевском государственном академическом театре драмы и комедии на левом берегу Днепра. Резонансными стали его спектакли: «Корсиканка», «Бесконечное путешествие», «Белый джаз Каролины Эшли», «Рогоносец», «Вечный муж», «Сильвия», «Пленник королевы», «Женские игры», «Королевские игры» (Театр им. Леси Украинки) и др.
