Популярный столичный режиссер, на спектакли которого зритель, как правило, ходит несколько раз, цитируя монологи героев и апеллируя к любимым сценическим трюкам, теперь совсем не «одинокий». В том смысле, что режиссер Юрий Одинокий из «свободного плавания» погрузился в постоянную, штатную работу, предложенную руководством Национального драматического театра им. Ивана Франко. Вскоре на этой сцене состоится его премьера «Свадьбы Фигаро», которую режиссер ставит по мотивам известной пьесы Бомарше.
— Сегодня продолжаются репетиции «Свадьбы Фигаро». Чем вас привлекает этот материал?
— В первую очередь своей театральностью, которую мы пытаемся перенести из ХVIII века в сегодняшний день. Кроме того, несмотря на то, что между современным зрителем и творчеством Бомарше — значительный временной промежуток, однако проблемы, которые автор ставит в своих комедиях, являются вечными, актуальными для любой страны. Мне довольно сложно окончательно определиться с жанром будущего спектакля. Наша «Свадьба Фигаро» — это своеобразный поток бытия, который может менять свою «жанровую амплитуду», становясь то фарсом, то трагедией, то комедией. Но, в свое время, изучая опыт К. Станиславского, я хорошо усвоил такую вещь: в комедии необходимо искать трагическое и, наоборот, — тогда этот поток бытия будет более полным. Поэтому в нашем спектакле будут и откровенно комические, и несколько трагические сцены. Мы используем сценическую версию Бомарше, а некоторые реплики спектакля еще и до сих пор дописываются; определенных сцен в драматическом произведении французского классика вообще нет, т.е. наш спектакль «выстраивается» по мотивам пьесы. Я предложил актерам свое видение текста, они сумели воспринять его, смотря на конфликт, персонажей, проблематику произведения довольно современно, но в то же время мы пытаемся, чтобы наша концепция не конфликтовала со взглядами Бомарше.
— Диапазон литературных источников, которые вы выбираете для постановки, довольно широк: Макиавелли, Гоголь, Достоевский, Сологуб, Пелевин, наконец Бомарше... Чем руководствуетесь, когда определяетесь с текстом или автором?
— Очень важно качество материала, который потенциально может стать текстовой основой будущей постановки, и, конечно, личные, так сказать, душевные вибрации. Если эти два фактора совпадают, появляется автор...
— Только ли эти два фактора побуждали появление в вашем творческом пространстве Виктора Пелевина? Не задействовано ли здесь желание почувствовать себя в контексте массовой культуры?
— Считаю, что качество его текстов не вызывает сомнений. Я очень люблю этого автора, знаю его и читаю. Начинал интересоваться Пелевиным еще до того, как популярные его произведения начали «массово» издаваться. Это были отдельные рассказы в интернете. Кроме того, не исключаю, что спектакль «Пять рассказов Пелевина» в этом смысле не последний. Думаю, что в определенное время еще обращусь к литературе этого писателя. Кстати, Виктор Пелевин дал мне согласие на сценическое воплощение своих произведений.
— Ныне вы работаете в штате Театра им. И. Франко, но довольно долгое время работали как «свободный художник». Какие плюсы и минусы «свободного плавания»?
— Если бы в нашей стране была лучше развита антреприза, то работать самостоятельно интереснее. Однако для этого надо менять наше законодательство. А в той театральной ситуации, которая сегодня существует в Украине, работать самостоятельно просто невыгодно. Режиссер не может ощущать себя свободно — не творчески или личностно (без этого вообще не будет существовать искусство), а именно социально...
— Известно, что несколько лет назад планировался ваш совместный проект с популярным актером Олегом Меньшиковым. Эта перспективная идея «сорвалась», но интересно, насколько российские мастера идут на подобные творческие контакты?
— Ныне сложилась довольно неприятная ситуация: идти на подобный контакт им мешают определенные творческие, социальные и национальные стереотипы. Они считают Киев театральной провинцией по отношению к Москве и пытаются убедить в этой, так сказать, вторичности и наших соотечественников. Именно в этом — корни нашего комплекса второсортности. Украинским мастерам необходимо осознавать свою самобытность, и я думаю, что со временем мы обязательно к этому придем. Мне лично интересно контактировать с талантливыми творческими людьми, и я не провожу каких-то территориальных или национальных границ: если такие люди появляются — или в Украине, или в России, или в Грузии, режиссер просто ощущает близость духа, мировоззрения с актерами. Самое важное — их творческая энергетика, эмоциональный заряд.
— Чего сегодня недостает украинской культуре и театру в частности?
— На мой взгляд, украинскому театру недостает именно законодательной базы. Я часто об этом говорю почти в каждом интервью, надеясь, что хотя бы через годы меня услышат. У нас нет закона, который бы поощрял предпринимателей, бизнесменов поддерживать культуру, быть спонсорами, меценатами. Ныне театры поставлены в ужасные условия. И если Национальный театр им. И. Франко еще может помочь себе, то театры в провинции — просто погибают. В этой ситуации говорить о какой-то национальной или культурной идее просто бессмысленно. Сегодня очень необходимо, чтобы государство предприняло шаг навстречу культуре.
— Т.е. в творческом аспекте у нас все хорошо, а проблемы только в политике?
— Понимаете, бытие формирует сознание. Если будут созданы благоприятные условия для формирования культуры, развития искусства, все будет хорошо. Творческий потенциал у нас всегда был довольно большим. Украина, слава Богу, и до сих пор богатая талантами...
— Критики нередко сравнивают ваши спектакли со сценическими произведениями Някрошуса и Виктюка — мастеров, которые давно заняли свою нишу в мировом театральном искусстве. Насколько вам как украинскому режиссеру сложно завоевать приверженность зрительской аудитории; можем ли мы употреблять понятие «бренд» в отношении театрального искусства, в частности, в Украине?
— Бренд сразу ассоциируется с выдающимися произведениями, значение которых может измеряться в денежном эквиваленте. Мне кажется, это понятие мы чаще применяем тогда, когда первичная цель продукта — завоевать популярность и хорошо продаваться. А если режиссер, работая над спектаклем, думает о таких вещах, кажется, есть что-то «неправильное» в его творчестве и сознании: его нельзя назвать свободным от социальных, культурных, творческих стереотипов... Такие спектакли уже не имеют ничего общего с искусством — они напоминают, скорее, PR-акцию, цель которой — продать товар. Искусство, в определенной степени, также продается, но рыночные отношения здесь не могут быть в приоритете — это мешает творческому человеку видеть тонкие материи, невидимые, неуловимые колебания мира. Я лично никогда не преследовал цель — быть популярным режиссером, я просто ставил спектакли, как говорится, «рождал их в муках», пытался никогда не обманывать зрителя. А брендовость превращает зрителя в потребителя, пытаясь любым способом продать продукт, кстати, далеко не всегда честно. Кроме того, бренд предусматривает какое- то тиражирование, повторяемость, а режиссер все же пытается каждый спектакль сделать новым и неповторимым.
— Как вы считаете, каким образом можно удержаться от тиражирования актерских штампов, чтобы каждый раз открывать любимцев зрителя вновь?
— Режиссер должен ставить себе такую цель, ведь в неповторяемости — актерская и режиссерская глубина. Актер и сам должен понимать, что он не должен прибегать к штампам: подобно человеческой душе, которая является безграничной, безграничным должно быть и творчество, которое должно увлекать и обогащать, а калькирование, или штампы, только сдерживают творческие потенции.
— Что касается популярности: вы не ощущаете определенного смущения, почти ежегодно поднимаясь на сцену для получения целого арсенала «Киевских пекторалей»?
— Не хочется кокетничать: получать премии — действительно очень приятно. Конечно, иногда хочется, так сказать, себя оправдать, мол, ты же столько усилий приложил, «рождая» тот или иной спектакль, отдал столько энергии, сил и т.д. И праздник проходит, и главной целью все равно остается — творить, искать в своей душе такую поэзию, которую раньше понять просто не мог...
