Андрей ШЕВЧЕНКО, «Новый канал»:
— Не вижу особой нужды искать друзей для прессы. Есть вопиющая
необходимость в другом: в равных рабочих отношениях между масс-медиа и
власть имущими. Среди украинских политиков (особенно — младшего поколения)
знаю достаточно много людей, которые очень профессионально и честно работают
с журналистами, а взамен получают внимание и уважение. К сожалению, эти
политики слишком мало значат в информационно чувствительных сферах, чтобы
сделать такие взаимоотношения нормальной практикой для этой страны.
Иванна КОБЕРНИК, «Вікна», СТБ:
— С прессой не обязательно дружить, с ней нужно сотрудничать,
каждый должен добросовестно выполнять свои служебные обязанности. Могу
отметить профессиональную доброжелательную работу пресс-службы Конституционного
суда и Фонда госимущества. Что касается конкретных лиц, то подтвердилась
примета: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». Очень изменились
в своем отношении к прессе большинство народных депутатов после отключения
радио- и телетрансляции.
Не всегда понятна позиция пресс-службы Президента Украины:
во время общения Президента с прессой бывает видно, что он хочет отвечать
на следующие вопросы, но представитель пресс- службы обрывает разговор.
И Президент иногда заканчивает давать ответ уже уходя, через плечо. Камера
все это фиксирует, и Президент выглядит не очень привлекательно.
Алексей МУСТАФИН, заместитель шеф-редактора информационно-
аналитической службы телеканала «Интер»:
— По большому счету отношения между прессой и властью и
не должны описываться категориями «дружба» или «любовь». Иначе пресса перестает
быть прессой. Но, с моей точки зрения, проблема состоит еще и в том, что
в Украине большинство политиков не избавилось от советской привычки видеть
в СМИ исключительно инструмент для достижения своих целей. Такое отношение
к прессе характерно и для власти, и для оппозиции. Даже те, кто сегодня
говорит об «открытой политике», отказывают масс-медиа в праве иметь другую
точку зрения.
А что касается «прирученной» прессы, которая есть и у нынешней
власти, и у каждого оппозиционного кандидата в президенты, то достаточно
посмотреть на отношение Александра Мороза, Павла Лазаренко, Александра
Ткаченко или Евгения Марчука к «своим» средствам массовой информации, чтобы
понять, что ожидает Украину в случае их прихода к власти. Спектр выбора
очень узок — от жесткого авторитаризма до «мягкого» тоталитаризма при обязательном
подавлении инакомыслия. Хотел бы ошибиться, но пока я пессимист.
( От редакции: Уже сам факт того, что мы публикуем
мнение Алексея, говорит о том, что «обобщающий» пессимизм его излишен.
Да постоянным читателям «Дня» и не привыкать читать на наших страницах
абсолютно разные точки зрения представителей абсолютно разных политических
сил. Что не мешает газете, разумеется, иметь собственную позицию и активно
ее высказывать. Как нам кажется, это и есть плюрализм, мало сочетающийся
с «тоталитаризмом» и «авторитаризмом»).
Эдуард ЛОЗОВОЙ, «1+1»:
— У прессы не может, не должно быть никаких друзей. Ее
интересы сильно отличаются от устремлений тех, кто хотел бы с прессой дружить
«за что-то» или «против кого-то» (последнее — чаще). Ну как можно дружить
с президентом, главой кабинета или шефом спецслужбы? Они не должны руководствоваться
в своей деятельности ничем иным, нежели государственными интересами. А
журналист или редактор — интересами общества или даже интересами отдельной
личности. Кроме того, и у тех, и у других существуют корпоративные интересы.
С другой стороны, набиваться в друзья зрителям и читателям наивно (короткая
карьера способного редактора и «друга народа» Марата — тому доказательство).
Но все вышеприведенное справедливо лишь там, где практикуется соблюдение
свободы слова. В ином случае дружба прессы с властью, конечно же, возможна.
И какая дружба! До слез, до комка в горле. Призрак «лучшего друга советских
колхозников, спортсменов, артистов, журналистов...» etc...etc... ласково
щурится и улыбается в пожелтевшие от табака усы... Бр-р-р!
Друзья прессы в кавычках (с этого места — просто «друзья
прессы») — это все, кто неравнодушен к нашему брату. Что поделываем, чего
пописываем, почему «нарушаем форму одежды» и прочие «распорядки дня»? Такая
непрошеная опека, естественно, тяготит, но и добавляет остроты чувств.
Попытки правдами и неправдами превратить «грязного бумагомарателя» в придворного
«конструктивного» рапсода позволяют «марателю» почувствовать себя до некоторой
степени преследуемым героем.
