Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Вера БОЯРЕНКО — «Заслуженный журналист Украины» №1

О времени и о профессии
15 ноября, 2002 - 00:00


Как выглядел телевизор в 60-х, Вера Николаевна помнит хорошо. Еще лучше — какой тогда была техника, на которой работали телевизионщики. Ведь именно тогда она пришла на телевидение. Вера БОЯРЕНКО и до сих пор работает здесь. Правда, уже не на Крещатике, 26, а в телецентре на Сырце, в Национальной телекомпании Украины. Она — заместитель заведующего редакцией творческого объединения «Новини». Вера Николаевна не скрывает, что по натуре романтик. Однако это не мешает ей давать трезвые оценки происходящему в современном телепространстве.

«ТАКОГО УЖАСА В ГЛАЗАХ ЧЕЛОВЕКА Я ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛА»

— У вас удостоверение «Заслуженный журналист Украины» номер один. Что такое заслуженный журналист сегодня? Не стало ли это звание номинацией номенклатурного признания, а не общественного, как это должно быть?

— Я никогда не думала, что стану заслуженным журналистом. Ведь у меня были свои кумиры в журналистике. И это, как мне кажется, были настоящие эталоны профессии. Среди них — мой первый главный редактор Дмитрий Дмитриевич Донской. Я думаю, что таких журналистов, как я, в Украине очень много. Мне просто ужасно повезло. На пятом съезде журналистов Украины журналисты выдвинули претензии Щербицкому, что к нашей профессии относятся невнимательно. Ведь мы делали большой вклад в развитие общества, а нами так пренебрегали. Это был 1982 год. И Щербицкий принимает решение учредить звание «Заслуженный журналист Украины». А списки кандидатов на его получение составляли по алфавиту. Я оказалась первой. Удостоверение «Заслуженного журналиста Украины» номер один для меня — исторический документ. Сейчас уже много заслуженных журналистов. Самым главным для журналиста должна быть преданность своей профессии. Я не могу дать непроверенные факты, работать только на сенсацию. Журналист вынужден подумать тысячу раз, прежде чем дать материал. Вот смотрю новости, а там идет подборка из трех-четырех «чернух»: убийство, пожар, дорожное происшествие и так далее. Понятно, что новости или есть, или их нет. Но, по-видимому, нужно подумать, как их компоновать, нужно думать о зрителе. Понимаю, что сейчас без рекламы не выжить. Но все равно нужно думать, какую рекламу мы берем. Нельзя же воспитывать неполноценных людей. Мне больно смотреть на ту жестокость, которая льется с экрана. Вспоминаю семинар в Швейцарии в 1993 м году, организованный ЮНЕСКО дляжурналистов, занимающихся познавательным телевидением. Там были представители из Би-Би-Си, Нидерландов, Швеции, Финляндии. Шведы показали фильм с кадрами, где расстреливали негров-беглецов. Я еще до сих пор помню крупный план человека, на которого было направлено дуло пистолета. Какие страшные были у него глаза! Такого ужаса в глазах человека я не видела. После просмотра разгорелась дискуссия, и журналисты Би-Би-Си сказали, что у них в Великобритании законом запрещено показывать на экране убийство человека. У нас также законы гуманные, но почему же они не выполняются?! Разве это не ответственность руководителя канала, программы, продюсера? У каждого должно быть что-то в душе, когда он подписывает в эфир подобное.

— Что вас больше всего поразило, когда вы пришли работать на телевидение?

— Я родом из сельской местности, и телевизор увидела только в Киеве. На телевидение пошла по приглашению телевизионщиков. Считаю, что мне повезло: я прожила интересную журналистскую жизнь. Мы входили на Крещатик, 26, словно в какой-то храм. Мы все были большие романтики и идеалисты, мы не думали о деньгах, хотя зарабатывали очень мало, мы думали о том, как нам нужно работать. Я счастлива, что познакомилась со многими интересными людьми. У нас тележурнал для детей вел академик Виктор Михайлович Глушков. Борис Евгеньевич Патон также был постоянным автором наших передач. Мирослав Владимирович Попович десять лет вел передачу «Грани познания». И сейчас встречаются письма зрителей, которые ее помнят. А сколько интересных передач мы сделали с Николаем Михайловичем Амосовым! От экрана, даже мне, редактору этой передачи, которая ее записывала, монтировала, расшифровывала, пересматривала перед эфиром, нельзя было оторваться. Я счастлива, потому что все время была в контакте с людьми, перед которыми склоняется мир за их высокий интеллект, нравственность, душевные ценности.

«ЕЖЕГОДНО У МЕНЯ ИЗ ЖИЗНИ ВЫПАДАЛО ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА»

— Какие телепередачи из тех, что исчезли, были бы актуальны в наше время?

— Время диктует новые программы. Но передачи должны быть адресными. С нашего экрана исчезли духовно насыщенные программы. Конечно, качественное телевидение стоит дорого. Если государство не может дать средства, то нужно искать какой-то иной выход. Я не помню, когда в последнее время на экране видела украинского писателя, актера, композитора. Меня лично не интересует криминал — и таких людей очень много. Нужно то, что нравится зрителю, а не то, что нравится генеральному продюсеру. Должно быть что-то и для пенсионеров. Они заслуживают на свою программу. Например, популярное «Надвечір’я» с Тамарой Щербатюк. Есть, возможно, замечания к программе. Но это уже другой разговор. Давайте делать иначе! Люблю московскую передачу «Пока все дома» — она теплая, добрая. А относительно реальных шоу, то даже не знаю, зачем они.

— Современное телевидение способно выпустить такой жанр, как телемарафон в эфир только тогда, когда происходят какие-то глобальные — по большей части трагические — события. Почему жанр благотворительного марафона, среди творцов которого были и вы, сегодня почти умер?

— Телемарафоны на УТ начались в 1991 году, в пятую годовщину Чернобыльской трагедии. Первый телемарафон был очень удачным, продолжался 28 часов. Делали марафон раз в год. Во-первых, это очень тяжелая работа. Я отвечала за всю организацию и за журналистскую часть, а Александр Иванович Косяченко, режиссер-постановщик, — за всю постановочную часть. Во-вторых, выложиться нужно было полностью. У меня ежегодно из жизни выпадало четыре месяца. Муж и сын знали, что меня на четыре месяца нет. Шла утром и раньше десяти вечера домой не приходила. Таких марафонов провели шесть. Сейчас их не делают, потому что нужные большие средства. И работа изнурительная. Но ведь насколько интересно следить за судьбами людей! С героями, с которыми делали передачу еще в 1986, мы не расставались в течение всех этих лет. В моей редакции в основном работали женщины. И мы снимали — плакали, монтировали — плакали, а потом пересматривали и опять плакали.

Наша редакция готовила и телемосты. В 1986 году начали с «Темпа», который шел еженедельно и был посвящен научно-техническому прогрессу, внедрению новейших технологий, а также экологии. Помню, институт гидробиологии тогда предложил сумасшедшую идею — соединить Дунай с Днепром. А ученые утверждали, что погибнет земледелие Юга вблизи Днепра и Дуная. Мы остро выступили против этого, аргументировано. И благодаря прессе, телевидению не удалось это сделать. Были телемосты с Минском, Кишиневом, Братиславой. Постоянными были телемосты и с нашим областным телевидением. В 1987 году появился и наш первый международный политический телемост — Киев-Кельн. Такие передачи имеют успех тогда, когда интересная аудитория и симпатичные умные ведущие. Я пригласила Дмитрия Маркова, тогда он возглавлял главную редакцию иновещания на радио, а сейчас — известный дипломат. Умный, привлекательный, с хорошими манерами. Если ведущий и профессионал, а от него веет холодом, то успеха у передачи не будет. В Маркове я не ошиблась. И что интересно, когда мы составили сценарный план, а немцы же очень пунктуальны, они ни на йоту не отошли от него. А потом Москва предложила, чтобы именно наша редакция подготовила телемост с Бирмингемом (Великобритания). По сценарной заявке интересен был обмен героями. К нам приезжал лучший карикатурист Великобритании Терри Парк, известный как Ларри, а наш художник Юрий Кособукин был в Бирмингеме. Они сделали свои художественные карикатуры, которые мы использовали в передаче. Мы поменялись двумя детективами. Наш капитан милиции поехал в Бирмингем, а английский коп приехал к нам. Этот ход оказался очень интересен для зрителей. И у нас был успех.

«КУЛЬТУРУ» НУЖНО СДЕЛАТЬ ПОЛНОЦЕННЫМ КАНАЛОМ»

— На телевидении вы занимались такой же тематикой, которой сейчас пытается заниматься «Культура». Какие «плюсы» и «минусы» вы видите в его работе?

— Для того, чтобы создать канал «Культура», нужно иметь большие деньги. А денег, конечно же, нет. А на основании продукции Укртелефильма «далеко не уедешь». Там есть хорошие фильмы, но их не так много, чтобы заполнить эфир. Сама же идея — блестящая. Но не в первом часу дня, потому что в такое время телевизор никто не смотрит. Для канала нужно найти место. А для того, чтобы поставить его в прайм-тайм, нужна блестящая картинка и наполнение. Я очень сожалею, что лет шесть тому назад все наши художественные редакции были расформированы. Этого нельзя было делать. Ведь существовала киевская школа тележурналистики, операторского мастерства и телережиссуры. Были высококвалифицированные кадры и богатые фонды. А коммерческие производители делают то, что им выгодно. Разве популяризация науки, детские и познавательные программы дадут рейтинги, привлекут рекламодателей? Сюда нужно вложить деньги. Москвичи поступили разумно. Они на основании художественных редакций бывшего Центрального телевидения создали канал «Культура». Дают много материалов современных и из фондов, потому что их можно обновить, переписать на современную технику и многое спасти. И там замечательно смотрятся и старые фильмы, и старые телеспектакли, и театральные спектакли, которые они обновили. Притом наши соседи не пишут, как это делают у нас, когда берут из фонда передачи, что «создан Национальной телекомпанией», предположим, в 2000-м году. Москва дает титр, что передача записана в таком-то году, обновлена в таком-то. Ведь видно по содержанию, по монтажу не только телевизионщикам, но и рядовым зрителям, что программа не современного производства. «Культуру» нужно создавать полноценным каналом.

— Какие рейтинги образовательного ТВ? И нужно ли оно сегодня?

— Раньше были очень высокие. А сегодня таких передач почти нет. А они очень нужны. Дети приходят со школы, и что они смотрят? Рекламу, сериал для взрослых и тому подобное. А раньше в это время — с шестнадцати до восемнадцати — шел детский пояс. В 20.45 всегда в эфире была вечерняя сказка, тогда у нее было название «На добраніч, діти». И чтобы не случилось, эта сказка никогда не переносилась. Потому что дети Украины с нетерпением ждали дедушку Панаса. Мне больше всего жалко детское и учебное вещание, у нас были «асы» в этой области.

«ЦЕНЗОР «ПОЧЕРКАЛ» СЦЕНАРИЙ ТАК, ЧТО Я НЕ МОГЛА ЕГО СМОНТИРОВАТЬ»

— В советские времена за оговорку в эфире могли даже уволить с работы. Насколько такие правила являются актуальны сегодня?

— Оговорки — это всегда плохо. Но сегодня это не так страшно. А вот раньше очень строгой была цензура. До 1990 года без московской цензуры ни одной передачи «Дзвони Чорнобиля» мы не имели права выпустить в эфир. Вечером редактор садится на московский поезд, едет в Москву с расшифровками, и там они в Госкоматоме «черкают». А как уже потом наши цензоры «черкают», так это вообще не передать! Вспоминаю, 8 мая 1986 года записали первую чернобыльскую передачу. В ЦК сказали, кого пригласить из ученых, этих ученых консультировали там же, что им можно говорить. И после этого цензор повычеркивал мне в каждом предложении по несколько слов. Этот сценарий был весь красный. И я, несмотря на то, что была уже опытным журналистом, расплакалась. Они исчеркали так, что, практически, смонтировать передачу было невозможно. Это же картинка, а не только звук, там же все будет «прыгать». Я нашла Николая Охмакевича, который был тогда главой Гостелерадио, и так рыдала, что он в праздничный день приехал на работу. Разговор с цензором не дал никакого результата. И Охмакевич на свой страх и риск дал в эфир все так, как было. А там же был мизер информации о чернобыльской аварии! А сейчас, конечно, все по-другому. Когда выбрали Кучму Президентом, ведущий раз оговорился. Он сказал «Леонид Макарович», а не «Леонид Данилович». Ошибся, но ничего ему за это не было. (Без комментариев. — Ред. )

— Всегда, когда говорят о свободе слова, отмечают, что по сравнению с советскими временами сегодня явный прогресс. И это звучит как неудачная шутка. В чем, по вашему мнению, на сегодня заключается эта свобода слова? Как вы относитесь к недавней журналистской революции и к попыткам разделить журналистов на «своих» и «чужих»?

— Я знаю одно: если ты уже в чем-то убежден, то нужно довести это дело конца. А они что-то сказали, что-то провозгласили — но ведь нужно эту идею довести до конца. Возможно, я чего-то не поняла, или так информировали? Быть принципиальными до конца, бороться за то, что не устраивает. Вот что нужно. А если журналисты хотят и зарабатывать большие деньги, и быть независимыми, то так не бывает. Там, где речь идет только о деньгах, там уже заканчивается профессионализм. Сейчас эти ценности как-то изменились, и очень жалко. Выйдешь на Крещатик — и все говорят о деньгах. Например, почему-то никто не говорит, что приезжает Раймонд Паулс. А это же событие!

СПРАВКА «Дня»

Вера Николаевна БОЯРЕНКО — в 1961 году закончила факультет журналистики Киевского государственного университета им. Тараса Шевченко. В этом же году поехала работать на Донецкую студию телевидения. С 1963 года — на Киевской студии телевидения. В 1982 году получила звание «Заслуженный журналист Украины». Работала главным редактором научно-популярных и учебных программ на Республиканском телевидении. Сегодня работает на Первом Национальном заместителем заведующего редакцией творческого объединения «Новини».

Юлия КАЦУН
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ