С высоты холма, на котором стоит его дом, Эдуард Шеварднадзе может наблюдать за опаленным солнцем Тбилиси и оценивать политическую панораму, сложившуюся в тех странах, которые до самого момента распада в 1991 году Советского Союза входили в его состав. День 76-летнего бывшего министра иностранных дел СССР и бывшего президента Грузии начинается в окруженной розовыми кустами беседке. Шеварднадзе одет в поношенный спортивный костюм — и это еще больше подчеркивает его внешний вид человека, ушедшего на заслуженный отдых. В свое время он пережил множество покушений на свою жизнь, а сегодня с разрешения Михаила Саакашвили живет в этом официальном особняке, где пишет свои воспоминания. Многочисленная охрана относится ко всем посетителям с крайней строгостью — так, словно патриарх грузинской политики все еще продолжает определять судьбу этого государства. Но розовая революция, покончившая в ноябре прошлого года с его правлением, постоянно вмешивается в его жизнь. В ходе борьбы с коррупцией в тюрьме оказался зять Шеварднадзе Георгий Джохтаберидзе, возглавлявший одну из компаний сотовой связи. Зять бывшего грузинского лидера был отпущен после того, как его жена — дочь Шеварднадзе Манана — перечислила в бюджет более 15 миллионов долларов. И все же Шеварднадзе поддерживает Саакашвили.
— Как продвигается работа над вашими мемуарами?
— Я уже написал большую часть своих воспоминаний, и, думаю, они вызовут интерес — там есть некоторые детали, которые никому неизвестны или о которых никто не рассказывает.
— В них описывается какой- нибудь малоизвестный эпизод того процесса, который сопровождал распад Советского Союза?
— Передо мной стоит серьезная проблема. С одной стороны, я должен описывать тот процесс, непосредственным участником которого я являлся. Но не в том смысле, что я тоже разрушал Советский Союз, в чем меня нередко обвиняют... В декабре 1990 года я предупреждал всех об угрозе становления диктатуры. Я предупреждал Горбачева о готовящейся контрреволюции, а, когда во время выступления в парламенте я заявил, что мы можем лишиться всего того, чего достигли за последние годы, весь зал встал и начал мне аплодировать. Меня просили не уходить с поста министра иностранных дел. Но я уже принял решение.
— Перед самым распадом вы вновь стали министром, но совсем ненадолго...
— Да, и знаете, почему я согласился вновь занять этот пост? Когда Горбачев дал толчок к демократизации грузинского народа и других этнических меньшинств, они начали мечтать о своей независимости. Я как один из представителей таких меньшинств прекрасно понимал, что демократизация всегда приводит к стремлению обрести независимость. Отдавая себе отчет в существовании подобной проблемы, я, однако, полагал, что наиболее остро она проявит себя лишь через пять или шесть лет. И основная причина того, что это произошло раньше, заключается в том, что Ельцин и Горбачев не сумели договориться. Как бы то ни было, Советский Союз должен был распасться, это было неизбежно. Слишком многие народы были принуждены жить вместе.
— Вы поддерживаете отношения с Горбачевым?
— Да, иногда мы созваниваемся. Пишем друг другу. Мы же серьезные люди. А что было — то прошло.
— Какую основную ошибку допустил Горбачев?
— И его и Ельцина я упрекаю в том, что они не захотели подать друг другу руки, не захотели объединиться во имя интересов страны, в том, что они сделали все наоборот, в том, что Горбачев постоянно злился на Ельцина.
— А Путин, он другой?
— Я высоко ценю Путина. Я хорошо знаю его, хотя и не очень близко. После своей отставки с поста министра иностранных дел я провел в Ленинграде несколько конференций, а пригласивший меня мэр города Анатолий Собчак попросил своего помощника — Путина — сопровождать меня. Я очень уважаю его, потому что он по-прежнему верен памяти Собчака.
— Можно ли считать Путина продолжателем российских имперских традиций? Ваши отношения нередко становились напряженными.
— У Грузии всегда были нормальные отношения с Россией, потому как, благодаря им, наша страна смогла открыть себе путь на Запад. Многие выдающиеся грузинские ученые получали образование в Санкт-Петербурге и Москве. Путин не виновен в той напряженной ситуации, которая сложилась в ельцинскую эпоху, когда при участии российских военных и добровольцев — нескольких тысяч человек, в том числе и чеченцев — у нас отобрали Абхазию и изгнали оттуда 300 000 грузин. Население того района составляли 17% абхазцев и почти 50% грузин, которых и прогнали. В этом кроется причина нашего сегодняшнего отношения к России. Я не говорю, что это был Ельцин, но это был КГБ и другие...
— К чему стремится Путин?
— Путин хочет найти решение существующей проблемы, но не может. Вспомните о Балтийском море — сколько портов там было у России, а теперь не осталось практически ни одного. Посмотрите на Черное море: Одесса, Ильичевск, Севастополь уже принадлежат Украине, у России же остался один Новороссийск. Если Россия лишится Абхазии — она потеряет выход в Черное море, а потому Москва любыми средствами пытается оставить за собой право на Абхазию. Но сохранить за собой это право также невозможно.
— Вы видите какую-либо возможность выхода их этого конфликта?
— Сменившие меня молодые политики работают хорошо и, возможно, смогут прийти к какому-нибудь соглашению. Но компромиссное решение найти совсем непросто. Россия закрыла одну из своих военных баз, но остальные остаются неприкосновенными — Москва не хочет выводить свои войска, как не хочет уходить из Абхазии и Южной Осетии. И это добром не закончится.
— Какой совет вы бы дали Саакашвили?
— Саакашвили очень умен и знает, как ему поступать. Прочие регионы меня не волнуют, но в том, что касается Абхазии ему стоит хорошо подумать, создать некую комиссию, возможно, даже международную, которая изучила бы проблему и приняла решение. Грузины никогда не согласятся с тем, что Абхазия перестала являться частью Грузии. И абхазцы совершили страшное преступление, изгнав со своей территории 300 000 грузин.
— В Грузии по-прежнему жив сталинизм?
— Нет. Определенная часть грузин действительно гордится тем, что Сталин был их земляком, что он родился здесь, в Гори. Кстати, он был хорошим поэтом и хорошим певцом, но потом примкнул к революции. Правившие здесь меньшевики ненавидели революционера Сталина, и тому пришлось уехать в Баку: он всегда очень сильно переживал, что земляки не любят его. В детстве я гордился Сталиным, а позднее, узнав сколько людей было уничтожено по его приказу, перестал испытывать к нему это чувство. Среди жертв сталинских репрессий оказался и мой тесть.
— Какой совет вы могли бы дать в борьбе против терроризма?
— Мне кажется, что американцы начинают расправляться с терроризмом, и хотя решение было принято с некоторым опозданием, оно было верным. Плохо лишь то, что страны Запада разошлись во мнении. На одной стороне оказались Соединенные Штаты, на другой — Европа. Вместе они представляют собой мощнейшую силу, и никакой террорист не сможет победить их. Самое главное — они должны объединиться, как во время Второй мировой войны, как во время «холодной войны» с Советским Союзом. Сегодня террористы приободрились, потому что чувствуют этот раскол Запада. Терроризм и агрессивный сепаратизм — это запущенные заболевания. Агрессивный сепаратизм неизбежно приводит к зарождению терроризма, а терроризм — к зарождению сепаратизма.
— Вы чувствуете себя в безопасности в своей стране?
— Этот вопрос решается в настоящее время, но не он беспокоит меня больше всего. Самое главное для меня сейчас — написать книгу. Завершенная книга оставит свой след в истории.
— Но ведь ваш зять подвергся преследованию?
— Не думаю, что в этом виновато правительство. Думаю, это были просто бандиты, понимаете меня? Он успешный предприниматель, возглавлявший американо- грузинскую компанию, которая приносила хороший доход. Он провел в тюрьме полтора месяца. Американцы и наша сторона сумели собрать 15 миллионов долларов, которые были переданы без какого-либо составления документов. Все это настоящий произвол.
