В следующем году исполнится двадцать лет со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Недавно стало известно о том, что российская телевизионная студия «Клото» вместе с украинскими коллегами работает над документальным проектом, приуроченным к годовщине трагедии. Недавно состоялись вертолетные съемки над Чернобыльской зоной. Следует отметить, что кинодраматург, генеральный директор и художественный руководитель студии «Клото» Владимир СИНЕЛЬНИКОВ — не впервые проводит съемки в Чернобыле. Его первый фильм по этой проблематике — «Колокол Чернобыля» — был снят сразу после трагедии на ЧАЭС.
— В «Колоколе» вы искали виноватых в Чернобыльской трагедии?
— В Минобороне, в Минздраве умышленно не была создана база данных погибших в ликвидации аварии. Это самое главное преступление ушедшего режима. Высший партийный и государственный синклит в отличие от директора станции знал, что надо скрыть от народа, от родителей тех солдат, которых по их приказу гнали на крышу без дозиметров. Вот почему нас и наших коллег по перу и кинокамере не пускали в зону. Далее все фильмокопии «Колокола Чернобыля» были изъяты сотрудниками КГБ со студии, из Госкино, даже из кабинета министра кинематографии. Фильм был заточен, исчез на Лубянке, как исчезали там люди.
— И в новом вашем проекте тема вины режима остается превалирующей?
— К счастью, той власти уже нет, точнее, в определенной мере нет. Но Чернобыль остался. Сегодня в связи с Чернобылем важнее осознать глобальную общецивилизационную задачу: что будет с человечеством через 50—100 лет, когда практически подойдут к концу запасы нефти, угля, газа, и человечество предстанет перед проблемой: как жить дальше? После чернобыльского взрыва все, и мы в том числе, были одержимы идеей, что надо закрыть все атомные станции. Возвратившийся тогда из горьковской ссылки академик Андрей Дмитриевич Сахаров, услышав от меня это высказывание коллеги, сказал: «Не считаю, что человечество должно искать свое будущее на путях аскетизма. Лет сорок атомная энергетика еще будет существовать». «А потом?», — спросил его я. «Потом мы, физики, что-то придумаем». 20 лет прошло. Пока ничего не придумано. Вот почему сегодня очень важно понять, каковы перспективы атомной энергетики? Это что — неизбежное зло, чреватое новыми чернобылями, особенно в эпоху мирового терроризма? И мы должны, глядя на часы, ждать появления термояда? Или надо заготавливать лучины? Это одна из основных тем нашей новой картины, пока ее рабочее название «Чернобыль. 20 лет спустя».
— С кем вы сотрудничаете по проекту?
— Для начала я поговорил с одним из высших чинов российского ведомства по атомной энергии, который мне сказал: «Чернобыль? Это — дело Украины». Тогда я написал письмо Виктору Ющенко, который, как мне сообщили те, кто показал ему мое письмо, в идее создания картины меня активно поддержал. Полагаю, что у меня были моральные основания написать Президенту Украины. После съемок двадцатилетней давности «Колокола Чернобыля» умер от переоблучения наш оператор Иван Двойников. Были и другие основания: после фильма у меня осталось эксклюзивное интервью с Сахаровым на тему будущего энергетики. Тогда оно нами не было использовано в полной мере — в частности, и по цензурным соображениям. Сохранилась еще одна пленка, которой сегодня нет цены. Чернобыльский взрыв породил в мире апокалипсические настроения. Год я добивался аудиенции у Папы Римского. Понтифик никогда не давал интервью, но узнав о нашей задаче, в первый и единственный раз его дал. Согласился благословить нашу группу и «не заметить» камеру. Он ответил на наш вопрос: «Будет ли конец света после Чернобыля?» Его ответ вы узнаете из фильма, оптимизма в нем было немного.
После того, как Президент Украины дал добро, я был представлен руководству Министерства чрезвычайных ситуаций, которое отвечает в Украине за решение всего комплекса проблем, связанных с Чернобылем. Надо отдать должное аппарату министерства, его работникам в зоне, с которыми мы встречались несколько раз по несколько часов, чтобы понять общественные ожидания от картины. Как оказалось, думаем одинаково: никто сегодня в мире не «отвертится» от Чернобыля — ни Россия, ни Европа, ни США. Поняли, в чем сегодня боль и миссия Украины и утвердились в своем понимании задачи — как «вписать» Чернобыль в контекст мировых проблем.
— Вы планируете успеть закончить фильм к 20-летию Чернобыльской трагедии?
— Многое зависит не от нас. Я придаю очень большое значение этим съемкам, ведь мы хотим показать, во что превратилась чернобыльская земля. И как мы должны беречь нашу Землю. Съемки с воздуха станут в фильме не просто адресными планами, а могучей метафорой, которая позволит подняться до философских размышлений о том, что важнее: комфорт, который истощает все ресурсы Земли, или продолжение рода, бережное отношение к будущему. Это сегодня глобальная проблема. Вот, к примеру, Америка не подписала Киотский протокол. Там не хотят снижать темпов производства. Значит, американцы предпочитают рисковать. Вот круг наших проблем в новом проекте, поднимающих нас выше, чем съемки с вертолета. Мы хотим показать зрителям с высоты, а лучше бы из космоса, ту рану, которой стал Чернобыль, и которая не заживет десятки, а, может быть, и сотни лет. А потом подняться еще выше и увидеть, как прекрасна наша земля — леса, поля, реки, птицы. По-моему, съемки получились. Мы хотим, чтобы фильм задел всех. Потому что человечество, увы, все забывает. Забыт не только Чернобыль. Забыто три тысячи погибших под руинами «близнецов» в Нью-Йорке, забыты потрясшие планету цунами и вселенский потоп в Юго- Восточной Азии, забыт уже даже Нью-Орлеан. Наша задача — Чернобыль. Надо показать, что случилось 20 лет назад поколению, которое появилось после Чернобыля. Надо доказать людям, что и сегодня никто нигде не спрячется от Чернобыля. Да, Чернобыль взорвался в советское время по вине конкретных людей, но отвечать приходится всем. И эту миссию должны осознать. Украина не потянет в одиночку груз чернобыльских последствий. Надо всем миром решать, что делать с этой зоной. Потому что сегодня, 20 лет спустя, проблемы и последствия Чернобыля не изучены. Очень тревожно, что в мире сегодня раздаются утверждения, будто Украина преувеличивает опасность последствий Чернобыля. Послать бы авторов этих утверждений в зону: не разрешать им, как нам не разрешали, на траву в лесу ступать, а ходить только по асфальтовым дорожкам, а потом снова их послушать. Но так как их туда вряд ли заманишь, надо с миллионов телеэкранов показать Чернобыль мировой аудитории, в том числе тем, кто принимает решения по формированию чернобыльских международных программ и кто не сможет отмахнуться от мирового общественного мнения.
— А будут ли представлены в фильме альтернативные точки зрения?
— Некоторые говорят: если бы СМИ не подняли в 1986 году крик, шумиху, истерику, то первый и второй блоки Чернобыльской АЭС могли бы спокойно работать и давать столь дефицитную сегодня энергию. Причем, среди этих людей есть те, кто работал в ночь аварии. Один из них, наших собеседников, умный, аналитичный человек и сегодня работает в руководстве зоны. Так вот они утверждают, что нужен взвешенный взгляд на случившееся. И с гордостью говорят, что двое из работавших в ту ночь на станции образовали семью, и у них родился совершенно здоровый ребенок. Мы обязательно представим слово сторонникам такой точки зрения. И тем, кто захочет ее прокомментировать.
Но все сходятся на одном: если в мире сегодняшнем и в обозримом будущем будет существовать атомная энергетика, то как сделать, чтобы Чернобыль не повторился? Я беседовал с людьми, которые работают на атомных станциях в США. Они утверждают, что у них система защиты АЭС практически стопроцентная. Даже если самолет с террористами врежется в станцию, и то ничего с ней не будет. У нас на это нет таких денег. А в России и сейчас работают станции типа Чернобыльской... Армения свою станцию закрыла, а потом снова открыла, когда пожгли все парковые скамейки в Ереване. Мы хотим создать фильм, чтобы зритель переходил вместе с нами: от быта — к бытию, от бытия — к конкретной человеческой жизни, чтобы на экране разворачивалась вся многомерность и быта, и бытия.
К примеру, в зоне отчуждения сейчас живет около четырехсот самоселов. После трагедии в 1986 г. их всех выселили оттуда, дали им квартиры. Но они вернулись. Они не могут жить в другом месте. Сейчас в зону отчуждения привозят хлеб, молоко — там же люди. Но этих людей как бы нет — нет деревень, которые заселены этими людьми, нет в переписях населения... Что это: патриотизм от невежества? И как к этому относиться: умиляться или горестно вздыхать? У этой проблемы в высоком смысле слова нет решения. Все — схоластика, если она не касается живых людей. Поэтому я хочу в сегодняшней картине, пусть и с опозданием, предъявить счет власти за это ее преступление в зоне Чернобыля. Сегодня наступил момент, когда мы можем сказать правду.
— Ваш новый проект будет исключительно российским или кинематографистов Украины вы тоже привлечете к работе?
— Не привлеку, а привлек. С первого дня работы над проектом. Я уважаю своих коллег из Украины, занимающихся этой темой, высоко ценю их профессиональный уровень, глубину и степень постижения ими темы. Ответственность перед ней. Поэтому я пригласил в качестве одного из сценаристов Владлена Кузнецова — блестящего публициста. Ему все здесь доверяют. Я пригласил двух операторов — Виктора Крипченко, 20 лет назад он был в группе украинского режиссера Владимира Шевченко, который скончался после съемок в Чернобыле, мы работали в зоне рядом. И высокого мастера операторского искусства Эдуарда Тимлина, тоже имеющего богатый опыт работы в Чернобыле. Пригласил также украинского режиссера и украинского звукорежиссера. Я бы хотел привлечь к работе над фильмом и кого-то из белорусских коллег, которые первыми в 1986-м году сняли 20-минутную картину о Чернобыле. Тогда власть приказала смыть изображение с пленки той ленты. Мы все — россияне, украинцы, белорусы ответственны сегодня перед темой Чернобыля.
Сказанное дает мне право заметить, что здесь, в Украине, иной раз проявляется довольно своеобразный вид чувства патриотизма. «Патриотизма» в том смысле, что есть люди, которые стремятся «приватизировать» эту беду и право говорить, писать, снимать о ней. Меня удивляют раздающиеся иной раз среди некоторых наших коллег возгласы: «Чернобыль — наш, украинский. Нечего здесь делать приезжим ни из ближних, ни из дальних стран, сами все снимем». За этой «патриотической» демагогией легко просматривается сугубо материальное начало.
Что же, если кто-то из моих коллег хочет проверять паспорта перед въездом в зону, то закройте ее, к примеру, перед Спилбергом, который, к слову сказать, готов финансировать в Украине фильм о Бабьем Яре. Или поставьте вопрос перед правительством о запрете иностранных инвестиций на ликвидацию последствий чернобыльской аварии. Экраны всего мира недавно обошел блокбастер о взятии Берлина в 1945 году. Фильм сделали французы, но что-то не было слышно по этому поводу протестов российских и немецких кинематографистов.
Все в Украине понимают необходимость объяснять миру, что Чернобыль — это эсперанто человеческой цивилизации, теперь уже XXI века. Фильмов о Чернобыле должно создаваться много, их должен видеть весь мир. И проблем у этой темы множество. Вот что должно определить целесообразность создания каждого из них. «Чужого горя не бывает», назвал один из своих фильмов Константин Симонов. И только такое понимание дает право Украине обращаться к миру с призывом всем вместе ликвидировать последствия Чернобыля.
— Где еще, кроме Чернобыльской зоны, вы будете проводить съемки картины?
— В тех странах, которые сильно опираются на атомную энергетику: Франция, Америка, Россия, наверное, Япония. Хотим дать слово физикам, одному из первых — академику Евгению Велихову, который принимал прямое участие в ликвидации последствий Чернобыльской аварии и проявил там большое личное мужество. В «Колоколе» мы сняли, как он вместе с академиком Письменным, разбив ногами стекло в галерее, голыми руками затаскивал в укрытие сброшенный с вертолета фал с датчиками радиации. Два академика затаскивали этот фал оттуда, где полыхало несколько тысяч рентген. В новом фильме Велихов будет интересовать нас как физик, всю свою жизнь занимающийся проблемой термояда. Это его, очевидно, имел в виду академик Сахаров, когда просил нас от имени физиков подождать 40 лет до «отмены» атомных станций.
— 20 лет назад, для того, чтобы снять «Колокол...» вам нужно было, как вы сами писали, «личное мужество». А что вам понадобится в этот раз?
— Личное мужество — дело неоднозначное. Никого не пускали в Чернобыль потому, что так распорядилась власть. Чтобы эту власть перебороть, требовалось гражданское мужество, до облучения было еще далеко, для начала надо было рискнуть карьерой, опасностью остаться вообще без работы. А кино «в стол» не пишут.
Я полетел на вертолете, потому что сам хотел увидеть, как выглядит граница между жизнью и нежизнью, видно ли ее глазами. Там я увидел, понял и прочувствовал многие вещи, о которых я пока не могу рассказать. Они и сегодня дискуссионны. Например, вычеркнута ли зона на 500—600 лет из жизненного оборота или нет? Или: как извлечь ядерное топливо из невзорванных реакторов — понятно, как его перевезти — тоже. Но как сделать это, когда речь идет о взорванном четвертом блоке?.. Сегодня, мне объяснили, нет таких технологий. И тем более нет такой техники. Специалисты, вздохнув, говорят, что это дело следующих поколений. Вот такую проблему мы им в наследство оставляем.
— Когда картину покажут в Украине?
— Мы хотим сделать мировую премьеру 26 апреля 2006 года, уже ведем переговоры с иностранными каналами.
— А кто финансирует картину?
— Я полагаю, источники реализации этого проекта должны быть найдены в Украине, России и Беларуси. Нам следует вместе создавать картину, осознать общую потребность в ней.
