Питер Померанцев — крайне интересный журналист с точки зрения контекстов. Он — британский публицист с украинскими корнями (семья эмигрировала из Киева из-за преследований КГБ), который девять лет прожил в России, работая телепродюсером. Недавно его книга «Nothing Is True and Everything Is Possible: The Surreal Heart of the New Russia» об идеологии, власти и телевидении современной России была представлена в украинском переводе «Нічого правдивого й усе можливе». «День» встретился с Питером Померанцевым, и состоялась беседа о том, почему у Украины есть будущее, в отличие от России, и почему информационные технологии ведут в... прошлое.
— Не так давно разговаривала с польским коллегой, который сказал: «Украина больше не топ-тема, ее вытеснили беженцы». Что произошло с человечеством в ХХІ веке, если война не является больше топ-темой в СМИ?
— Это нас волнует, сколько российских танков появилось на Луганщине, а миру это как-то безразлично. Новости должны быть новыми. Чем больше новостных источников, тем больший спрос на новое. Считается, что чем больше новостных ресурсов, тем лучше для демократии и для общества. Плюрализм, мультивербальность и так далее. Но получается не только так. С одной стороны, это хорошо, а с другой — этакая вечная погоня за «мертвым ребенком». Украина для мировых СМИ — это вчера. Майдан был, но не так долго, как тогда казалось. «Революция в Украине» — это история, но не очень важная. «Россия — агрессор» — это большая история. Именно когда Россия начала действовать, Украина вышла на первые страницы. Майдан был, но чаще не на первой, а на третьей странице, кроме кульминационных моментов, например, когда расстреливали людей. В Украине продается не так уж много газет, а Россия — большая страна и отличный враг для новостного редактора. Путин очень активно играет роль злодея из фильмов о Бонде. «Плохие русские» — такая газетная история будет повкуснее, чем об украинцах. Нет идеи Украины в головах у людей, нет эмоционального резонанса. А вот Россия, которая может развязать Третью мировую — тут все понятно. Вообще-то хорошо, что Украина — не в ТОПе мировых СМИ, это значит, что здесь все становится лучше.
«КУЛЬТ ВЛАСТИ В РОССИИ КУЛЬТИВИРУЕТСЯ И ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ ПРОПАГАНДОЙ»
— Если говорить о войне и обществе — Россия постоянно с кем-то воюет, а в самой России гражданского сопротивления не возникает. Почему?
— В России вообще мало протестуют. Даже перестройка началась с каких-то элитных изменений. Это в Украине протестуют и борются, а там очень пассивное общество. Когда в России начались протесты на Болотной, я приехал в Москву, чтобы посмотреть, кто же вышел на улицы. Я думал, что это будет московская богема, но они достаточно пассивны. У них хорошая жизнь со своими журналами, им дали маленькую псевдодемократию, в которой они живут. Не они делали эти протесты, а люди из провинции, чаще с научным образованием, и у них был такой оттенок, как у академгородка. Им не нравилась эта власть, потому что она живет вне реальности и постоянно врет. А их мировоззрение — совершенно другое. Мне кажется, это — главный конфликт России. Self-made люди, которых жизнь заставляет мыслить научно и рационально. И что-то останавливает таких людей в России. В Украине их намного больше, таких «бытовых демократов». Но это все-таки какие-то околоэкономические вопросы. Огромная проблема — нефть, которая создает класс либералов, совершенно зависимый от государства. Есть традиция власти, очень пассивная. Кто-то рассматривает это с точки зрения географии, что здесь сложилась традиция, когда ты — в прямой зависимости от главы. Культ власти культивируется и поддерживается пропагандой, очень глубоко идут эти связи людей и власти, они построены на взаимной коррупции. Показательный пример армии. Во многих странах это обычный способ объединить страну и вырастить патриотов. В России же главное — откосить от армии. Мои коллеги из телевидения (Питер Померанцев работал телепродюсером в Москве. — Авт.) все время говорили о том, что нужно лечь в больницу на неделю, чтобы не забрали в армию. И начинается цикл коррупции. Тебя сломали, ты уже часть этого. В 18—19 лет ты уже такой, как они: ты псевдоголосуешь, псевдооткосил. А затем — псевдопартии, псевдопарламенты, псевдопрезиденты. И это уже кажется нормальным. Ты даже не заметил, как тебя завербовали.
— И как можно выйти из этой псевдореальности, созданной в том числе и СМИ?
— Экономический крах — вот что заставит людей опять жить в реальности. Путин такой тореадор, а реальность — бык. Вот он машет красным полотнищем войны в Украине, вот — Крым, вот — Сирия. Но в какой-то момент этот бык реальности возьмет верх. Экономика — это отражение отношения общества к жизни. Образование — еще не все. Интеллектуалы часто влюбляются в диктаторов. Есть, конечно, трезвые, но большинство витает в утопиях.
— Ми уже затрагивали тему традиции власти. В интервью для «Дня» историк и публицист Ирина Павлова выразила мнение, что именно сталинский механизм власти стал для современной РФ моделью государственного устройства...
— Они цитируют Сталина и используют его для запугивания. Когда Кремль говорит о Сталине, это такая тайная реклама: «Помни Сталина — бойся нас, мы то же самое сделаем». Страх и любовь очень близки в России, неестественно близки. «Сильная рука» — это полная перверсия. Тяга к Сталину — это сигнал, игра с обществом. Русские все время — в тонкой игре с властью. Все автократии, когда у них заканчиваются деньги, опираются на пропагандистов и спецслужбы. Сейчас меня намного больше интересует Украина, потому что здесь люди меняются и можно говорить о будущем. В России же больше нет идеи будущего, о ней нет и речи, и в газетах она не звучит. Сплошная монструозная ностальгия. А интеллектуалы — во внутренней эмиграции.
«МЫ ДУМАЛИ, ЧТО КИБЕРПРОСТРАНСТВО БУДЕТ ПОРОЖДАТЬ МЕЧТЫ О БУДУЩЕМ, А ПОЛУЧАЕТСЯ С ТОЧНОСТЬЮ ДО НАОБОРОТ»
— Что должно измениться в украинской журналистике, чтобы ускорить процесс формирования страны и гражданского общества?
— Она должна быть. Есть хорошие газеты и журналы, но их недостаточно. Идея общественного телевидения, на мой взгляд, ключевая, и не только для Украины. Не создали настоящего телевидения, которое формировало бы реальность и публичный дискурс. Это не только проблема развития, но теперь и безопасности. Я все лето путешествовал по востоку Украины и подметил для себя какие-то вещи, о которых другие еще не говорили. Цель моей поездки — понять, как работают информация и пропаганда, что работает и не работает в этом новом контексте. Мне был интересен вопрос мотивации народа и мобилизации военных в контексте гибридной войны, когда официально она не признана и враг — не объявлен. Нужно перестраивать пропагандистскую, в хорошем смысле, модель от пространных лекций о западных и европейских ценностях до реальных слушаний о понимании микроконтекстов и сообществ. И это происходит не только здесь, но и во всем мире — как формировать общую реальность в эпоху ста миллионов каналов и такого обилия дезинформации. Одесса в этом плане ничем не отличается от Лондона. И как собрать город, чтобы он работал и жил — это серьезный challenge (вызов). Тема ностальгии также очень интересна. В Харькове я увидел упоение ностальгией как реакцию на несостоявшееся настоящее. И это усиливается информационными технологиями, которые ведут в прошлое вместо будущего. Когда не обрабатываются под критическим углом зрения эти «сны о прошлом» — появляются «ИГИЛы» и «ДНРы». Мы думали, что киберпространство будет порождать мечты о будущем, а получатся с точностью наоборот.
— Как должна позиционировать себя Украина, чтобы войти в мировой дискурс не только на волне войны?
— Многие проблемы, которые я вижу здесь, — это глобальные проблемы. Украина — вполне в контексте ХХІ века. Одна из идей, которую вы можете послать миру и которая, возможно, будет им услышана: Украина — это пространство, где сейчас, на грани жизни и смерти, происходит активный поиск ответа на вопрос: «что такое демократия в ХХІ веке». В этом плане Украина впереди, а не сзади, она не отстает. Украина — всего лишь страна ХХІ века. Те вопросы, на которые вы ищете ответы — очень важны и авангардны для нашего времени. Европа сейчас — это модель ХІХ—ХХ века, понемногу изживающая себя. Украина должна позиционировать себя как современная страна. Просто современность очень сложная. Украина — в точке будущего, а не проходит процессы, которые другие страны прошли 200 лет назад. Чтобы понять, каким будет ХХІ век и будет ли он — нужно посмотреть на Украину.
