Пожалуй, нет сегодня украинского журналиста, не озабоченного свободой слова. Тема эта поднимается настолько часто, что иногда кажется, что подобными разговорами легко можно уничтожить любую свободу слова и заставить замолчать любого журналиста. На защите свободы слова делаются рейтинги, карьеры. Политики состязаются в том, кто более верен свободе слова. Западные эксперты проявляют озабоченность этим вопросом. Тем не менее, украинская журналистика находится в весьма плачевном состоянии, и шаманство по поводу ее освобождения мало помогает. Но, может, потому, что она в плачевном состоянии, и стоит поговорить о свободе слова? Для того, чтобы понять, за что конкретно борются и на что рискуют напороться отечественные журналисты, попробуем разбить проблему на несколько составных частей.
МОЖНО ЛИ В УКРАИНЕ ВЫСКАЗАТЬСЯ?
Свобода — это, в первую очередь, выбор. Журналист всегда и при любом режиме может выбрать между свободой шума и свободой мысли. Первое ему могут запретить, даже в очень демократическом государстве, а второе подвластно только ему самому. Никто не может запретить человеку думать. Можно, конечно, запретить человеку высказаться, но если мысль сильна и своевременна, она найдет форму для внешнего проявления. А много ли мыслей сейчас рождает украинская журналистика? Да, нам расскажут любую сплетню, которая сегодня появилась в стране, покажут любую катастрофу, опишут любой скандал, но ведь и на коммунальной кухне нам предложат примерно то же самое, только поменьше масштабом. «Что человеку интересно? — учил меня метр украинского ТВ (нынче он в больших чинах). — Упал самолет — и все смотрят, кровь там всякая, люди плачут...» А потом вздохнул: «Жалко, что самолеты не падают каждый день». Я, кстати, интервью этого человека недавно читал и, представьте, он тоже озабочен свободой слова в Украине.
Если смотреть на вышеупомянутое высказывание с точки зрения информационной волны, то оно покажется не таким уж абсурдным. Падение самолета является мощным информационным поводом. И этот повод создается не журналистами, а обстоятельствами. Следовательно, они за этот повод ответственности не несут. Отсюда риск показаться некомпетентными для журналистов минимальный. А вот если указать причины до аварии, а самолет не упадет, то тогда журналисты явно попадут впросак. Поэтому на катастрофу выезжать проще. Впрочем, каждый журналист должен сам решить, что ему проще. Он свободен выбирать вне зависимости от режима в стране. В Украине, в принципе, приемлемы оба варианта (предупреждать и констатировать факт), и высказывания обоих позиций украинское общество вполне примет. Весь вопрос — насколько профессионально это может быть сделано.
КАКОМУ СЛОВУ НАДО ПРЕДОСТАВИТЬ СВОБОДУ?
Тут, мне кажется, уместно поговорить о профессионализме. Ведь слово слову рознь. Приехать на место катастрофы и немного поснимать там — это одно, а связать трагедию с другими фактами — это совсем другое. В первом случае журналист — помощник оператора, во втором — это самостоятельный профессионал. Так вот, какое слово мы должны освободить? Какое слово мы должны выбрать? Основная масса журналистов выбирает более легкий путь. В этом нет ничего противоестественного. Многие их коллеги за рубежом поступают так же. Люди зарабатывают на командировках, на сенсациях, на «горячей» информации, в конце концов. Работает электронная почта, спутниковая связь, постоянно идут прямые эфиры, но количество мыслей не увеличивается. Журналист в этих условиях выступает добытчиком, но не переработчиком информации.
Таким образом, информация скирдуется, но переработать ее некому. Считается, что зритель (читатель) переработает ее сам. Но такое количество ежедневной информации ни один человек переработать не в состоянии. Кроме того, информационные выпуски и полосы газет тоже не резиновые, а потому журналисты часто делают выбор за зрителей (читателей) без всякого на то анализа. Анализ (если это не откровенная пропаганда) способен информацию сжать, придать ей новое качество. Сжимание информации неизменно улавливает в ней мысли. Но имеется и масса бессмысленной (хоть и броской) информации, и если это как следует проанализировать, то окажется, что большая часть журналистов реально не сказала ничего. Вполне может оказаться, что серьезные средства, выделенные на технику, связь и командировочные, потрачены впустую, что миру от этой информации ни тепло ни холодно. Но тогда напрашивается вывод о том, что журналистам нужно либо повышать профессиональные навыки, либо покидать журналистику. А если подменить разговоры о профессионализме разговорами о свободе слова, то неприятных тем можно избежать.
Кстати, в разговорах о свободе слова упускается один важный момент — интерес самого журналиста. Часто этот интерес намеренно умалчивается и подменяется интересами общества. Но интересы конкретного журналиста и конкретного общества могут и не совпадать. Так, например, созданная машина новостей часто работает сама на себя. Журналистам выгодны командировки, дорогая техника, представительства в других странах. Все это подается под соусом, что эти затраты необходимы. Возможно, и так. Но что конкретно будет иметь зритель от тех или иных новшеств, часто замалчивается. Замалчивается и то, к чему конкретно должна привести та езная опасность, а потому старается нанести удар первым.
Сейчас много говорят о льготах журналистам. С ними заигрывает как власть, так и оппозиция. Но если журналисты берут какие-нибудь льготы, значит они должны их будут отработать — так, по крайней мере, складывается практика у нас, где нет внятных механизмов безотносительной к чьим-либо интересам поддержки СМИ государством и контроля за этим со стороны общества. Таким образом, ставя вопрос о льготах, журналисты ставят вопрос о своей зависимости. А когда о долгах и предоставленных льготах напоминают, то тут же поднимается вопрос о свободе слова.
НАСКОЛЬКО ВЕЛИКО ПОЛИТИЧЕСКОЕ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ДАВЛЕНИЕ НА УКРАИНСКИХ ЖУРНАЛИСТОВ?
Рассуждения о том, что политики закрывают рот журналистам, не дают им доносить до народа правду, скорее наивны, чем соответствуют действительности. На самом деле одни и другие никогда не находятся в антагонизме. Тот антагонизм, который видит телезритель или читатель, — только верхушка айсберга. Часто наблюдаем программы, в которых журналист активно нападает на сильного мира сего, ведет себя с ним расковано и даже нагловато. Из подобного зрелища можно заключить только одно — этот журналист от этого политика совершенно не зависит. Но картина меняется, когда говорят со «своим» человеком. Когда от «непраили иная информационная волна. А раз замалчивается, то, значит, отсутствие свободы слова выгодно не только определенным властям, но и определенным журналистам?
ХОТЯТ ЛИ УКРАИНСКИЕ ЖУРНАЛИСТЫ СВОБОДЫ?
Не стоит спешить отвечать на вопрос, насколько свободолюбивы украинские журналисты. Могу сказать из достаточно большого собственного опыта работы, что никто так не мешает журналисту работать, как его собрат. То тему не поделят, то без всякого на то основания начальству «сдадут», то еще какие-нибудь коллизии. По крайней мере, большинство журналистов свободы своим коллегам явно не желают. Основой для склок является все тот же профессионализм (точнее, его отсутствие). Профессионалу нечего бояться дилетантов, а потому он реже вступает в подобные конфликты. А вот дилетант кожей чувствует, что от профессионала ему грозит серьвильного» вопроса зависит зарплата, эфир, положение. При этом журналист даже не пытается сыграть в объективность. То есть налицо Моськина свобода. Можно лаять, только когда можно. И не для того, чтобы кого- то напугать, а чтобы себя показать. Более того, прямоэфирный Моська все сделает, чтобы другие не лаяли, поскольку его лай могут заглушить. Так вот, основная масса журналистов испытывает давление этих Мосек, а вовсе не политиков. Основная часть борьбы идет за миски, а не за идеи. В украинском информационном пространстве мисок больше, чем идей, но это всячески камуфлируется. За «правду» пострадать как-то благороднее, чем быть «покусанным» собственным коллегой, а потому круг политических героев растет.
Есть много примеров, когда журналистские коллективы с легкостью избегали политического давления, поскольку были едины и играли по определенным правилам. В эти же правила они заставляли играть политиков. Единственное, что ломало это сопротивление, — подобострастие, которое, как зараза, начинало поражать членов коллектива. Пораженные подобострастием, пусть даже к очень хорошему человеку и политику, журналисты не в силах ему помочь. Они способны лишь усилить противников, набить оскомину сомневающимся и ослабить союзников. Подобострастие — это экстаз, а чужой экстаз дорого не стоит.
Что касается экономического давления, то, во-первых, его испытывают все без исключения граждане, а, во-вторых, большинство журналистов не очень готово к конкурентной борьбе и к возможности честно заработать деньги. Потому и льнут журналисты к политикам (а совсем не наоборот), что желают получить деньги из политических, а не из экономических соображений. Потому и не задают «глупых» вопросов, опасаясь выпасть из обоймы «своих». Желание установить партнерские отношения между политиками и журналистами встречается крайне редко. Журналисты вместо того, чтобы продавать профессиональные услуги, продаются целиком с потрохами. Достаточно взглянуть на прессу нынешней оппозиции, чтобы заметить, насколько она соответствует свободе и принципам демократии.
Но если существует рынок продажных журналистов и почти не существует рынка профессиональных услуг политикам, то только ли политики виноваты? Это проблема общая как политики, так и журналистики. Давление на журналистов будет всегда, но поддаваться их этому давлению каждый раз никто не принуждает.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Все это сказано не к тому, что у нас журналисты плохие. У нас журналисты хорошие, у нас тенденции плохие.
Украинские журналисты, как и украинские чиновники, — люди, в основной массе, неглупые, но вся их жизнь утопает в текучке. Делается масса работы, а в результате — ничего значительного. Все попытки построить далеко идущие планы терпят неудачу. Такая среда рождает людей шустрых, но недалеких.
Можно сказать, что атмосфера журналистского труда не изменилась кардинально. Раньше журналисту не полагалось иметь своих мыслей, кроме как официально разрешенных пропагандой. Теперь ему просто не разрешается иметь своего мнения, и уход от идеологии всячески поощряется. Но не иметь своих мыслей и уважать чужие мысли — вещи не только разные, но и в некоторой степени противоположные. Если в работе с материалом у журналиста вообще никаких мыслей не возникает, что можно сказать о его профессионализме? Ведь только мысль в состоянии сделать человека свободным, а если с этим проблема, то проблем со свободой (в том числе со свободой слова) не избежать.
