— Многие ностальгируют по прошлому, а вы?
— Скажу то, что многим в Украине не понравится. Я по национальности ингрежец. У нас в Грузии 33 народности. Если мы разделимся, то от нас ничего не останется. Мы должны быть вместе. Общаться, развивать не только экономические и культурные связи, а жить одной семьей, при этом чтить национальные традиции и обычаи. Для меня Белоруссия, Россия и Украина — дети одной матери. От семейного «развода» никто не выиграл и никому лучше не стало. В Грузии после развала СССР вообще несколько лет полыхала гражданская война. Практически в каждую семью пришли беда и горе. Но с другой стороны, система начудила много дел. Она насквозь прогнила. С перестройкой подул свежий ветер перемен. Казалось — вот еще один рывок, и мы увидим свет в туннеле. Увы, во многом произошла подмена. Партаппаратчики и комсомольские работники стали демократами, бизнесменами. Одни лозунги заменили другими. Под шумок разрушили массу хорошего. Практически образование и медицина стали платными. Большинство людей живут за чертой бедности. Заработная плата не выплачивается месяцами. Идем к каменному веку? Вместо денег — натуральный обмен. Раньше мы гордились СССР — считались самой читающей страной. Теперь никого не волнует, ходят ли дети в школу. Мы все черствеем душой, проходим мимо страждущих. На нищих и бастующих практически не обращаем внимания.
Сегодня и общество разделилось. Такое количество партий появилось в наших странах, что обычному человеку даже трудно разобраться, кто есть кто и чем принципиально они отличаются друг от друга. Я считаю, что многие политики заболели «синдромом Наполеона», каждый хочет урвать побольше «кусок пирога». А власть — это деньги! Меня страшат две крайности: махровый национализм и фашизм. Нельзя допустить их приход к власти. Пора научиться делать выводы из исторического опыта наших дедов и прадедов. Так жить, как сегодня, мне не нравится!
— Зураб Лаврентьевич, коснулся ли вас лично экономический кризис?
— Все невзгоды, выпадающие на долю моей страны, непосредственно касаются и меня. Вы знаете, я в последние четыре года на месте не сижу. Объездил с концертами все крупные российские города. Чем дальше от Москвы, тем проще и беднее живут люди. Но какая жажда к музыке, искусству! В Большом театре зарплату часто задерживают. Да и платят копейки. Мне же нужно кормить семью. За несколько концертов в Италии, Испании, Норвегии, Португалии, США или Японии я существенно поправляю свой бюджет. Вот только большую часть сбережений «съел» черный понедельник, 17 августа 1998 года. Обидно, но не страшно! Сколько раз нас обманывало государство? Займы, обмены денег, инфляции... Казалось, пора становиться мудрее, но я, как и большинство, делаю неправильный выбор. Бизнес губителен для творчества. Нужен для этого специальный талант, а я могу лишь петь.
— Заграница умеет ценить таланты. Желание эмигрировать появлялось?
— Уехать навсегда, даже в самые тяжелые минуты, не думал. Это словно вырвать дерево с корнем. У меня сотня родственников в Грузии, России. Я прекрасно знаком с Западом. В его манящих огнях парадных фасадов есть и грязные краски. Живут по принципу: «Человек человеку — волк». Без близких, родных и друзей я не понимаю жизни. В 1980 году пел «Отелло» в 17 спектаклях. Мне предлагали фантастический контракт, но «на верху» рассудили иначе и запретили поездку. Придумали «железный аргумент». Назвали моего импресарио агентом ЦРУ. Чушь, стопроцентная! Тогдашний министр культуры СССР тов. Демичев песочил меня, метал громы и молнии. После этого случая я долгое время стал вообще «не выездным». Морально пробовали сломить, но не на того напали. Окунулся в работу. Поставил задачу ни при каких обстоятельствах не показывать, как больно они меня ранили.
— Какова, на ваш взгляд, роль интеллигенции в нынешних условиях?
— Интеллигенции — как единого монолита, отдельного класса в странах бывшего Советского Союза не существует. Часть — сумела пойти на компромисс и неплохо кормится возле властных структур. Другая — продолжает быть в оппозиции. У нас подменяются понятия грамотности и высокой культурности. Во все времена интеллигенция была камертоном, совестью нации. И, вместе с тем, она практически никогда не могла найти общий знаменатель по самым животрепещущим вопросам. Настоящий интеллигент не честолюбив и не амбициозен, это — чистый и светлый человек. Их не много. Например, академики Дмитрий Лихачев и Андрей Сахаров. Идти нужно за ними.
— Вы выступаете в самых разных залах мира. Где вы чувствуете себя по-настоящему комфортно?
— С 1974 года в моей трудовой книжке одна и та же запись: «Солист Большого театра». Именно на этой сцене родились многие арии, оставшиеся в моем репертуаре на долгие годы. Сейчас строится новое помещение, а старое здание Большого театра будут реконструировать. В каждом зале — своя акустика. Но, пожалуй, лучшая в мире — филармония в Осоко (Япония). Она не радиофицирована: количество мест может трансформироваться от 500 до 5000 и голос там звучит просто замечательно. По своей натуре я человек непривередливый. От администрации прошу только теплую гримерку и не беспокоить до выступления.
— Нынче в моде дуэты оперных и эстрадных исполнителей. Вы тоже планировали провести эксперимент с Ларисой Долиной, но...
— Это предполагался быть гимн Детских и юношеских олимпийских игр, которые проходили в июле прошлого года в Москве. Предложение исходило с моей стороны. Прослушав массу записей российских поп-исполнителей, я остался недоволен их вокальными возможностями. Они петь без фонограммы не могут! Поэтому позвонил Алле Пугачевой, но она отказалась, сославшись на простуду. Вторым номером шла Лариса Долина. Мы репетировали, но в ответственный момент я сам заболел, и ей пришлось петь одной. На Западе действительно нередки случаи совместных выступлений оперных и эстрадных исполнителей: Кабалье — Меркьюри, Паваротти — Каррерас — Доминго — Стинг, Паваротти — Дион. Подобные номера привлекают публику и если делаются со вкусом, то я только «за».
— Для певца голос — самое большое богатство. Вы столько лет находитесь в прекрасной творческой форме, скрываются ли за этим персональные секреты?
— Разговоры о таланте, данном свыше, считаю красивой легендой. Нужно ежедневно трудиться. Итальянцы хорошо говорят: «До 40 лет голос Бог дает, но если потом ты не научился технике, то он его отнимет». Никаких особых секретов у меня нет.
— Ваш график выступлений расписан на несколько лет вперед. А если вдруг заболеваете? Приходится платить неустойки?
— В начале моей карьеры у меня был один импресарио, а сейчас несколько. Они ведут переговоры, учитывая мои пожелания. В случае болезни вызываю врача, и он ставит диагноз в письменной форме. Его заверяет нотариус, и тогда «больничный листок» становится важным документом. Неустойки платят, если начинаются капризы, а я не истеричная барышня, привык выполнять свои обязательства.
— Когда ввели контрактную систему, многие примы и премьеры высказали свое негативное отношение к новшеству. Вы тоже были не в восторге?
— Поймите меня правильно. Я не ретроград. Сама по себе контрактная система хороша. Она признана во многих театрах мира. Лет 20 назад, на общих собраниях коллектива, мы боролись за ее внедрение. Ввели. И ничего хорошего не получилось. Под шумок администрация расправилась с неугодными. Массу артистов, несмотря на звания и заслуги, выбросили «за борт». Теперь оказалось, что выгоднее иметь своих, чем приглашать гастролеров. За маленькие гонорары мастера оперной сцены не соглашаются работать. И это правильно. Каждый знает себе цену. «Ла Скала» может себе позволить выступление того же Лучано Паваротти лишь один раз в десять лет! И это при том, что театр муниципальный, ему финансово помогает футбольный стадион. Кроме контракта нужно делать гибкий график под каждого артиста. Нас ведь приглашают на 5-6 спектаклей. Это один раз в месяц, а дальше — сиди жди! Репертуар часто меняют, а мы не пожарная команда, есть и свои индивидуальные планы.
— В зависимости от того, кто стоит за дирижерским пультом, на 50% определяется успех или провал спектакля. Кто из дирижеров произвел на вас сильное впечатление?
— Мои «капризы» как раз из-за них. Я с ними «дерусь»! (Смеется!) Пока мы не найдем общих взглядов на исполняемое произведение, то к зрителям я не выхожу. Великим дирижером считаю Юти Норманди (Филадельфийский оркестр). Он был последний из могикан!
— Остался ли футбол вашей страстью?
— В молодости я неплохо играл, был дублером тбилисского «Динамо». После травмы пришлось повесить бутсы на гвоздь. Уже давно перешел в разряд болельщиков, но очень активных. Мне просмотр хорошего матча дает бодрость.
— У вас взрослые дети. Чем они занимаются?
— Мои дочери достаточно далеки от искусства. Одна стала преподавателем испанского языка в университете, а другая на НТВ — режиссер программы «Русский век». Обе закончили музыкальную школу. Неплохо разбираются в искусстве, но как истинные любители, а не профессионалы.
