Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Жить холодно

В Киев приезжает московский театр «Мастерская Петра Фоменко»
28 апреля, 2009 - 19:28
В «БЕСПРИДАННИЦЕ» АКТЕРЫ ИГРАЮТ ИСТОРИЮ БЕЗ ЛЮБВИ, БЕЗ ТОСКИ, БЕЗ ЖАЛОСТИ — ОЧЕНЬ СОВРЕМЕННО, ПО-ДЕЛОВОМУ СУХО И СДЕРЖАННО / ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО МАСТЕРСКОЙ П. ФОМЕНКО

Поставленной режиссером Петром Наумовичем Фоменко «Бесприданницей» Александра Островского, которая 29 и 30 апреля будет сыграна на сцене Русской драмы, чуть более года назад открылось новое помещение знаменитого московского театрального коллектива. До сей поры «фоменки», как любовно называют их театралы, ютились в бывшем кинотеатре «Киев». Теперь через дорогу у них появился новый дом — возвышающееся над Москвой-рекой современное здание из стекла и бетона, ставшее частью окружающих его строгих, бездушных бизнес-высоток «Москва-сити» (правда, внутри театра, к счастью, создана теплая, уютная домашняя атмосфера, без которой «фоменок» представить невозможно).

Кажется, что этот урбанистический, обдающий холодом расчетливого торгашества пейзаж современной Москвы сыграл не последнюю роль в выборе и трактовке знаменитой пьесы Островского. В академически строгом, сдержанном спектакле Петра Фоменко, лишенном той легкой, яркой театральности, которая подкупала в «Волках и овцах», пресловутое русское купечество, эти «новые русские» первой волны, очень напоминают современных «новых русских». Купцы, портреты которых щедро живописал в своих пьесах Островский, здесь не носят длинных бород, не пьют, потея, чай из самовара, не потешают публику тем контрастом огромного состояния и очень скромной культуры, который неизбежно возникает в процессе первичного накопления капитала. Нувориши из фоменковской «Бесприданницы» в меру образованны и с виду даже интеллигентны (здесь и цыгане отличаются хорошими манерами и вкусом, и, если уж поют романсы, то на стихи Мандельштама). Беда этих вцепившихся в жизнь мертвой хваткой бизнесменов, которые превращают русские города в «сити», — не в отсутствии хороших манер, коих можно набраться, разъезжая по парижам, а в том, что, служа Мамоне, ища во всем выгоды, пребывая в постоянных расчетах, забыли душу свою, и она вовсе захирела. И жизнь их, соответственно, сделалась пресной, серой и скучной — таковой она представляется живому, творческому человеку в подогнанных под евростандарты современных бизнес-офисах.

Лариса в исполнении Полины Агуреевой (актриса чуть более недели назад получила за эту работу «Золотую маску» в номинации «Лучшее исполнение женской роли») не вписывается в деловой мир нуворишей. Она, сохранив живую душу, наделена талантом жить ярко и жертвенно, она способна любить, тогда как Паратов (Илья Любимов) и иже с ними такой роскоши позволить себе не могут. Ибо, как известно, можно служить либо любви, либо Мамоне. А без любви, как следует из спектакля, человек становится пресным, пустым, неинтересным. Кажется, режиссер сознательно не отдал роль Паратова актеру, обладающему мощной харизмой; герой Любимова (особенно он проигрывает в глазах зрителя по сравнению Паратовым Никиты Михалкова) ничем особым не выделяется среди своей бизнес-тусовки.

Спектакль Петра Фоменко, который славится своей способностью выводить на сцену яркие, красивые, оригинальные женские образы (его театр славен, прежде всего, актрисами — той же Агуреевой, Галиной Тюниной, сестрами Кутеповыми), в какой-то мере, можно считать феминистским. Не в том негативном значении этого слова, за которым стоит глупая борьба женщин за равные права с мужчинами, а в смысле попытки защитить права самой женщины, ее природу жены и матери, ее предназначение нести в расчетливый мужской мир жертвенную любовь. Поэтому и Карандышев в исполнении известного публике по кино Евгения Цыганова не представляется здесь несчастным маленьким человеком, жертвой амбиций и спеси зажравшихся нуворишей. Он столь же несимпатичен, как и они, ибо тоже обуреваем мужскими амбициями первенства и обладания. Поэтому Ларису, хоть и питая к ней определенные чувства, он превращает, сам того не понимая, в орудие своего реванша над богатыми насмешниками. В сцене, где Карандышев накануне свадьбы с Огудаловой принимает у себя дома презирающих его купцов, режиссер даже обращается к театру теней, чтобы подчеркнуть его глупость, нелепость его притязаний на руку и сердце той, которая искала у него защиты, но сама стала его щитом в борьбе мужских амбиций.

Агуреева в финальном монологе сорвет со своей героини последние покровы светской дамы, роль которой ей через силу приходилось играть в том мире, где она была пусть и дорогим, но товаром (у актрисы, благодаря участию в моноспектакле «Июль» по пьесе Ивана Вырыпаева, есть опыт соприкосновения с психологией человека, ставшего преступником в своем стремлении к неограниченной свободе). Отчаяние ее героини не могло не привести к самоубийству, ибо Паратов не просто попрал ее любовь и запятнал ее репутацию — он разрушил ее веру в саму возможность выживания любви в прагматичном мире, где «жить холодно». Если холодно было уже во времена Островского, то что уже говорить о нашем времени, еще более остудившем человеческие сердца, которые стали биться исключительно ради самих себя.

Вадим ДЫШКАНТ, специально для «Дня», Москва
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ