История, с которой я хочу начать эти заметки, стала почти хрестоматийной, о ней, в частности, упоминает в своих мемуарах Н. С. Хрущев. Он пишет, что в Киеве был такой деятель медицины Медведь, и в тридцать восьмом году, когда на партийном собрании он был едва не оговорен как «враг народа», его спасла лишь остроумная отповедь. А дело обстояло так. Лев Иванович Медведь, молодой заместитель наркома здравоохранения УССР, исполнявший фактически обязанности наркома, поскольку царила вакханалия арестов ответственных работников, присутствовал на партийно-хозяйственном активе. Над ним действительно нависла гроза: бывший нарком здравоохранения С. Канторович, переведенный в Москву, был там недавно арестован, а Л. Медведь считался его выдвиженцем. И вот в разгаре заседания выступает радетельница за чистоту партийных рядов Н. и заявляет с трибуны: среди нас находится вражеский прихвостень и пособник Медведь. Он, конечно, пытается маскироваться, но я это по глазам вижу, и ему не удастся скрыть свое вредительское нутро.
В зале наступила тишина. Подобным образом Н. оклеветала уже не одного честного человека. Медведь трижды посылает в президиум записки с просьбой предоставить ему слово и, наконец, прорывается к сцене. Совершенно спокойным невозмутимым тоном он поддерживает призыв решительно разоблачать врагов. А что касается выступавшей недавно по поводу моей персоны гражданки Н., продолжает он в напряженном молчании, я с полной ответственностью утверждаю, что она пр-ка и б- дь. Я, конечно, со свечой в ее комнате не стоял, но по глазам вижу… Актив взорвался гомерическим хохотом, и при выходе, по окончании заседания, Медведя не задержали.
Впрочем, с работы его сняли, последовали вызовы на допросы. На одном из них Лев Иванович парировал следователю, требовавшему разъяснить, почему он допустил рост инфекционных заболеваний, замечанием — да вы же держите график вверх ногами, на самом деле это снижение. В общем, его оставили в покое. Медведю удалось завершить учебу в медицинском институте (хотя у недавнего замнаркома было высшее фармацевтическое образование, он мечтал получить и врачебный диплом, а работу в Наркомздраве совмещал со студенчеством), а затем поступить в аспирантуру при Институте гигиены труда. Тема его исследований — определение токсических свойств сельскохозяйственных ядохимикатов ртутной природы, которые тогда лишь начинали применяться. Какой-то безошибочной интуицией новичок в науке чувствует, что тут нащупано очень важное направление, а предыдущая выучка в химико-фармацевтическом институте позволяет уверенно проводить тончайшие лабораторные эксперименты.
КАК ЛЕВКО СТАЛ ЛЬВОМ
Село Черная Гребля, ныне Бершадского района на Винничине, небольшая речка Удич, бескрайние поля. Здесь, в хате с земляными полами, в небогатой крестьянской семье Ивана Васильевича Медведя, недавнего солдата на русско-японской войне, в том далеком июне и родился маленький Левко. Собственно, в детстве и юности его звали именно так, да и сам он, говоривший преимущественно по-украински, предпочитал в общении это имя. Но однажды, при получении паспорта, ему отрезали — будешь не Левко, а Лев.
Пас коров, трудился с мамой на панских буряковых плантациях, окончив начальную школу, стал подручным слесаря, а затем слесарем на сахарном заводе в Красноселках. Слыл грамотным подростком, рано приохотился к чтению, ведь старший брат, за воинские заслуги отца принятый в педагогическое училище, стал сельским учителем, и книги в доме были в почете. Революцию принял всем сердцем, и в семнадцать, юным комсомольцем, его избрали секретарем сельского совета. А в 1923 году Левка направляют на подготовительные курсы при организованном в Виннице химико-фармакологическом институте, и вскоре он становится студентом. Живой, активный, доброжелательный характер, природные находчивость и ум как-то сразу выделяют его. Сохранилась фотография участников съезда пролетстуда — основного студенческого объединения тех времен в Москве. Среди его делегатов и совсем юный Медведь.
Но вот первый в его восхождении институт окончен. Медведь руководит аптекоуправлением, а затем горздравотделом в Виннице и одновременно читает лекции во вновь организованном в «сахарной столице» при его активном содействии медицинском институте. Наверное, он мог бы стать в этих стенах самым молодым его доцентом или профессором, однако Медведя командируют в Жмеринку заведующим агитмассовым отделом райкома. А затем, очевидно, к счастью для общества, партийная его карьера прерывается, и вновь следует медицинское назначение — Льву Ивановичу поручают возглавить Днепровский водздравотдел. Ему еще нет и тридцати, и как раз тогда возникает мысль — нужно обязательно окончить медицинский институт. Ведь нельзя быть главврачом великой реки, не будучи, по сути, доктором.
И опять служебный поворот. Л. Медведь назначен заведующим Киевским облздравотделом, причем область тогда была куда больше, чем ныне. Как раз в этот период, в середине тридцатых годов, по всей стране обретает поддержку замечательная инициатива здравоохранения Киевщины — создать в селах колхозные родильные дома.
— Произошло это, в сущности, по почину молодой фельдшера-акушерки в селе Сербо-Слободка на нынешней Житомирщине комсомолки Надежды Ковальчук, организовавшей тут хату-родильню, — вспоминал Лев Иванович. — Я приехал познакомиться с начинанием. Все было оборудовано по последнему слову науки. Но Ковальчук держалась настороженно, и я вдруг понял: она опасается, что родильню закроют, ведь существовали районные роддома. А между тем, это была замечательная находка, подспорье материнству на селе. Она получила распространение, в том числе и с моей легкой руки…
ВОЕННЫЙ МАРШРУТ
...Июнь сорок первого года. И тут перед Л. Медведем, лишь несколько недель назад назначенным директором 1-го медицинского института в Киеве (в ЦК партии нашлась умная голова!), вдруг разверзается новая, воистину героическая страда…
На Киев падают бомбы, более тысячи студентов и сотрудников медицинского института уходят на фронт. Первокурсники день и ночь роют окопы у Ирпеня, а Медведь, под началом которого теперь находится объединенный столичный медицинский институт, как никто другой, отчетливо осознает: чтобы спасти вуз прежде всего как кузницу врачебных кадров для нужд кровопролитной войны с фашизмом, надо организовать его эвакуацию. Легко сказать — организовать. И все-таки Лев Иванович добывает несколько железнодорожных вагонов для основного оборудования кафедр и некоторого числа наиболее почтенных преподавателей. Чудом проскочив бомбежки, эшелон прибывает в Харьков. А основная колонна студентов и профессоров в середине июля покидает Киев пешком. В этих рядах, в частности, и знаменитый анатом Михаил Сергеевич Спиров. Единственный его груз — мешок с анатомическими препаратами.
В августе в Харькове возобновляются занятия и даже начинает работать ученый совет, происходит первый ускоренный выпуск военврачей. Но обстановка на фронтах все сложнее, предстоит двигаться дальше. Директор, ни с кем не советуясь, избирает такой точкой отсчета Челябинск. В первую очередь потому, что в этом уральском городе нет медицинского института. В Челябинск направляются гонцы Киевского медицинского, и секретарь обкома партии Николай Семенович Патоличев обещает киевлянам всяческую поддержку.
Собственно, эта беспримерная эпопея нового многокилометрового броска, поразительно быстрого налаживания учебы, обеспечения быта, питания, да и просто одежды для сотен людей, добравшихся до северных широт в летних платьицах, изорвавшихся костюмах и легкой изношенной обуви — отдельная повесть. Душа этого генератора жизни — опять-таки неутомимый Лев Иванович. В сорок втором и сорок третьем когорты выпускников уходят в действующую армию. Среди этого поколения был, например, и Андрей Ромоданов — в будущем блистательный хирург, Герой Социалистического Труда, чье имя сегодня носит институт нейрохирургии. В начале сорок четвертого Киевский медицинский разворачивает работу в освобожденном родном городе. Оставив вместе с тем и Челябинску полноценного собрата.
ПЕРВЫЙ МИНИСТР
Защитив, наконец, диссертацию по токсикологии ядохимикатов, Медведь, руководя восстановлением клиник и кафедр института, в большинстве своем дотла разграбленных и разрушенных, открывает и специальную лабораторию по изучению этих веществ в составе кафедры гигиены труда. Как бы набрасывая и чертеж своего будущего. Впрочем, он вернется в чисто научную атмосферу лишь спустя годы. Ибо в условиях послевоенной разрухи сама жизнь выдвигает перед этим Платоном Кречетом современности (а драматург А. Корнейчук вылепил образ своего знаменитого доктора именно из черт Л. Медведя) новый страстный общественный вызов: в 1947 году Лев Иванович назначается первым министром здравоохранения УССР. Он проработает в этой должности более пяти лет, по сути, заложив фундаментальные основы нынешней украинской медицинской системы.
Как раз он подписал от имени Украины устав Всемирной организации здравоохранения. Пожалуй, стоит напомнить о знаменитом разговоре между Элеонорой Рузвельт и Львом Медведем, возможно, в стенах ООН в дни его пребывания здесь в составе украинской делегации. Видимо, Л. Медведь вызвал у выдающейся деятельницы США симпатию, и она рассказала ему об инциденте в Крыму, во время посещения Южного берега в 1945 году. Элеонора Рузвельт угостила нескольких ребятишек конфетами, но некие «доброхоты в штатском» практически у нее на глазах эти сладости отобрали.
Собеседница ожидала от украинского дипломата должной оценки случившегося, и тут Лев Иванович снова проявил свое искусство легкого ответа.
— Скажите, госпожа Рузвельт, а есть ли в Америке дураки? — спросил он.
— О, конечно, сколько угодно!
— Вот и у нас они есть, — заключил он, и визави рассмеялась.
«Как я выжил, будем знать только мы с тобой», — эта строфа, пожалуй может быть отнесена и к пребыванию Л. Медведя в многотрудной министерской должности в сталинскую эпоху. Но благодаря ему выжило и здравоохранение. Однако в 1952 году его довольно неожиданно «освободили от работы». Причин было несколько: в высших партийных кругах министр не поддакивал, а оставался в спорах независимой личностью. Да еще воспрепятствовал разжиганию на Украине «дела врачей».
ФОРПОСТ ТОКСИКОЛОГИИ
Несколько месяцев для него не находилось в Киеве поста: вакансии, как ответствовали Льву Ивановичу, имеются только на периферии. Ему сорок семь лет… Наконец Медведя назначают директором Института гигиены труда и профессиональных заболеваний — того самого, где проходил его научный старт. В здании бывшей частной клиники по ул. Чкалова, где скончался после покушения Столыпин, Лев Иванович разворачивает принципиально новый плацдарм медицины труда, направленный и в промышленность, и в сельское хозяйство. Такой спектр не случаен — будучи министром, Медведь, занимаясь самым неотложным в здравоохранении, составил, как бы для себя, и каталог «болевых точек», также требующих пусть и не скоропомощного, однако просвещенного государственного внимания. В индустрии речь шла о смягчении отрицательного влияния на здоровье рабочих неблагоприятных условий труда в горячих цехах, на шахтах и рудниках, а также при электросварке, на полях — гигиенической оптимизации новых сельскохозяйственных машин и одновременно регламентации использования гербицидов. Ибо пестицидный бум в мире уже начался. Вместе с тем «зеленая революция» (и Лев Иванович, возможно, предвидел это проницательнее всех) сулила и горькие плоды.
Что же, и эти годы — новый роман о жизни. Но смело охватывая проницательным видением действительно авангардные позиции профилактической медицины применительно к сфере промышленной техники как таковой, Лев Иванович все более сосредотачивается на самом остром и насущном, пусть внешне и потаенном в регистрах научных основ гигиенической профилактики — предупредительному противостоянию отрицательным сторонам химической экспансии и, прежде всего, планетарному наступлению пестицидов. Так, еще в рамках Института гигиены труда начинает работать Всесоюзный комитет по гигиенической регламентации ядохимикатов. А в 1964 году по инициативе Льва Ивановича в Киеве организуется не имеющее мировых прецедентов учреждение высочайшего научного класса — Институт гигиены и токсикологии пестицидов, полимеров и пластических масс, на этот раз всесоюзного масштаба. В 1969 году Л. Медведя избирают действительным членом АМН СССР.
КНИГА ОБ УЧИТЕЛЕ
…Живописное Голосеево, откуда гитлеровцы рвались к сердцу Украины. В институтских корпусах на улице Героев обороны, сооруженных целиком по планам Льва Ивановича, с научным предвидением сегодняшнего дня, он проработал восемнадцать лет. Теперь форпост современной токсикологии носит его имя. А уровень экспертных возможностей совершенно другой.
Готовясь к вековому юбилею учителя, ближайшие ученики Льва Ивановича академики Юрий Кундиев и Исаак Трахтенберг решили: лучшим венком ему должна стать книга воспоминаний. Идея была превосходной, но, думалось, это — неподъемная ноша. Ведь людей, хорошо знавших Медведя, казалось бы, осталось так мало. И вдруг выяснилось — у Льва Ивановича есть верные поклонники. На просьбу воссоздать моменты встреч с ним откликнулось более шестидесяти его современников. На днях мемуары о человеке, так и не успевшем написать их, увидели свет. И мальчик из безвестной Черной Гребли шагнул в новый век.
