Можно ли преодолеть напряжение в отношениях Украины и России? Как в Москве оценивают вчерашний саммит ГУАМ, который состоялся в Киеве? Каковы тенденции развития внутриполитической ситуации в России? Реальна ли реализация в соседнем государстве операции «Преемник»? Об этом в интервью с известным российским политологом, первым заместителем генерального директора Центра политических технологий Борисом МАКАРЕНКО.
— Саммит ГУАМ в Киеве многие рассматривают как возможность для Украины стать региональным лидером. Вы согласны с этим?
— В Украине наблюдается своего рода эйфория по поводу ГУАМ. Из этой аббревиатуры уже вывалилось одно «У» — Узбекистан. Думаю, что это не последняя буква, которая выпадет из этой аббревиатуры. На евразийском пространстве стабильны только такие организации, как НАТО, ОБСЕ, Евросоюз. СНГ — не очень стабилен, ГУАМ — совсем нестабилен. Объединение сугубо ситуативное: эти четыре страны, кроме совместной конъюнктурной антироссийской игры, мало что объединяет. Стремление Украины почувствовать себя региональной сверхдержавой является повторением ошибок России, впадение в такие явления, как «российскость» и «имперскость». Надеюсь, что взвалив на себя такую ношу, Украина справиться со всеми вытекающими сложностями.
— Определив четкий круг своих союзников на постсоветском пространстве, Украина приобретает не только гарантированную поддержку своих партнеров по политической коалиции ГУАМ, но и значительно увеличивает свой политический потенциал для противостояния давлению со стороны России. Учитывает ли Россия этот новый геополитический фактор?
— Много Украине толку от гарантированной поддержки со стороны Молдовы в отношениях с Россией? Какой политический потенциал у Азербайджана, который смотрит на две стороны — на Россию и на Америку. Украина для Азербайджана — маленькая «фишка» в этой игре. Россия, наверное, этот геополитический фактор учитывает — как попытку четырех президентов поиграть в антироссийскую игру.
— Некоторые украинские политики придерживаются мнения, что выход Украины из СНГ не повлечет серьезных потерь. Как считают в России?
— Я думаю, что сейчас не только Украина, но и остальные президенты на постсоветском пространстве не видят для себя больших потерь в случае выхода из СНГ. Но дело в том, что большинство из них не видят и больших потерь в случае продолжения членства своих стран в СНГ. Расходы на содержания аппарата — копеечные, даже для бедных стран СНГ. Так что из СНГ можно выйти только в одном случае, если желание нанести имиджевый (подчеркну, именно имиджевый) удар России выше, чем что-то остальное. Если нет желания насолить России, то президенты стран СНГ захотят в этой организации остаться. Для России, конечно, выход из этой организации Украины или любого другого государства — это имиджевая потеря, поскольку Россия в СНГ считается главной страной. Никаких других потерь Россия не почувствует, поскольку Москва уже выстроила на пространстве СНГ (и благодаря СНГ) многие вполне реальные интеграционные схемы — ЕврАзЭС, ОДКБ, теперь и ШОС (в последнюю также входит Китай).
— Какими вам видятся перспективы украинско-российских взаимоотношений?
— Велика опасность того, что и российская, и украинская сторона наделают еще очень много глупостей. Россия, в свое время, сделала величайшую глупость, что не стала выстраивать отношения с Виктором Ющенко как с одним из вполне реальных претендентов на то, чтобы занять пост президента Украины. Украина, на мой взгляд, совершает очевидный перегиб, положив все яйца в «западную корзину». Россия уже чему-то начинает учиться. Позиция России относительно парламентских выборов в Украине в 2006 году была более умной. Какова будет позиция Украины относительно России говорить невозможно потому, что Украине пока нужно разобраться с тем, кто ею будет править — президент или премьер. Если премьер, то как этого премьера будут звать и будет ли у него коса? К сожалению, и Россия, и Украина страдаю одной и той же болезнью. От личности ее «вождя» слишком много зависит.
— Сейчас в России много говорят о возможном преемнике президента Владимира Путина. Насколько это реально?
— И в России, и в Украине власть передавалась примерно по одним схемам. У президентов двух стран были свои преемники. Различие состоит в том, что в Украине в 2004 году преемник не прошел, а победил его оппонент. В 2004 году в вашей стране были заложены предпосылки для образования подлинно демократической плюралистической политики. В 2006 году на парламентских выборах эти предпосылки дали первые всходы. Дай Бог, через десяток- другой лет в Украине сформируются настоящие политические партии. Это оптимистический прогноз, потому что в России, я думаю, перспективы более отдаленные.
В России по большей части говорят об одном из двух возможных путей. Первый — Владимир Путин каким-то хитроумным способом остается президентом на третий срок. Второй — президентом становится тот, на кого он укажет, кто будет полностью продолжать начертанный курс. Встречаясь с юбилярами — журналистами ВГТРК — Владимир Путин подтвердил: на президентский пост он будет подбирать себе преемника. «Преемник» — понятие в электоральном смысле неоднозначное.
— Так что Россия опять ищет свой особенный путь?..
— В европейских парламентских моделях вопрос о лидере страны решает прежде всего партия — она выбирает нового премьер-министра. Он, конечно, должен нравиться избирателю, но это не главное условие в процессе выбора. В американской системе партия поддерживает того политика с президентскими амбициями, который завоевывает поддержку наибольшего числа рядовых сторонников. В такой системе невозможен не просто «преемник», а даже «прямой продолжатель» уходящего президента.
Модель «прямого преемника» в России появилась именно потому, что в стране нет настоящих партий. Те, кто занимают нишу «партии власти» в парламенте, являются лишь функцией от власти настоящей — «кремлевской». Президент — не только их аппаратный лидер, но и публичный вождь; он один легитимизирует власть перед российским народом и всем миром. Значит, больше некому производить выбор преемника. Хороша ли эта модель или плоха?
Плоха, поскольку непонятно, каким образом и насколько грамотно производится выбор преемника, руководствуется ли «уходящая команда» при этом выборе интересами страны или собственными разумениями (может, она и уходить-то не собирается?). Хороша, поскольку она все же подразумевает ротацию на верхнем этаже власти, причем ротацию, подкрепленную всенародным голосованием. Ну и последний аргумент: эта модель хороша, поскольку лучшей в России сегодня все равно взяться неоткуда.
— Это уже становится традицией?
— Начало традиции уже положено: так уходил первый президент. Досрочное сложение полномочий — не более чем технологический прием для более гладкого избрания преемника. Разница в том, что Путин был преемником Ельцина лишь в двух смыслах — как публично назначенный на эту роль и как наследник административного ресурса Кремля. Во всем остальном он был, скорее, антиподом, чем продолжателем Ельцина. Молодой, здоровый, дееспособный, успешный в защите от террористической напасти, он пообещал (не столько словами, сколько поведением) решительное обновление курса, внушил надежду, что непопулярная политика уйдет вместе с непопулярным президентом.
— Достаточно ли остается времени, чтобы провести подобную операцию «Преемник»?
— Решение этих задач задает достаточно узкий коридор для действий президента в оставшиеся до выборов 22 месяца. Во-первых, обе задачи требуют, чтобы действующий глава государства оставался полновластным, не превращался в «хромую утку» — так называют уходящих лидеров в Америке. Собственно, об этом сам Путин сказал на днях прямым текстом. Во-вторых, утвердить преемника поможет амбициозная, долгосрочная и публично выигрышная повестка дня: тогда обретет легитимность лозунг типа «Коней на переправе не меняют», т.е. реализовать ее может только та же команда.
Сплоченность команды можно обеспечивать двумя путями. Первый можно условно назвать «уйти, чтобы остаться». При этом сценарии «преемник» становится лишь первым среди равных — нескольких игроков прежней команды, рассаженных по ключевым постам, а ушедший президент сохраняет роль неформального арбитра. Сценарий хорош тем, что позволяет уйти от болезненного выбора нового всевластного царя, но имеет и недостатки. Снизив внутриэлитный конфликт на этапе возникновения, они провоцируют множество новых на следующих стадиях. К тому же не так просто найти нишу для «русского Дэн Сяопина», в какового должен превратиться прежний президент.
Второй путь — выбор нового полноценного лидера, которому уходящий оказывает поддержку на начальных этапах, но постепенно переключает на него все рычаги управления, а сам остается важной и уважаемой, но все же не первостепенной фигурой. При всех сложностях и проблемах обоих сценариев они все же лучше, чем третий срок.
— В одной из своих статей об Украине вы пишете, что «большая часть российского политического истеблишмента, так и не понявшая, что Украина — это не просто не Россия, а государство, у которого России не грех бы кое- чему поучиться». В чем, с вашей точки зрения, украинский опыт может быть действительно полезен для России?
— Я завидую Украине именно в том, что она первые шаги к становлению подлинного плюрализма, к его институализации, к его укреплению — уже сделала, а Россия еще нет.
