Фильм № 1, естественно, задает тон фестивалю. Такую ответственную миссию возложили на запрещенный еще в советские времена и потому должным образом не оценен сегодня немой фильм «Шкурник» Николая Шпиковского, снятый в 1929 году. Лишь неделю выпало фильму быть на большом экране: советская власть, в конце концов, спохватилась, что ее так элегантно одурачили.
Судьба ленты сложная, однако со счастливым концом. Поскольку фильм насильно придали забвению, то о нем сохранилось мизерное количество сведений. В конечном итоге, российский кинокритик Евгений Марголит случайно натолкнулся на упоминание о «Шкурнике» в одобрительной рецензии «Шпион» Осипа Мандельштама: «Чем совершеннее киноязык, чем ближе он к никем еще не воплощенному мышлению будущего, которое мы называем кинопрозой с ее могучим синтаксисом, — тем большее значение в фильме имеет работа оператора. С этой точки зрения робота Шпиковского, невзирая на свою реалистичную внешность, — достижение очень высокой пробы». Потом единственный экземпляр киноленты был найден в Госфильмофонде, а в 2011-ом — отреставрирован в Национальном центре им. Александра Довженко (подробнее — в интервью «Дню» Ивана Козленко «Ретрокино — это один из способов освободить украинскую культуру из тисков провинциализма» от 6 июля 2012 года. — Ред.). И действительно — Фортуна улыбнулась: сохранились украинские интертитры — как правило, их вырезали в интересах российских.
Украинский зритель киноленту увидел на «Молодости» во второй раз. А впервые фильм был в программе нынешнего фестиваля «Немые ночи» в Одессе. Но сравните аксессуары: на «Молодости» «Шкурник» «заиграл» в сочетании с симфоническим оркестром (автор музыки Вячеслав Назаров) и английскими субтитрами. И, конечно же, Национальная опера с ее залом на 1318 мест и статус фильма, который будет открывать такое событие, прибавляет граней бриллианту.
Название не оставляет сомнений относительно типичного представителя тогдашнего общества. Лексическое значение слова «шкурник» — не что иное как сребролюбец, в градации — корыстолюбец. Лента переносит зрителя в бурные годы гражданской войны, когда общество поделилось на «красных» и «белых».
Рядового мещанина поймали на горячем: едва лишь он собрался присвоить оставленные без присмотра консервы на бричке, запряженной верблюдом (!) и временно «залечь на дно», чтобы переждать войну, как прямо в поле несвоевременно появляются красноармейцы. Герой не теряется и, хоть душа давно в пятках, поговорка «или пан, или пропал» не подводит. Это отношение к жизни помогает ему не раз, когда он встречает то белых, то опять красных. В конечном итоге, персонажа погубила Гобсекова страсть.
Иван Садовский, блестяще сыграв дебютную роль, коварно перевоплотился во вроде бы одиозного персонажа, который, впрочем, вызывает симпатию, а не отвращение. Он беззащитный, милый, непосредственный и с искренними глазами, но макиавеллевскими мыслями. А главный герой Аполлон Шмыгуев — настоящий маэстро приспособленчества к обстоятельствам, слабости характера и ненасытной жажды обогащения. Фарисей высшего сорта. Конформист с размахом. Пластун перед властью, и не важно передкакой. В очередной раз, очутившись перед лицом опасности и запутавшись, кто перед ним, герой залихватски выкручивается: «Я не враг! Упаси Господи! Я... нейтральный».
Вообще во время пересмотра возникает немало параллелей. Здесь и яркая иллюстрация кумовства: казалось бы, Шмыгуев вскочил как муха в кипяток, но его спасает родственник, который неизвестно откуда появился. Достаточно хрестоматийная ситуация — тот, на кого еще вчера точили зубы при надлежащем протекторате, сегодня уже во власти. И ограниченность руководителей. И абсурдный императив власти: «Предлагаем владельцам верблюдов предоставить животных для «транспортных потребностей» революции. В случае отказа — расстрел». Поневоле возникает аллюзия к крылатой фразе из известной комедии: «А не будут покупать билеты — отключим газ».
Нельзя умолчать об импозантном персонаже, который постоянно перетягивает на себя внимание зрителя, — верблюд, привлеченный «для решения транспортных проблем революции». Животное, каждый раз появляясь в кадре, придает яркости.
Финальная сцена: верблюд, запряженный в ярмо, тянет плуг по стерне. Доказательство нелогичности советской власти с ее нереальными планами пятилеток. Об этом, кстати, пишет Мыкола Хвылевый во вроде бы детском рассказе «Із життєпису попелястої корови»: «Другого дня до попелястої припрягли ще й корову голови колгоспу тов. Барвінка. Ця остання, як виявилося, була багато менш свідома і довго брикалася».
Это приговор большевистской власти как режиму, который достиг апогея абсурда. Фильм, который опередил время по способу воплощения идеи. Особые аплодисменты — за смелость воплощения замысла. Сегодня, к сожалению, сатиру на власть, как говорят, днем с огнем...
Отдельный смысловой элемент — кадры косовицы, пшеница крупным планом. Причем применен новаторский для того времени прием: камера находится не на штативе, а почти на земле. Таким образом, зритель видит колосья не сверху вниз, а снизу вверх. Символический, согласитесь, показ отношения украинцев к хлебу.
Невероятно жаль, что ленту такого уровня бесстыдно спрятали от тысяч украинских зрителей. 77 минут совершенной комедии — и столько же рафинированной музыки, подтекста, роскошных кадров, оригинальных сцен. И этот без преувеличения киноизумруд заслуживает достойного места в шкатулке национальных драгоценностей.
