Кино, как известно, родилось на Рождественские праздники, в конце декабря 1895 года. Родителями его были французские братья Люмьер, которые устроили показ фильмов в знаменитом с тех пор Гранд Кафе на бульваре Капуцинок, в Париже. Имени матери мы не знаем, поэтому есть подозрение, что рождение имело статус непорочного...
А вот украинский праздник кино припаркован в другому дню рождения — сельского мужика Александра Довженко. Который родился за 15 месяцев до первого люмьеровского сеанса. И здесь все якобы понятно, однако же, однако...
РОДОВАЯ ТРАВМА
Сам Довженко в автобиографии подчеркивает два главнейших источника своего творчества. Первый — это любовь к природе — да, эта любовь проявляется во многих его фильмах; за это нередко и порицали — мол, природу любит больше, чем человеческий социум. Последним товарищ Сталин сотоварищи руководил так искусно, на загляденье, а вот с природой не очень получалось — сопротивлялась, бедняжка.
Еще один источник творчества Довженко он сам определяет как мотив разлуки. У его родителей родилось четырнадцать детей, и почти все умерли, не дожив взрослого возраста. Самое страшное случилось тогда, когда маленькому Саше не исполнилось и года — сразу четверо его братьев, Ваня, Сережа, Лаврентий и Василий, умерли от пошести, в один день. «Пожили вони недовго, — так описывает все это Довженко в «Зачарованій Десні», — бо рано, казали, співать почали. Було як вилізуть всі четверо на тин, сядуть рядочком, як горобці, та як почнуть співать. І де вони переймали пісні, і хто їх учив? Ніхто не вчив(...).
Довідавшись на ярмарку в Борзні, що дома діти загибають з невідомої хвороби, батько ударив по конях. Як він промчав ті тридцять верстов, нещадно б’ючи коней, аби швидше нас врятувати, як гукав на Десні перевозу і як далі летів — про це довго гомоніли подорожні. А дома бачили тільки, як ударився він мокрими кіньми в ворота, аж ворота розбились, і покалічені коні попадали в кривавій піні. Кинувся батько до нас, а ми вже мертві лежимо, один лиш я живий (...). Потім він називав нас орлятами, а вже мати — соловейками. А люди ридали і довго жаліли, що ні рибалок не вийде вже з нас, ні косариків у лузі, ні плугатарів у полі, ані вже воїнів славних (...). В великім розпачі він (батько) прокляв ім’я боже, і бог мусив мовчати (...). Попа він вигнав геть із двору і заявив, що сам буде ховати дітей своїх».
Воспоминания сестры Довженко, Полины, свидетельствуют, что поразительный факт одновременной смерти четырех детей (так как этот пассаж можно воспринять и как художественный образ) имел место. То есть это не выдумка. Вместе с тем нельзя не обратить внимание на текстуальные совпадения с фильмами режиссера. Скажем, в «Земле» отец, после гибели сына, Василия, прогоняет священника, который пришел совершить необходимый ритуал. Потом тот же отец обращается к товарищам сына с просьбой похоронить его по новому обряду...
Обратим внимание и на фразу «кинувся батько до нас, а ми вже мертві лежимо, один лиш я живий». Получается, случилось чудо — маленький Саша должен был погибнуть от той же пошести, однако само провидение его спасло. Своеобразное воскресение. Мотив, хорошо знакомый по фильмам Довженко, в первую очередь ранним. Разве не воскресает в финале «Арсенала» Тимофей, поднимаясь под градом пуль? И разве не воскресением выглядят похороны Василия в той же «Земле», похороны, синхронизирующиеся с родами матери, которая родит нового сына? И — не оттуда ли и некий мессианский комплекс Довженко, его уверенность в определенной избранности, своей особой миссии? То есть в его личной жизни заложено то, что потом трансформируется в своеобразную личностную религию, в неповторимый способ створения мифов. Вот это миссионерство, в конце концов, так же проявлялось и в его героях.
НЕСЧАСТНЫЙ ДОМ
Известно, в основе многих художественных стратегий лежит определенная травма, которая открывает что-то сокровенное в том, что иногда называют психобиографией мастера. Довженко это осознавал, по крайней мере отчасти. Поскольку в той же автобиографии отмечал, что главным материалом для его произведений были родные люди: мать («народжена для пісень, вона проплакала все життя, проводжаючи назавжди»; и поэтому «у нечисленному ряді жіночих образів образ матері заступив собою усі інші»), дед («від нього у мене в картинах завжди з любов’ю написані образи дідів, «це теплота дитинства. Діди мої — це щось подібне до призми часу»).
А еще, возможно, накладывалось и то, что у самого режиссера не было детей. Так или иначе, однако наверняка это также было травматическим фактором в жизни мастера и накладывало отпечаток на его мировоззрение. Характерной в этом плане является запись в дневнике от 11 января 1944 года: «У мене нещасливий дім. У молодості в ньому не лунали дитячі крики, плач, і сміх, і зойк. Зараз стіни мого дому лунають крягтінням старушок...». Ужас перед небытием, прерванной традицией — о, как все это сказалось на восприятии Второй мировой войны. Ему казалось, что Украина и украинцы не просто погибают, а они уже погибли, безвозвратно. Тот крик, который вырвался из его груди в виде литературного сценария «Украина в огне», был сверхтрагическим ...
В дневнике от 11 декабря 1943 года есть жуткая запись трагической статистики семьи Довженок. «Згадав з матір’ю померлих наших — моїх братів і сестер. Були брати:
Ларіон — 7 років. Сергій — 6. Грицько — 1 року, Іван — 2. Нехрещений — 0 років, Оврам — 20 років, я, Андрій — 20 років. Сестра Кулина — 1,5 року, Параска — 1 року, Мотря — 0,5 року, Галька — 18 років, Параска — 11, жива». Параска, она же Полина, младшая сестра (1908 года рождения), которая пережила брата и двое сыновей которой Тарас и Александр Дудки, врачи по специальности, уже тоже за горизонтом жизни.
Параска-Полина вспоминала и такое: «Пам’ятаю гіркі сльози матері, коли Сашко їхав учитися до Глухівського інституту. Мати бігла за возом і кричала батькові: «Куди ти везеш його?.. Оврама одвіз до Ростова, і той не повернувся... І цього хочеш занапастити...
Батько мовчав, насупившись». Те материнские предчуственные слезы, ее вечное опасение-ожидание смерти сына — о, как откликнутся они в его творчестве, в его фильмах. Однако он родился, Александр Довженко. Родился в сельском украинском Космосе, который еще хранил память об эпохе казачества. Во всех автобиографиях Довженко неизменно подчеркивает, что его родители «принадлежали к сословию украинских казаков», а теперь занимаются земледелием. Именно так — земледельцы, прикипевшие к Земле, и в этом есть определенное драматичное блаженство — об этом известный фильм Довженко «Земля». С мифологией этого Космоса будущий режиссер и входил в кинематограф, а без этого, без этой культуры он бы остался, в лучшем случае, простым ремесленником.
НЕ ПРОФУКАННОЕ ВУФКУ
Однако наличие Культуры в Украине и ее носителей не имело бы большого значения в мире культур экранных, если бы у нас не возникла киноиндустрия. Нужны были технологические производственные комплексы, прежде всего выпускающие кинофабрики (позже, в 1930-е, их переименуют в киностудии), нужен кинопрокат в виде системы кинотеатров и так далее. Все это начинает складываться после рождения ВУФКУ (Всеукраинское фотокиноуправление), прообраза нынешнего Госкино. В следующем году будем отмечать 100-летний юбилей этого ВУФКУ, сыгравшего огромную роль в рождении собственно украинского кино. Хотя фильмы на украинском материале снимались и до того, хотя бы изредка, однако было это ремесленной съемкой чего-то наподобие театрализованных действ «на малороссийский тематику».
ВУФКУ (денег в госбюджете тогда не брали — самоокупаемость; кино было на гребне зрительского интереса) действительно создало киноиндустрию в Украине, причем независимую ни от кого. От государства прежде всего. От соседнего Российского в том числе — туда украинские фильмы продавали, как и во многие другие страны.
Зависимость была только от зрителя и от института Автора, который тогда понемногу складывался. Автора, который выгребал на плес Культуры, который находил в самом себе потенциал создания текстов, обращавшихся к традиции национальных и мировых творений и накоплений человеческого потенциала. Должна была расти-вырастать масса, но и человеческая личность должна была находить себе пищу вне коллективистских предпочтений и действ.
И все это появилось. И фильмы по запросу массовой аудитории, и картины, которые пробили границы и вышли на большой мировой экран. Прежде всего речь идет о Довженко и Иване Кавалеридзе, однако же не только. Хотя чем дальше к концу 1920-х, тем очевиднее были проявления давления Москвы на культурную автономию Украины, ВУФКУ прежде всего.
Через много лет что-то подобное повторится во времена президентства Виктора Януковича, когда всю государственную систему начали готовить к новому «впаданию-вливанию» в большую имперскую реку (парадокс, правда, но вместе с тем кинематограф в Украине начали финансировать именно при Януковиче; хотя, вполне возможно, именно с учетом новых кинопромышленных площадок для совокупного «братского» пространства).
Чем закончились попытки объединения братских государств в 2014 году, известно всем, хотя вряд ли та попытка была последней. То, что случилось в 1930 году, помнят далеко не все. От культурной автономии Украины не осталось и следа. Процесс централизации пошел, и пошел стремительно. ВУФКУ ликвидировали, всю отечественную киноиндустрильную систему подчинили московскому «Союзкино».
Об украинском кино как таковом к концу 1930-х начали понемногу забывать — простой себе филиал центрального института государственного «продюсера», который выкристаллизировался в лице самого Иосифа Сталина. Определенная либерализация произошла в конце 30-х, когда Украину возглавил Никита Хрущев. Довженко удалось убедить его, что кино должно активнее выступать как часть украинской культуры, а не просто составляющая новой империи. Однако здесь началась война, и все вернулось на круги своя, так и не родившись.
КАК РОДИТЬСЯ СНОВА?
Украинское кино по-настоящему воскресло в феерические 1960-е, когда, несмотря на сохранившуюся репрессивную машину государственного давления на культуру, удалось снова подсоединить кино к невидимым культурным потокам национальной памяти. «Тени забытых предков» Сергея Параджанова вызвали этот тектонический сдвиг, при этом поспособствовав и политическому пробуждению культурной элиты. Немало фильмов того времени («Каменный крест» и «Захар Беркут» Леонида Осыки, «Вечер на Ивана Купала» Юрия Ильенко, «Хлеб и соль» Григория Кохана и другие) построены на материале, казалось бы, архаическом, древнем, и в то же время претендовали на статус авангардных, поисковых явлений.
Парадокс? Конечно. Показательным является название статьи одиозного критика ренессанса украинского кино: «Архаисты или новаторы?». На самом деле, ничего парадоксального, обычная практика для искусства. Хочешь выработать новый художественный язык — подключайся к Архэ, то есть первооснове, праматерии бытия — национального и мирового. Пришлось властям загонять кинематографистов в стойло соцреализма, который программно призван искать огни будущего, а не копаться в каких-то архэ и архетипах.
Новая спираль развития ждала украинских кинематографистов в 1990-е. Казалось бы, вожделенная Независимость, кинематографический флаг в руки — и вперед. Увы, созданный в 1991-м новый вариант Госкино под руководством Юрия Ильенко уже через год ликвидируют, за чем наступила 20-летняя фаза упадка киноиндустрии и кинокультуры как таковой. А знаете, почему решили не финансировать кино из госбюджета? А исходя из представлений наших «выдающихся» государственных мужей либерального толка. Их логика проста, как коровье мычание: ведь в Америке не так, там кино государство не финансирует. А Америка является идеальной конструкцией, конспектом, с которого следует списывать тезисы нового прогресса в светлое будущее.
Будущее оказалось руиной. Не только в кино ... Когда живешь чужим умом или за чужие средства — обязательно наступает момент, когда нужно платить по счетам. Платят обычно не те, кто копировал иностранных мудрецов, нет, приходится нам, простым смертным...
Новый этап рождения украинского кино начался десятилетие назад, он продолжается. Продолжается в целом успешно. Родилось и уже утвердилось новое поколение кинематографистов. А с ним конкурентоспособная среда. Уже следом — начало складываться зрительское сообщество, пока немногочисленное, которое заточено на контакт с украинским кино ...
Однако же и проблем немало. Проблем, которые мировая пандемия умножила в разы. Однако тот, кто родился, должен жить, должен держаться. И помнить: выживает тот, у кого инстинкт жизненный сильнее, кто не изменяет ни себе, ни другим.
С праздником! Да будем, да будем всегда!
