В течение минувшей теленедели неожиданно много и по разным поводам говорили о патриотизме, объединяющей идее, демократических одеждах и истинной возможности выбора.
В студии «Я так думаю» («1+1») решили порассуждать о том, чем нас периодически пугают, и выяснить, возможен ли на самом деле раскол страны. Тема деликатная, но лучше быть готовыми к вероятным «злоупотреблениям» вокруг этого вопроса и разобраться во всем загодя. Судя по высказанным мнениям, основной внутренний раскол у нас — не между регионами вследствие культурной неоднородности страны, а между центром и регионами, между властью и народом и внутри формирующихся элит. Презентовавшие свои позиции представители западно-украинских и донецких «сепаратистов» не были убедительными, хотя их нетерпеливое стремление к разным центрам притяжения — к Евросоюзу и к России, действительно, может стать проблемой. Этого могло бы и не быть, если бы государственная политика не была бы такой многовекторной и непредсказуемой. Что же касается других региональных особенностей, то вряд ли разность и многообразие культурных традиций страны может всерьез кем-то рассматриваться, как повод разбежаться по чужим углам. Напротив, неодинаковость и многоликость народа — предмет особой гордости и определенный аванс будущего культурного всплеска, для которого нужен более тесный контакт всех составляющих. Одна из причин, тормозящих культурное взаимопроникновение, — банальная и пошлая бедность, не позволяющая ближе познакомиться с Родиной лично. Спроси, например, в Закарпатье, чем Черкассы отличаются от Чернигова, так там Чехию с Венгрией знают лучше — бывали. Не на экскурсию туда ездили, а заработать на прокорм семье, с другой целью большинство украинцев по миру (и по своей стране) пока не перемещаются. А что касается поиска общенациональной идеи, он продолжается, и будет продолжаться, наверное, еще долго, потому что трудно придумать или сформулировать то, что должно быть прочувствовано и принято каждым в отдельности и обществом в целом. Но кое-что объединяющее спорщики, ведомые Анной Безулик, все же нашли. Тоска по гражданскому патриотизму, по гордости за свою страну — вот что отчетливее с каждым годом проявляется во всех регионах, несмотря на все их различия. Патриотичность (или непатриотичность) политических и общественных лидеров будет уже в ближайшие годы определять отношение к ним граждан. И патриотическая лексика уже не обманет, народ хочет видеть свою Родину сильной и сытой, вызывающей заслуженное уважение, свободной, и не только от посягательств извне. Общая гордость — очень объединяющее чувство, чего не скажешь об общей неловкости.
О том, что введение в заблуждение лексикой — не только наша проблема, говорили собеседники Юрия Макарова, обсуждавшие в рамках «Документа» фильм о Берлускони. Непривычно пессимистичный Виктор Шендерович уверен, что в России победила не демократия, а именно демократическая лексика, маскирующая тоталитаризм, и что все нужно начинать сначала, как в начале 90-х. Похоже, мы действительно, завершив двенадцатилетний цикл, оказались в точке перехода к новому спиральному витку, который легко проскочить и снова спрыгнуть на прежний. Шендерович считает, что в России примерно так и произошло — из-за ментальной склонности к жесткому единоначалию и пассивности демократически настроенных граждан, которых традиционно около 1/10 населения.
Рассматривая демократию как предмет потребления, как возможность «выбирать и пробовать», Юрий Макаров заметил, что у нас, даже если купленная водка окажется поддельной, ее не выльют, а, кляня производителя, все-таки выпьют, а может, пойдут туда же и купят еще, и опять выпьют… Что, по словам Шендеровича, говорит не столько о том, что иные пути нам не ведомы, сколько о том, что мы опасно ленивы и равнодушны, мы все еще «не качественные граждане». В этом выходцы из СССР действительно очень похожи. Поэтому, считает ведущий, демократию, как и товар, нужно рекламировать — «чтобы руки сами потянулись», объяснять причинно-следственные связи, воспитывать «культуру потребления» — «чтобы в качественной обертке нам не подсунули некачественный товар». Однако и слепо идеализировать демократию не стоит — недостатки есть, их надо видеть, чтобы обходить или реформировать.
А в «Двойном доказательстве» опять пугали — страхами, навязчивыми страхами и психопатологиями. Исходя из заявлений экспертов, «чисто украинских фобий» немного. Наши «страшные» особенности — не в боязни пауков, высоты, темноты или смерти. Мы боимся последствий Чернобыльской катастрофы, невыплаты зарплаты и испытываем «страх отца» — то есть, старшего по возрасту или званию, начальника. Получается, украинский патернализм — не идейный, он от слабости и от страха. Но фобии, по утверждению специалистов, — общественный человеческий продукт, изучаемый и изменяемый, они тоже могут быть источником эмоций и творчески сублимироваться. В общем, с ними можно «договориться». Самое страшное — это адаптация к страху, неминуемо ведущая к глубокой общественной депрессии. Кстати, только один участник программы сказал о таком виде страха, как страх собственного равнодушия.
В остальном мы, как все — боимся потерять работу, заболеть, боимся роста цен и вообще жить. А еще очень боимся принимать решения и брать на себя ответственность, о чем «Двойное доказательство» почему-то не вспомнило. В общем, в чем бы другом нам такого разнообразия... Поэтому стоит учесть совет, данный нам напоследок телеисследователями страхов — если хотите ничего не бояться, вспомните, что бояться можно всего.
