В 1940 году во время оккупации Франции злой гений нацистской пропаганды Йозеф Геббельс запретил немецкой прессе насмешливо писать о французской символике, героях, одним словом о том, что могло унизить французов. Он хорошо понимал, что таким образом СМИ провоцируют еще один фронт, на котором даже изысканный нацистский цинизм не имеет шансов перед информационной преемственностью французского величия...
Каждый народ веками создает удивительно прочную систему нейтрализации зла. Важное место в ней занимает историческое сознание, ведь история — это колоссальный ценностный опыт, в котором зафиксированы эмпирически доступные ритуалы сдерживания всего злого, это — мощная аргументационная среда для обоснования относительной правды, т.е. правды своей, национальной, которой многие СМИ в Украине систематически пренебрегают. То, что понял Геббельс более шестидесяти лет назад, оказалось не под силу нынешним медиаавторам «национальных катастроф», чье влияние становится заметным каждый раз во время предвыборной кампании. Вот почему сегодня можем говорить о крахе самых совершенных манипулятивных идеологем, слабейшим местом которых стала их неорганичность.
На протяжении последних месяцев украинский зритель фактически стал заложником двойной телестратегии, которая сначала расчленяла и пыталась подчинить сознание граждан, а впоследствии — мобилизовать его на новой почве «стабилизации». Успех такого экспериментирования возможен только тогда, когда заблокирован доступ народа к глубинным пластам, кодам собственной идентификации, а национальное поведение тотально направлено в прагматическую среду временной выгоды, решения ситуативных задач. Средства массовой информации отчаянно навязывали положение псевдоальтернатив, в которых мы якобы должны выбирать векторы национального развития и даже самосохранения (sic!) в институционном и географически-пространственном измерении. Одни СМИ трактовали ЕС как «привилегированное пространство человеческой надежды», другие — весь общественный оптимизм сводили к евразийским образованиям. Однако в традициях украинцев как раз определять горизонты оптимизма при помощи временных критериев (вспомните хотя бы Шевченковское «Встане Україна, світ правди засвітить»).
В условиях национальной идентификации время является более фундаментальным, потому что создает широкие рамки не только для сопоставлений себя с другими, но и для самопознания. Именно историческое время является оптимальным местом поиска общности судьбы многих представителей народов мира, которые концепцию так часто упоминаемой сегодня «политической нации» держат на показ, а за фасадом национальной жизни преобладают этно-культурные характеристики, критерии. В случае Украины именно упомянутая общность давно «засыпала» не только банальный в этом контексте Збруч, но и ревущий Днепр и «зачаровану» Десну. Однако творцам новейших идеологем, которые парят в информационном пространстве, до этого нет дела. Они пишут свою «историю», заботясь о формальном единстве и безопасности народа, который якобы разделен на несколько сортов. Неважно, что без гарантирования всего комплекса прав нации, которая дала название стране, невозможно реализовать права национальных меньшинств. Наконец, когда нарушаются права представителей определенных нацменьшинств, некоторые СМИ безапелляционно называют это, скажем, антисемитизмом, русофобией и т.д... Итак, представители политической нации должны принять такую поучительную для украинцев реакцию к сведению. Именно она доказывает, что настоящие линии безопасности определяют по этническим признакам, которые в суженном пространстве телеправды существуют разве что на эфирной обочине, или — по меткому выражению одного историка — в виде подметания шароварами экрана. Имитированные основы стабилизации — и обманчивы, и опасны. Создание политической нации — не политическая, а более широкая — мировоззренческая проблема. Каждая национальная культура, национальный менталитет имеет неповторимые глубины, которые не подчинить, не перенять представителю другой культуры. Как говорил Гилберт Честертон, чем больше человек увлекается чужой страной, тем меньше он хочет ее наследовать. Если англичанин увлечется Францией, он попробует стать французом, если он полюбит Францию, он останется англичанином. Ключевым понятием для иностранцев, которые желают украинского гражданства, должно быть чувство прежде всего благодарности за право жить на этой земле свободными людьми.
То, что в последнее время делало телевидение с украинским телезрителем, интересами государства, свидетельствует не только о его политической заангажированности, но и о серьезном вызове созданной в мечтах многих демократии. У третьей силы, которой сегодня являются несколько влиятельных телекомпаний, — особый статус. Но попытки реанимировать информационные границы времен холодной войны выглядят карикатурно. Кроме того, информационное давление некоторых российских СМИ фактически имело провокативно- обратный эффект. На таком уровне случайностей не бывает. Встает вопрос: на чей «штаб» работали большинство иностранных медиатехнологов и доморощенных их адептов? За притворной преданностью и методами их работы прослеживается отстраненность, отчужденность, наконец, равнодушие в попытках почувствовать ментальный нерв украинского общества, уважать его традиции и шансы. Напрашивается по меньшей мере неоднозначный ответ... Однозначности не прибавляет и российская тема в президентской избирательной кампании. Предложенная СМИ грубая пропагандистская стратегия усиливала поле конфликтности не только между украинцами, но и прежде всего на украинско-российском уровне. А это серьезный вызов национальным взаимоинтересам. Хохмы о хохлах, саломазохизм в «столичных новостях», унизительные разговоры о возможностях украинского языка (например, в фильме Дмитрия Киселева «Самостійна Україна») втягивают зрителя в среду псевдодискуссий, отвлекают его внимание от решения принципиальных задач как для Украины, так и для России. И собственно Россия, имя которой не раз скандировал Майдан, к этим медиапровокациям не причастна. А вот политическое влияние на украинского избирателя России Путина слишком очевидно.
