Его очень трудно, почти невозможно (особенно тем, кто хорошо знал лично), представить себе «забронзовевшим», монументальным классиком. Еще труднее представить себе, что сегодня, 17 июня, мы отмечаем уже 100-летний (!) юбилей автора повестей «В окопах Сталинграда», «В родном городе», «Кира Георгиевна», «Записки зеваки», «Маленькая печальная повесть», выдающегося писателя и прекрасного человека, жившего по законам чести, благородства и красоты. Киевлянина, всю жизнь любившего и досконально знавшего свой родной город, — Виктора Платоновича Некрасова.
Виктор Платонович был из разряда тех редкостных людей, над которыми никогда не имела власти трезвая рассудительность, этот предвестник старости (возраст тут не имеет значения). Он на всю жизнь запомнил напутствие матери, Зинаиды Николаевны, самой близкой души и мудрого, истинного друга: «Прошу тебя, никогда не будь благоразумным!». Именно так и жил. Так и творил: его писательскую интонацию — сплав доверия (к читателям, людям вообще) и скромного, естественного мужества — не спутаешь ни с какой другой. Творил по законам искусства слова (хотя, как и у каждого художника, у Некрасова есть вещи воистину значимые, а есть и менее удачные), а не по соблазнительным законам благоразумия.
В знаменитой повести «В окопах Сталинграда» нет не только ни одного (Виктор Платонович иногда даже с гордостью подчеркивал это) генерала, ни одного политработника — исключительно солдаты и окопные офицеры. Более того, в этом произведении, удостоенном в 1947 году Сталинской премии 2-й степени, практически нет самого Вождя всех народов. Точнее, он присутствует там, но как именно автор подает этот Самый Главный Образ! Читаем: «У Валеги и Седых (первый — ординарец Некрасова в Сталинграде, второй — солдат, — И. С.), в их углу окопа, даже портрет Сталина и две открытки: Одесский оперный театр и репродукция репинских «Запорожцев». Контекст, в который помещен этот «моментальный снимок» Некрасова, впечатляет — автор действительно ходил по лезвию ножа! А в другой раз имя Сталина вмонтировано на страницах повести в текст листовки Гитлера о том, что Сталинград, город Сталина, должен пасть. И это — все о Вожде! Воистину, несмотря на то, что «корифей всех наук» (и всех литератур), исходя из собственных сложных политических соображений, лично внес фамилию Некрасова в список лауреатов премии своего имени, Виктор Платонович оказался крайне «неблагодарным». И благоразумия не намерен был проявлять и впредь.
Убедительнейшим подтверждением тому стала повесть «В родном городе» (1954), ныне, к сожалению, несколько призабытая. А между тем, как всегда у Некрасова, ненавидевшего ложный пафос и фальшь, находим «колючую», жестокую, неприглаженную правду о том, что ожидало воинов-победителей, вернувшихся после страшной войны домой. Главный герой, Николай Митясов, как и автор, капитан, окопный инженер и сапер, приходит с фронта дважды раненым, с перебитой рукой. К физической боли добавляется и крайняя житейская, бытовая неустроенность: у Митясова нет вещей, нет семьи, нет квартиры, он спит на чужом продавленном диване в огромной «коммуналке», «подлежит переосвидетельствованию через каждые шесть месяцев» (это он-то, инвалид, как будто у него или у других раненых на войне вырастет за это время рука или нога!). И все же Митясов знает, на чью сторону встать в назревающем конфликте благородства и подлости: когда в Строительном институте, где он учится, декан одного из факультетов, Чекмень, волевым решением увольняет (фактически выбрасывает на улицу) заслуженного профессора только за то, что старик «жил в Киеве при немцах», наш герой (и автор, стоящий за ним!) не выдерживает и дает декану звонкую пощечину. Характерно, что, влепляя эту пощечину, Митясов испытал такую же острую боль, как при былом ранении. Видим автора...
Некрасов вступил в партию в 1943 году, в Сталинграде, в разгар боев. И был исключен из нее в 1973-м, после десяти лет травли, унижений, заслушиваний персонального дела. Идеологические «овчарки» той эпохи, которую сейчас кое-кто очень хотел бы представить чуть ли не в благостных тонах, ничего не простили европейски знаменитому писателю, припомнили ему все: и небольшую, но блестяще написанную повесть «Кира Георгиевна» (1959), одно из первых опубликованных в советской печати произведений о лагерных сталинских узниках, о том, как они возвращались домой (вышла еще раньше «Ивана Денисовича» Солженицына); и честные, без подобострастия и лжепатриотического чванства («Не надо глотать аршин. Надо быть самим собой» — говорил Некрасов), путевые очерки об Италии, США, Франции (Хрущев высказался публично о них так: «Некрасов, да не тот... Я знаю только одного Некрасова-поэта, а об этом и слышать не хочу!», а «Известия» опубликовали грубый, издевательский фельетон Мэлора Стуруа «Турист с тросточкой»); и подписи под коллективными протестами против русификации, преследования украинского языка и культуры («Как это так? Русский писатель — и поддерживает украинских буржуазных националистов?!» — между прочим, заметим, читатель, что в повести «В окопах Сталинграда» украинский язык, вложенный в уста солдата Лазаренко, начинает звучать с первой же страницы); и, наконец, не простили Некрасову его борьбу за то, чтобы был спасен Бабий Яр и чтобы весь мир узнал о том, что там происходило.
Сначала писатель ужаснулся оттого, что Бабий Яр фактически превращался в свалку. И предотвратил это. Потом в этом месте прорвались грунтовые воды, Бабий Яр решено было смыть и построить на костях сотен тысяч жертв нацистов — стадион. Некрасов после долгой борьбы не допустил этого. И стал бороться за то, чтобы был поставлен памятник. 29 сентября 1966 года, когда исполнилось 25 лет со дня расстрела, собралось огромное количество людей (тогда с блестящей речью, вызвавшей мощный общественный резонанс, выступил Иван Михайлович Дзюба). В своей речи Виктор Платонович призвал не только поставить памятник на месте трагедии, но и исключить впредь все формы межнациональной ненависти, нетерпимости и национальной исключительности. Только это может предотвратить повторение чего-либо подобного в будущем. Это говорил антифашист и интернационалист не на словах, а «во всю глубину» своей души, человек, дважды тяжело раненый на войне (только уже в эмиграции, в парижской больнице, после операции, был, спустя почти 40 лет, извлечен последний осколок, полученный им на фронте...). Но партийные и прочие «компетентные» органы развернули новую кампанию травли. Некрасова обвинили в том, что он «организовал массовое сионистское сборище». Это издевательство продолжалось не один год.
А 17 января 1974 года в киевской квартире писателя, в Пассаже (сейчас там установлена мемориальная доска), был произведен погромный обыск. Он длился без перерыва сорок два часа. В протоколе обыска, составленном КГБ, содержится 60 страниц с перечислением изъятых материалов. Забрали почти все книги, журналы, фотоаппарат, пишущую машинку, все рукописи, альбомы живописи (не забудем: Некрасов — архитектор по образованию), журналы «Экспресс» и «Пари-матч», альбом фотографий помпейских фресок, магнитофон и многое, многое другое. Всего набралось семь огромных мешков. Все это унесли с собой «чекисты» (вели себя они отменно вежливо, спрашивали, не нуждается ли Виктор Платонович в чем-либо: ведь не 37-й год на дворе!). А потом шесть дней, с утра до вечера, 63-летний фронтовик-писатель был у следователей на допросах. Там ему было заявлено, что он из «окопов Сталинграда» перебрался в окопы врагов, стал на сторону буржуазного Запада.
Его буквально выдавливали из страны, топтали честь и достоинство выдающегося мастера современной русской литературы, чья жизнь, талант, мечты и страдания были неразрывно связаны с Украиной, с Киевом (тема «Киев Виктора Некрасова» еще ждет своих благодарных исследователей; сейчас же можем отослать читателя к некрасовским «Запискам зеваки», начатым еще в нашей столице, а завершенным во Франции в 1975 году: вся историческая часть Киева — от Софии до нынешней улицы Саксаганского- предстает ярко, освещенная нетленным светом авторской любви, предстает так, как рассказывают о чем-то самом главном в жизни...). И вот — развязка: 12 сентября 1974 года самолет унес Виктора Платоновича Некрасова в «дальние европейские дали» (в Швейцарию, затем в Париж). В Украину он больше не вернулся. Оставалось 13 лет жизни в эмиграции. Когда писателя спрашивали, каково ему живется во Франции, ответ был примерно таким: «Я искал свободу и обрел ее, но очень скучаю по дому, по друзьям, по читателям, по всему родному».
Виктор Некрасов, ушедший из жизни 3 сентября 1987 года (он застал начало горбачевской Перестройки) после тяжелой болезни, рака легких, похоронен на кладбище Сен-Женевьев-дю-Буа близ Парижа. В его путевых заметках «По обе стороны океана» (1962), там, где речь идет о пребывании в США, есть знаменательные слова: «Да, прежде всего будь самим собой, а потом уж проповедником. Впрочем, быть самим собой — не есть ли это лучшая проповедь?». Сказано с афористической точностью (громких, пустых фраз Некрасов, как мы помним, всегда избегал). Это был девиз жизни свободного человека. Для которого «быть самим собой» означало — не предавать, хранить дружбу (ее Виктор Платонович считал величайшей духовной ценностью), никогда не унижать слабых и не унижаться перед сильными — никогда. И не продаваться — ни за доллары, ни за рубли, ни за гривны или евро.
