— Роман Марьянович, кто из классиков литературы, по вашему мнению, ныне актуален? К кому нужно возвращаться прежде всего?
— Ныне исполняется 200 лет со дня рождения Маркияна Шашкевича. К сожалению, на этот юбилей почти не обращают внимания, хотя короткая 32-летняя жизнь Шашкевича была настоящим подвигом. Известно, что он был современником Тараса Шевченко, главной фигурой «Руської трійці». Но немногие знают, что именно он спас наш язык от «латинского» пути. В то время у этой идеи было много сторонников, которые утверждали, что, избрав латынь, мы якобы станем ближе к Европе. Шашкевич уверял, что это не так, утверждал, что кириллица нам «Богом дана», то есть она не привнесена извне, а создана в процессе культурного становления украинской нации. К тому же, говорил он, если бы Галичина пошла «латинским» путем, то оторвалась бы от «материковой» украинской литературы и культуры.
В то время как служба в храмах проходила или на польском языке, или на латыни, именно Маркиян Шашкевич первым произнес проповедь в соборе Святого Юра на украинском языке.
Этим его заслуги не исчерпываются. Помимо прочего, он — автор первого украинского сонета и первой украинской книги для чтения.
Однако умер Шашкевич почти никому неизвестным, потеряв зрение и слух, не оставив после себя ни портрета, ни фотографии.
Позднее Иван Франко сформировался именно на том фундаменте, который заложил Маркиян Шашкевич как поэт и переводчик (в частности, «Слова о полку Ігоревім»), и назвал его скромное по объему творчество революционным. Только тот факт, что памятники Шашкевичу стоят в Риме, в Канаде, что в Перемышле гимназия носит его имя — уже о чем-то свидетельствует.
К сожалению, 200-летний юбилей Шашкевича у нас «провис». У юбиляра не будет даже полного собрания своих произведений, которых не так много. Парадоксально, но в 80-х годах прошлого века 175-летие со дня рождения Шашкевича отмечалось с большим размахом. Была реконструирована его родовая усадьба в Подлесье на Золочевщине, установлен памятник во Львове, прошли литературные вечера в Киеве, Львове, Бережанах, Москве и Минске.
— Почему же теперь его обходят вниманием, как думаете?
— Наше общество и общественные институты привыкли жить по указаниям «сверху». Все ожидают Указа. Господа, за это дело должна взяться интеллигенция и священники!
В селе Нестаничи Радеховского района, где Шашкевич в свое время жил и служил священником, люди собственноручно создают музей. Правда, помещение, в котором он жил, не уцелело, но сохранилась одна из церквей, которая помнит Шашкевича. Кстати, в селе Новоселки, где он умер, по хатам, едва ли не всей Галичины, кроме икон, висели три портрета: Шевченко, Франко и Шашкевича. Это не просто декоративный культ, это благодарность человеку, который отстоял нас перед агрессивной экспансией иностранцев. Актуальность Шашкевича сегодня — не примитивно декларативная, а политическая. Так же, как во времена Шашкевича, сегодня в Украине закрывают украинские школы. Так же, как в ХІХ веке, нам говорят: «Этот язык вам не нужен». Декларируют проевропейскую ориентацию, а во что она должна воплотиться, не уточняют. В позапрошлом веке к этому тоже призывали. Но Шашкевич ориентировался, прежде всего, на Шевченко, на национальную культуру. Собственно, в Шашкевиче, Богдане-Игоре Антоныче, Святославе Гординском мы видим колоссальный пример того, как, храня в себе дух места рождения, мыслью, делом, усилием и всем творчеством необходимо «вливаться» в широчайшее пространство общеукраинской культуры.
Возможно, сегодняшняя экспансия имеет менее угрожающие масштабы (наконец, у нас есть собственное государство), но, так или иначе, опасность существует. Так давайте защитим Маркияна Шашкевича, тогда и он защитит нас!
«ПРОЦЕСС ВОЗВРАЩЕНИЯ К ЗАБЫТЫМ ИМЕНАМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ, НО НЕДОСТАЕТ ОБЩЕЙ КООРДИНАЦИИ»
— Роман Марьянович, не кажется ли вам, что существует связь между этим наступлением, о котором говорите, и тем, что такие личности, как Маркиян Шашкевич, не были полноценно возвращены в национальное интеллектуальное обращение? Кто должен был об этом позаботиться и почему не позаботился?
— Не могу сказать, что этим вовсе не проникаются. В течение последних лет было сделано немало. Если проследить поэтическую линию, то увидим, что в наше литературное обращение вернулись, например, Богдан Лепкий, Олег Ольжич, Евгений Маланюк. Здесь стоит отдать должное литературоведу Владимиру Панченко, который вместе со своими единомышленниками сделал колоссальное дело, заговорив о Евгении Маланюке и Владимире Винниченко.
То есть процесс возвращения забытых имен сегодня продолжается. Проблема в другом — в отсутствии общей координации.
Недавно в издательстве «Світло і тінь» появилась книга «Світи Святослава Гординського». На презентацию издания приехали две дочери Гординского (п. Лада и п. Лариса). Одна из них живет во Франции, вторая — в США. Они передали Украине архив своего отца. Это колоссальное богатство удивительного человека, который, кроме поэтического, переводческого, художественного наследия (Святослав Гординский расписал 56 украинских церквей!), оставил после себя сотни статей о своих современниках — художниках, архитекторах, скульпторах. Несмотря на это, столетний юбилей со дня рождения Гординского состоялся, можно сказать, формально. Чья в том вина? Частично — интеллигенции, потому что мы не смогли сформировать к художнику со стороны властных структур надлежащего отношения. Поэтому когда мы говорим о двухсотлетнем юбилее Шашкевича, то прежде всего стоит искать способ правильной координации усилий. Возможно, выход — в создании общественного комитета. Но он, так или иначе, будет нуждаться в поддержке и со стороны государства, и со стороны граждан, и со стороны средств массовой информации, которые, как правило, остаются в стороне от подобных событий.
Если бы государство проводило умную культурную политику, то благодаря прошлогоднему юбилею Богдана-Игоря Антоныча мы бы засветили в европейском пространстве Украину. Кстати, наши возможности были бы значительно убедительнее, если бы нам удалось привлечь дипломатов. Посмотрите, как, скажем, наши друзья-поляки создавали и создали в Кременце столицу поэтического мира Юлиуша Словацкого. К сожалению, мы не можем подобным образом почтить память упомянутых уже Богдана Лепкого и Богдана-Игоря Антоныча, Уляны Кравченко. Ведь официальные факторы не работают.
Тем временем приближается 200-летие со дня рождения Тараса Шевченко. Готов ли кто-либо издать хотя бы путеводители по зарубежным мемориальным местам, связанным с Шевченко? Кто в последнее время бывал в казахстанском Новопетровске, который ныне называется Форт-Шевченко, где поэт семь лет отбывал ссылку? В свое время я предлагал «окультурить» это место, но мое предложение не внесли ни в один реестр.
Словом, традицию глубинного почитания родной культуры и личностей, которые ее творили, мы утратили.
ЕСТЕСТВЕННЫЙ КОНТУР ВОЗВРАЩАЕТСЯ
— Только что мы говорили об отдельных личностях, а если попробовать оценить уровень реставрации украинского мира в целом?
— Работы, конечно, непочатый край. Но начну с конкретики.
Сейчас продолжается восстановление церкви Святого Духа, которая помнит Шашкевича и других участников «Руської трійці», с которой связана деятельность митрополита Андрея Шептицкого и патриарха Осипа Слепого. История этой церкви — непростая. Первый удар ей нанесла немецкая бомба в 1939 году, а добила — советская власть в 50-е годы прошлого века. На ее месте сделали теннисный корт.
Безусловно, важно работать над обустройством писательских усадеб. Например, усадьба Шашкевича восстановлена с нуля. И дети, вырастая, ходят мимо нее, ощущают, будто она стоит там вечно. Возвращается естественный контур, возвращается своеобразная атмосфера. В то же время усадьба Ивана Франко в Нагуевичах, которая горела несколько раз, восстановлена с учетом экспонирования произведений писателя, проведения литературных встреч, и тому подобное.
Я мечтаю о том, чтобы были восстановлены дворцы, усадьбы, замки. Они являются достоянием противоречивой, часто больной истории, и не только украинской, а одновременно нескольких культур.
Еще один аспект реставрации украинского пространства — это маленькие местечки. Волынские Афины — Кременец, подольские Афины — Бережаны. Эти культурно-духовные центры требуют колоссальных усилий — интеллектуальных, организационных, физических — от каждого жителя.
«Реставрация» Украины — это сложный, но благодарный процесс, потому что материальное восстановление означает восстановление духовное.
Сегодня я смотрю на Лавру, на Золотые Ворота и вспоминаю свои первые впечатления от той разрухи, которую я увидел на этих местах, когда приехал в Киев молодым литератором в начале 60-х годов. С другой стороны, я страдаю, наблюдая, как в Киеве — городе с неповторимым характером, своей пейзажной, архитектурной преемственностью, своими контурами и профилями — строят бетонные кукурузные кочаны сатанинских масштабов...
— А что скажете о Львове? Некоторые львовяне достаточно скептически и даже язвительно отзываются о нынешней культурной атмосфере города.
— В большой степени в современном Львове господствует распыленность, пассивность, люди разуверены, разбежались по разным углам, некоторые замкнулись в себе, а тот, кто приходит к власти, преимущественно занят своими собственными интересами. Ныне, когда условия, казалось бы, значительно лучшие, чем несколько десятилетий назад, у нас, с одной стороны, сознательное сопротивление определенных сил, которые не хотят украинского возрождения, с другой — апатия среди творческих людей, а со стороны многих власти предержащих — равнодушие. Я не распространяю это утверждение на всех львовских руководителей, но меня тревожит примитивное видение европейскости нашего города, которая якобы должна исчерпываться барами, пивом, «мармолядою» или «чоколядою». Особенно резко я выступаю против позиционирования Львова как города батяров, потому что батяры — это карманные воры, мелкие хулиганы с собственным фольклором и сленгом. Да, у них был свой микромир, но теперь кому-то хочется распространить его на весь Львов. Но когда мы смотрим «Трехгрошовую оперу», то не считаем, что созданный Брехтом образ олицетворяет весь Берлин. Многокультурность Львова — это гармония разнонациональных составляющих частей. Среди которых украинский — сердцевинный...
AD FONTЕS
— В прошлом году вы открывали библиотеку имени Богдана-Игоря Антоныча в Греции. Как она чувствует себя сегодня?
— Теперь она имеет символический характер. Это лишь отдельные книжные стеллажи, но люди к ним идут. В частности, в начале марта там открылась выставка художника Евгения Безниска, посвященная Шевченко. Заинтересованность со стороны украинцев, которые живут в Греции, эта библиотека, безусловно, вызывает.
Что же касается моих личных впечатлений, то для меня Греция стала большим открытием. Особенно в смысле того, как современные люди сосуществуют с руинами древнего мира. У меня возникло такое ощущение, что эти колонны, капители, камни излучают что-то словно недочитанное. Хочется все это в воображении сложить, увидеть улицы древних городов, «встретить» тогдашних людей. Для меня как для поэта в Греции было несколько интересов. Во-первых, античная культура — ведь она стала частью и нашей культуры. Во-вторых, — очень интеллигентная аудитория украинцев, которые там живут. Откровенно говоря, я никогда не видел, чтобы диаспора так заинтересовалась своей родной литературой — и классической, и современной. Собственно, именно благодаря этим людям, а также активным украинцам и, в первую очередь, искусствоведу Христине Береговской и появилась первая в Европе украинская зарубежная библиотека имени Антоныча.
Наконец, под впечатлением от пребывания в Греции я написал несколько стихотворений, но с их печатью не буду спешить. Думаю, они станут частью будущего цикла.
— Почувствовали ли вы как поэт общность культурных кодов, присущую средиземноморскому пространству, к которому, в сущности, относится и Украина?
— Да. Понятие «средиземноморская цивилизация» можно объяснять как образ цивилизации, которая выросла непосредственно на пространстве, очерченном берегами Средиземного моря, но в действительности она имела влияние на формирование значительно более широкого пространства. Украина одновременно и непосредственно, и опосредствованно связана с этой цивилизацией. С одной стороны, наша культура росла и развивалась в этом контексте, но, вместе с тем, она не скована буквальными заимствованиями из него. Мы свободны, но, скажем, то или иное античное имя или название определенного произведения вызывает в нашей памяти собственно украинские ассоциации. Например, когда я слышу о древних певцах Эллады, то вспоминается имя Петра Нищинского, который, так сказать, бурлескно переводил античных авторов, и одновременно вижу типичного, но суперсовременного львовского интеллигента Андрея Содомору.
В Греции только и успевай фиксировать впечатления. Главное — не превратиться в банального туриста.
— А что значит «не быть банальным туристом» в вашем понимании?
— Банальный турист — это тот, который в толпе ходит по музеям и храмам, выслушивает набор информации и мчит дальше, забыв обо всем предыдущем. А небанальный турист — это человек, который общается с историческим временем и хочет себя в этом времени увидеть. Хотя я живу в ХХІ веке, но хочу увидеть себя на улицах древнего Рима. Надо увидеть в руинах удивительное, прекрасное — и творить, восстанавливая античные амфоры собственным воображением и хорошими намерениями. И полюбить позднюю греческую дождливую осень, щедрую богатыми оливковыми и апельсиновыми деревьями. Кстати, когда я увидел апельсиновые сады в их природном колорите, я сразу забыл о связанных со словом «апельсин» украинских «штампах» и вернулся к источникам. Это понятие ad fonts (то есть «к источникам»), касается не только познания, но и определенного эмоционального состояния.
Около одного небольшого греческого храма мы увидели скромный памятник Тарасу Шевченко. Он выглядит очень органично в этом милом скверике. Я даже подумал: если бы Тарас Григорьевич того пожелал, то после тяжелой школы жизни, которую ему пришлось пройти, после тех каторжных скитаний греческие музы пустили бы его на Парнас без пропуска. И он бы там прекрасно с ними сосуществовал, потому что для него, как и для всей высокой украинской культуры (в том числе Шашкевича, Франко, Гордынского...), мир античного искусства и красоты был абсолютно естественным.
