Аниш КАПУР — один из самых влиятельных скульпторов своего поколения. Уроженец индийского Мумбаи, он переехал в Британию в 18-летнем возрасте и последние 40 лет живет и работает в Лондоне.
Кроме многочисленных персональных выставок, художник создал грандиозные инсталляции для Турбинного зала лондонской галереи «Тейт Модерн» в рамках серии Unilever, а также для парижского Гран-Пале в рамках проекта «Монумента 2011». Его скульптуры для общественного пространства, среди которых зеркальные «Облачные ворота» в Миллениум парке в Чикаго и 10-метровое «Небесное зеркало», установленное в Рокфеллер-Центре, Нью-Йорк (2006), а также в Кенсингтонском парке Лондона (2010), сразу приобрели культовую популярность. Кроме того, в 2010 году в английском городе Мидлсбро была открыта скульптура «Теменос» — первая из серии гигантских работ, запланированных для установления в долине реки Тиз. Колоссальная абстрактная скульптура «Марсий» вдохновила известного композитора Арво Пярта на создание пьесы «Lamentate» (2003) для фортепиано с оркестром. Построенная по проекту Капура башня «Орбита» будет торжественно открыта в мае 2012 года во время Олимпийских игр в Лондоне и уже стала для британской столицы таким же знаковым сооружением, как и Эйфелева башня для Парижа.
Аниш Капур учился в художественном колледже Хорсни (Hornsey) и школе искусств Челси. Он быстро получил международное признание, представив Британию на Венецианской биеннале в 1990 году, где и был награжден призом Premio Duemila. В следующем году художник стал обладателем Премии Тернера — наиболее авторитетной арт-награды в Великобритании, а в 2011 году Аниш Капур отмечен международной премией японской императорской семьи Premium Imperiale в отрасли скульптуры.
В PinchukArtCentre представлены работы Капура из металла и цемента, макеты и чертежи его архитектурных и монументальных работ, а также его инсталляция «Выстрел в угол» — пушка, которая стреляет в стену зарядами из красного воска. Сейчас можно сказать, что эта экспозиция является одной из наиболее удачных за всю историю существования арт-центра Пинчука.
Во всех свои работах Капур так или иначе играет с пространством: превращает его в ловушку или в аттракцион, укрощает его, использует для провокаций и шуток. Его работы обманчиво просты: такими же простыми бывают, например, иероглифы, которые в действительности могут означать и конкретное слово, и целую религиозную или метафизическую категорию. Иероглифом пустоты у Капура является собственно сама пустота; впрочем, метафизика здесь воплощена в метафорах неуловимости и оптического мерцания: все те темно-лазурные впадины, которые словно глотают любые попытки измерения, параболические зеркала, где масштабы сходят с ума, а звуки живут отдельной жизнью, массивные пули с таким же неопределяемым цветом, неожиданно легко подвешены на стенах и являются в своей совокупности лучшим образным воплощением метафизики как вне-физической реальности, которая существует и не существует одновременно.
Аниш Капур не просто создает определенные формы, а отмечает отсутствие или присутствие как таковое. С определенных ракурсов невозможно понять, существует ли объект — полушарие, которое словно прорывает поверхность стены, или это только едва заметная тень на стене. Белый параллелепипед кажется геометрически понятным только на определенной дистанции: вблизи оказывается, что его грани вогнуты, деформированы, насколько — определить невозможно. 12 монументальных нагромождений «Между дерьмом и архитектурой» (2011), созданных благодаря полуавтоматическому технологическому процессу — саркастический жест в том же направлении. Прямоугольные формы, словно сотканные из колбасок цемента, чем-то напоминают священную лепнину на фронтонах индуистских и католических храмов, однако внутренняя полость, с ее острыми серыми сталактитами, совсем непривлекательна: наиболее интересно здесь отсутствие как сакрального, так и низкого.
Так же удивительно сочетание забавы и насилия присущее «Выстрелу в угол» (2008—2009): пневматическая пушка пронизывает интерьер зарядами из красного воска; сам процесс заряжания — массивный мужчина в серой форме заряжает пушку, ждет, из недр конструкции раздается высокий напряженный звук, а затем стрелок нажимает на спуск — это отдельный перформанс с ощущением опасности; гора красного воска у стены — словно холм из исполосованной плоти; брызги на стенах и на потолке так же несут ассоциацию с бойней. И в то же время здесь не менее силен комичный привкус.
Капур завороженный пространством и эту завороженность передает зрителям: собственно, ради этого рационального колдовства и стоит прийти на его выставку.
— Ваши работы несут в себе мощную механистическую составляющую, чтобы их создать, нужно знать физику и технику. Вы сами заботитесь о технической стороне инсталляций или привлекаете инженеров?
— Я хочу объяснить, что происходит на этой выставке. На втором этаже, например, расположена инсталляция «Между дерьмом и архитектурой» из бетона, произведенного машиной, запрограммированной на компьютере. Машина делала это сама по себе, как ее запрограммировали. Это одна из историй той практики, которой я занимался много лет: объекты, которые создают сами себя, без вмешательства художника.
— Почему у вас настолько заметен мотив пустоты?
— Пустота означает темноту, углубления, впадины, отсутствие. Это попытка сделать объект, которого в реальности не существует. И здесь я сталкиваюсь с проблемой: как сделать несуществующий объект? Когда вы имеете проблему в жизни, вы начинаете искать ответ, и я думаю, что искусство — это как раз о поиске ответов. Таким образом, можно разделить выставку на этом этаже на два типа объектов: первые — это пустота, темнота, вторые — это зеркальные объекты.
— А как вы пришли к зеркальным поверхностям, которые теперь являются вашей визитной карточкой в мире?
— Около 10 лет я делал пустые, темные пространства. Они были раскрашены темно-синим, это были работы о темноте. В 1990-х я открыл, что можно делать то же с зеркалами и занялся негативными зеркальными объектами. Они не просто расширяют пространство, отражая его, они еще и создают пространства, полные отражений. В целом, все эти объекты — о пространстве, это свободный диалог существования и несуществования.
— Но, по-видимому, самая популярная инсталляция — «Выстрел в угол».
— Как вы могли заметить на этой выставке, еще для меня очень важны цвета. Многие из моих произведений прорабатывают эту идею — цвет и пространство. Когда они вступают в диалог, то смешиваются друг с другом. Поэтому пушка определенным образом воплощает идею проекции цвета в пространство. Здесь можно вспомнить о старом клише современного рисования, когда художник бросает краску на полотно, чтобы был всплеск и таким образом появлялся образ. Это, определенным образом, история искусства как такая — от Гойи с его расстрелом революционеров до Джексона Поллока (абстракционист, который разливал краску по полотну. — Д.Д.). А здесь пушка к тому же стреляет в угол, который является основополагающим элементом архитектуры, и одновременно это что-то наподобие психосексуального диалога между пушкой и углом. Много слоев. И, конечно, это перформативное произведение. Многие из выставленных работ являются перформативными.
— И когда происходит перформанс, действие в зеркальных работах?
— Когда вы смотреть на них.
— Пушка стреляет темно-красным воском. Этот цвет имеется во многих ваших работах. Что он значит для вас?
— Я долгое время пытался получить цвет темноты. Красный более близок к темноте, поскольку тело внутри именно такое. Он намного темнее, опаснее, чем черный или синий.
— Почему именно воск?
— Он имеет именно те свойства, которые я искал. Это смесь воска и краски — следовательно, получается текстура, которая напоминает мясо и кровь. В конце выставки появится абсолютно иная картина, почти вся поверхность будет покрыта воском. После завершения все это будет собрано и повторно использовано.
— Чего вы в целом хотите добиться от пространства?
— Пространство — центральный принцип скульптуры. То, что мы живем в разных пространствах, является беспрекословным фактом. Наше тело перемещается, дрейфует во всех типах пространств. Это очень важно. В дополнение мы так же имеем ощущение внутреннего пространства. Я годами исследовал взаимодействие этого внутреннего, очень физического телесного пространства, и пространства мест, в которых мы проживаем наши жизни. Чтобы не занимать слишком много времени, повторю то, что уже говорил: чтобы делать новое искусство, вы должны создать новое пространство. Традиционное пространство картины — это поверхность полотна и то, что за ней. Мои работы с вогнутыми поверхностями — что-то совсем противоположное. Пространство этих работ присутствует где-то здесь, возле вас. Вы можете почти физически почувствовать его, когда приближаетесь к ним, вы можете оказаться внутри этих объектов, пытаясь сфокусироваться. Я считаю, что это новое пространство — пространство перед работами, которое активируется иным путем.
— Ваш наиболее знаменитый архитектурный проект — лондонская башня «Орбита». Скажите честно, вдохновлялись ли вы башней Татлина — великого художника-футуриста, который, кстати, родился здесь, в Киеве?
— Вся история строительства башен указывает на то, что они были симметричными структурами, поскольку таким образом поддерживали себя сами — это было обосновано инженерный. Я же хотел сделать асимметричную башню, которая, конечно, имеет референции к Татлину, поскольку асимметрия неотвратимо делает это. Но я думаю, что это все же более сложный вопрос — просто теперь не время и не место отвечать на него.
— Когда-то было сказано: если ты долго всматриваешься в бездну, то бездна начнет всматриваться в тебя. Почему вы так сосредоточены на пустоте, которая и является бездной?
— Такова природа человеческой действительности. Мы все имеем ощущение провала, темноты, того, что мы называем своим внутренним пространством, нам присущ определенный восторг от того, где все начинается и где все заканчивается. Работа художника — всматриваться в это темное пространство. Очень интересно, что в постфрейдистскую эпоху, после появления психоанализа, абстрактное искусство как раз и призывает вас всматриваться в подобные вещи, и психология тоже раскрывает тему углубления в себя.
— Ваши работы доставляют наслаждение, развлекают. С другой стороны, радикальные художники отказываются от развлечения, ведь такое удовольствие — часть потребления, а такие художники не хотят, чтобы их искусство потребляли. Вас не смущает, что ваши работы только развлекают, не заставляют зрителя задуматься?
— Мы уже говорили о пустоте, темноте, опасности. Несмотря на то, что объект имеет определенные эстетические свойства, я допускаю, что он опасен. Это совершенно противоположное тому, о чем говорите вы. Мы живем в мире многих разных объектов, и очень немногие из них реально опасны. А впрочем, думаю, здесь создается психологическая опасность — через игру, в которую вы втянуты через объект. В любом случае, красота не ассоциируется только исключительно с потребительством. Я понимаю подтекст вашего вопроса, но он шире, чем кажется. В мире ужасных разрушений, бедности, войн, нам надо иметь больше красоты, и я считаю, что мы ее творим вместе.
— Это ваша первая выставка в Восточной Европе. Есть ли у вас особое послание к украинцам?
— Я не очень забочусь о посланиях. Думаю, задача художника — определить себя в мире и открыть себя самого. Для меня большая честь быть здесь и я надеюсь, что ваша аудитория не только будет смотреть работы, а еще и почувствует их.
