В начале войны США с Ираком предсказывали два вероятных её исхода. Первый — свержение режима Саддама Хусейна ознаменует начало в Ираке демократической эры и станет образцом и катализатором демократических изменений в регионе.
Осмеянная критиками как «теория домино», данная точка зрения сравнивала вторжение в Ирак с действиями США в послевоенной Японии. В ответ на оптимизм «японского сценария» пессимисты говорили, что более вероятен «сценарий Сомали». Они знали о племенной, разбитой на несколько религиозных течений и этнических групп, природе Ирака, который в отсутствие диктатуры мог бы скатиться к «развалу» с неуёмным вождизмом, этнической и религиозной враждой и поддержкой терроризма.
Главный вопрос сегодня: сможет ли Ирак удержаться в берегах этих двух сценариев, станет ли он вторым Афганистаном? Этот «афганский сценарий» подразумевает слабое государство с номинальной властью над достаточно независимыми феодалами, имеющими покровителей в центральном правительстве.
К сожалению, такая перспектива является единственным компромиссом между утопической версией цветущей демократии и жалким государством-банкротом. Действия и политика коалиционного временного правительства (CPA), равно как и последние решения администрации Буша указывают на то, что прежняя вера в возможность принятия Ираком западной модели демократии уходит в небытие.
И действительно, надежда на это была безосновательной. Политическая культура Ирака и Ближнего Востока в целом — несовместима с основными чертами признанной западной демократии: отсутствуют такие понятия, как права и обязанности человека, глубоко укоренилась концепция патриархального государства, а культурная самобытность индивидуумов редко связана с сообществом, представляющим собой всю нацию.
С другой стороны, много порочных логических выкладок в аналитических расчетах, полагающих «традиционную» природу иракского общества как препятствие для демократии. Такой анализ вряд ли можно назвать беспристрастным, и он невольно ведёт к усилению конфронтации.
В Ираке, как и везде в арабском и мусульманском мире, культурная война ведется между двумя парадигмами: великим мифом сторонников и агитаторов идей коллективизма (национализма, социализма, исламизма) и неявно выраженной парадигмой индивидуалистической современности, пускающей свои корни в отдельных местах, куда доходит мировой опыт. Линией фронта этой войны являются такие понятия, как личность, культурная самобытность, гражданское общество и нация-государство.
Нельзя недооценивать роль ислама в общественной жизни Ирака. Но его нельзя приравнивать к политическому исламизму, стремящемуся заработать на нём капитал.
Националистские и левые взгляды оставили свой след в системе ценностей Ирака, но в эти ценности входят и другие составляющие части. Пусть номинальное, но согласие с великими понятиями «демократии» и «прав человека» как общей основы для политических дебатов представляют важный сдвиг линии фронта, по которой идет битва культур.
Споры о культуре идут не только в арабском мире. Яростные дискуссии о применимости институтов демократии в арабском мире ведутся и на Западе.
Сторонники идеи «арабской исключительности», сомневающиеся в способности арабских обществ приспособиться к демократическим системам, являются, по сути, союзниками идеологов, проповедующих «великие мифы», а также тех, кто извлекает выгоду из основанного на патронаже политического устройства арабского мира.
Модели, используемые западными политическими и академическими кругами для анализа и интерпретации арабских сообществ, страдают ограниченностью. В частности, многие аналитики продвигают в настоящее время этническую модель, сводящую Ирак к искусственному образованию, покоящемуся на фрагментированной «реальности» отдельных сообществ.
Кто-то даже предложил ускорить исход, предсказанный этими ошибочными представлениями, разделив Ирак на его «подлинные» изначальные составные части: суннитов, шиитов и курдов. Но на деле общество Ирака устроено куда сложнее.
Принятие и адаптация демократии — не дело сектантов, но отражение многогранной исторической, культурной, религиозной и политической самобытности иракских граждан. При хорошо сложившихся обстоятельствах иракское общество очень легко мобилизовать для демократичного определения своего будущего. Падение саддамовского режима — одно из таких условий.
В действительности отсутствие в Ираке признанного демократического стержня в первые месяцы после падения диктатуры Саддама кажется неудачей, но его причина — специфика процесса, а не надуманная природа иракского общества. После краха Саддама в Ираке появилась большая группа людей «средней прослойки», которые положительно относились к идеям и практике демократии. Ошибки и откаты в политике разрушили этот слой, открыв дорогу идеологиям исламизма и необаасизма.
Ключевой ошибкой стала неспособность оккупационных сил передать власть малой группе иракских либерал-демократов с тем, чтобы они подключили к процессу демократии эту «среднюю прослойку». В итоге демократический исход отступил. Но считать неудачи провалом — значит, делать самосбывающиеся прогнозы.
Демократы Ирака должны предложить новую стратегию развития. Коалиционное временное правительство и весь мир не должны заранее обрекать исход их усилий на неудачу, принимая поспешное и ложное представление об иракском обществе.
Но и в случае успеха этих начинаний путь Ирака к полноценной демократической системе будет и трудным, и дорогим. И вместо того, чтобы допустить «сценарий Сомали» или мечтать о «японском сценарии», или готовиться к «афганскому сценарию», Ирак всё ещё может стать «сценарием» успешного вступления в XXI век.
Хассан МНЕМНЕХ , директор отдела документации Фонда памяти Ирака в Багдаде
