Весь год Азия была охвачена предвыборной лихорадкой. На Филиппинах и Тайване были избраны новые президенты, в Индии и Малайзии — новые парламенты и премьер-министры. В сентябре состоятся еще два важных голосования — выборы в законодательный орган власти в Гонконге и президентские выборы в Индонезии. Они также могут отразить вызывающий тревогу парадокс, возникший в регионе: чем «здоровее» азиатская демократия, тем она менее функциональна.
Недостатка в примерах нет. Попытка оппозиционных партий отстранить от должности президента Южной Кореи Ро Му Хена на совершенно неубедительных основаниях, неспособность президента Тайваня Чэнь Шуй-бяня провести закон через парламент, контролируемый оппозиционной партией Гоминьдан, застойный первый срок президента Филиппин Глории Макапагал Арройо и тупиковая ситуация в связи с фискальными реформами, необходимыми для предотвращения надвигающегося кризиса в аргентинском стиле, в начале ее второго срока — каждый из этих примеров свидетельствует о демократическом параличе в Азии.
Если бы застой и смятение были единственными последствиями, такие политические тупики еще можно было бы терпеть. Но хронический застой поставил многие демократии Азии под угрозу дискредитации, а также перед перспективой вспышек насилия и экономического спада.
Действительно, прецеденты демократической неподвижности в Азии едва ли выглядят ободряюще. Например, со времени образования Пакистана в 1947 году противоречия между партиями привели к тому, что ни одно правительство не смогло продержаться у власти хотя бы один полный срок. В результате пакистанцы мрачно приняли военное правление как свою судьбу.
Проблемы в Азии часто возникают из-за того, что французы называют «сосуществованием» — неудобной системы, когда президент, избранный путем прямого всеобщего голосования, вынужден сосуществовать с парламентом, контролируемым оппозиционной партией или партиями. Соединенные Штаты и зрелые европейские демократии могут достаточно хорошо функционировать при системе сдерживающих и уравновешивающих сил в разделенном правительстве (хотя попытка республиканцев отстранить от должности президента Клинтона несколько лет назад может свидетельствовать об обратном), но в Азии невозможность сосредоточить исполнительную и законодательную власть в руках одной организации является серьезным недостатком.
Это особенно проявляется, когда правительство пытается провести радикальные экономические или политические реформы. Избранный президент хочет действовать, но законодательное собрание отказывается принять необходимые законы. Или наоборот.
Все начинается с парламентского кризиса. Некомпетентные лидеры возлагают вину за собственные ошибки на законодателей, в то время как последние обвиняют во всем президентов из оппозиционных партий. Выявление виновных заменяет ответственное отношение, подогревая в обществе желание иметь сильного лидера, который сможет преодолеть политические разногласия. Краткое «аварийное» правление Индиры Ганди в 1970-х годах было частично результатом такой институциональной нефункциональности.
Разделенное правительство также играет на руку азиатским сепаратистам. В критический момент для мирного процесса в Шри-Ланке президент Кумаратунга была так разгневана политикой своего политического противника премьер-министра Викремессингхе, что отправила в отставку трех его министров и назначила выборы почти на четыре года раньше положенного срока. Единственные, кто выиграл от этих демократических разногласий были «тамильские тигры». В Непале мятежники- маоисты использовали разногласия между королем и парламентом для того, чтобы установить контроль над значительными территориями.
Азиатские демократии, несмотря на их нестабильность, все таки предпочтительнее автократий, будь то военные автократии, как в Пакистане и Бирме, или коммунистические, как в Китае и во Вьетнаме. Но опасность слабой демократии заключается не только в неэффективной законодательной и исполнительной власти. Амбициозные президенты, сталкиваясь с противодействием, склонны прибегать к мерам, противоречащим конституции. В конце концов, считают они, люди избрали их путем прямого голосования. То же самое относится и к некоторым премьер-министрам, как, например, авторитарный премьер-министр Таиланда Таксин Шинаватра, которого сегодня обвиняют в ослаблении демократических традиций своей страны с целью укрепления собственной власти.
Принимая во внимание эти прецеденты и общую нестабильность, как показали выборы текущего года, азиатским политикам стоит рассмотреть возможность отказа от «сосуществования» и внедрить систему, в которой победа на выборах означала бы реальную власть. Конечно, парламентские политические системы далеко несовершенны. Ни Сингапур, ни Малайзия, где правящие партии давно доминируют в парламенте, не имеют такую здоровую политическую культуру, как на Тайване или в Южной Корее.
Но в парламентских демократиях, таких как Япония или Индия, избранный лидер управляет страной до тех пор, пока его партия или коалиция не потеряет парламентского большинства. Это означает, что о правительстве судят не по его способности обыграть законодателей, а по качеству его политики. Это кажется более эффективной и политически более стабильной формой демократии, чем несчастливое сосуществование, вызывающее такие опасные конфронтации на Тайване, Филиппинах и в Южной Корее.
Опасность разделенного правительства может быть больше простых парламентских неурядиц. Сосуществование может очень скоро стать проблемой в квазидемократическом Гонконге, если 12 сентября избиратели проголосуют за парламент, враждебно настроенный по отношению к Тань Чи Ху — назначенному Пекином главе администрации этой территории. Индонезия также рискует оказаться в тупике, если, что весьма вероятно, президентские выборы 20 сентября завершатся избранием президента не из партии, контролирующей парламент.
Авраам Линкольн был прав: разобщенное правительство не может функционировать. Во многих азиатских странах только институциональные изменения могут предотвратить крах.
Сатьябрата РЭЙ ЧОУДХУРИ — заслуженный профессор в Комиссии по распределению грантов для индийских университетов, бывший преподаватель международных отношений Оксфордского университета.
