Уже который месяц время позднего ужина в нашей семье приходится в аккурат на «представления анатомического театра» сразу по трем (!) телеканалам. «Чертова служба в госпитале «МЭШ» (СТБ), «Госпиталь «Чикагская надежда» («1+1»), «Скорая помощь» (НТВ). Причем последние два с первой минуты можно различить лишь по логотипу на экране и языку дубляжа.
И хотя тематическая и визуальная специфика мало способствуют процессу усваивания пищи, мы упорно продолжаем отдавать предпочтение каждому поочередно. И чем дольше продолжается это ежевечернее посвящение в симптомы и диагнозы, тем навязчивее мучает вопрос: почему же все-таки мы смотрим медицинские сериалы?
Любая профессиональная среда изнутри — достаточно экзотична, чтобы соответствовать специфике сериального жанра в не меньшей степени, чем натура и нравы Латинской Америки. А уж если речь идет о медицине, то профессиональная экзотика здесь уникально сочетается с нашей общей к ней, хотя бы минимальной, причастностью. Ведь даже самым здоровым известны физические и душевные терзания, сопутствующие болезням. Мучительное ожидание и катарсическое разрешение больничных перипетий. Да и антураж — будь-то современной западной клиники или полевого военного госпиталя 50-х — само по себе зрелище впечатляющее.
Основной же выигрышный момент здравоохранительных эпопей, без сомнения, — образ врача, уже в силу экстремальности профессиональных ситуаций облаченного в ореол супергероя так же естественно, как в белый халат.
Сексапильные и в меру эксцентричные интеллектуалы-работоголики, ежедневно спасающие человеческие жизни и при этом несвободные от психологических, нравственных и житейских проблем, но незапятнанные бизнесом и политикой. Эти нездешние (потому что американские) ангелы-хранители человеческих тел вселяют пусть и чикагскую, но все же надежду...
