Антияпонские протесты, продолжающие нарушать спокойствие Китая, являются еще одним свидетельством роста китайского национализма. После столетия медленного развития в среде китайской интеллигенции национальное самосознание охватило и переопределило сознание китайского народа за последние два десятилетия быстрого экономического роста. Это массовое национальное самосознание вывело китайского гиганта на мировую арену для достижения международного статуса, соответствующего огромному потенциалу страны и представлениям китайского народа о законном месте своей страны в мире.
Быстро, заметно и неминуемо Китай поднялся. Действительно, наша эпоха, скорее всего, запомнится как время, когда зародился новый мировой порядок, с Китаем во главе.
Конкурентный дух национального сознания — сознания, в котором достоинство одного человека неразрывно связано с авторитетом всего «народа» — завладел умами цвета китайской нации между 1895 и 1905 годами. В 1895 году Китай был побежден Японией, крошечным агрессором, которого китайцы пренебрежительно называли wa (карлик). Китай уже тогда привык к алчным западным властям, спорящим по поводу своих богатств, но оставался самоуверенным, осознавая всю неуместность этих властей. Тем не менее, нападение Японии, мелкой пылинки на собственном заднем дворе, поколебало эту самоуверенность и было рассмотрено как шокирующее и невыносимое унижение.
Триумфальная победа Японии в 1905 году над «Великой белой силой» — Россией — компенсировала ущерб, причиненный китайскому чувству собственного достоинства. С точки зрения Китая, Россия была грозной европейской державой, которой боялись западные государства. Ее поражение, таким образом, рассматривалось как вызов азиатских стран, успешно брошенный Западу, в котором Китай, по мнению интеллигенции, был представлен Японией.
Япония же, в свою очередь, оказалась в центре внимания Китая. Господа ученые, которые должны были проводить реформы, вступать в ряды китайской армии и идти на государственную гражданскую службу, в первые десятилетия двадцатого века отправлялись учиться в Японию. Революцию 1911 года вдохновил пример Реставрации Мэйдзи в Японии; и так как Япония в начале двадцатого века была настроена резко националистически, новый Китай, созданный по ее образу и подобию, также был построен на националистических принципах.
Таким образом, Япония стала для Китая чем-то значительным: модель, которая была скопирована, и антимодель, которая была отвергнута. Китайский национализм позаимствовал у японского его идею нации, включая то слово, каким она обозначалась (guomin, от японского kokumin). Guomintang (Гоминьдан — китайское националистическое движение) был явно вдохновлен Японией и подпитывался постоянными проявлениями японской агрессии.
Парадоксально, но вполне ожидаемо, борьба Мао Цзэдуна против Гоминьдана была тоже вдохновлена антияпонским национализмом. Как и практически во всех странах, коммунизм в Китае являлся воплощением национализма. Речь Мао о создании Народной Республики явно выразила скрытый националистический подтекст. Назвав нацию «коммунистической», новая Народная Республика Китая заручилась поддержкой со стороны Советского Союза, которую Мао считал более надежной, чем со стороны Соединенных Штатов. Но ни Россия, ни китайские коммунисты никогда не скрывали националистического характера своих идей.
Высшие эшелоны бюрократии и интеллигенции в России и Китае были сознательно националистическими и на протяжении всего правления коммунистов яро преследовали высшие националистические цели: авторитет — сила, как неприкрытая, так и наоборот, позволяющая навязать желания нации остальным. Но национальное самосознание, в частности в Китае, было свойственно только узкому элитному кругу, в то время как общественные массы оставались незадействованными.
Это резко изменилось, когда китайское правительство восстановило капиталистическую экономику. Как в Германии в 1840-е годы, когда обращение к частному предпринимательству склонило весь средний класс к национализму, четкое определение экономической власти как основной опоры величия Китая пробудило в простом китайском населении националистические взгляды. Сотни миллионов людей теперь считают себя частью достоинства нации и стремятся внести в него свой вклад и защищать его от оскорблений.
Борьба за авторитет, даже если состязание проходит в сфере экономики, не слишком рациональное занятие. Поэтому не стоит удивляться тому, что старые обиды могут всплыть на поверхность. Некоторые китайцы, особенно те, кто не слишком успешен в экономическом плане, горько сетуют на прошлые японские грабежи. Несмотря на китайское принятие капитализма и японских инвестиций, Япония остается для Китая объектом осуждения. На самом деле, один профессор в Пекине не так давно сказал мне, что «двое из десяти китайцев не любят США и девять из десяти — ненавидят Японию».
Для Запада в этой националистической вражде нет худа без добра: ни Китай, ни Япония не являются страной-изгоем, и так как их ссоры не приводят к использованию особых видов оружия, можно относиться к их трениям как к внутреннему азиатскому конфликту. Более того, Япония, скорее всего, позволит накалившимся страстям по поводу спорных островов в Восточно-Китайском море остыть, несмотря на антияпонские вспышки в китайских городах.
Но Запад, и США в частности, — новички в играх за достоинство по-китайски. Тем не менее, если он увлечется и позволит себе пренебрежительно говорить о 5000-летней культуре Мудрецов, Запад станет следующим объектом националистического негодования Китая.
Проект Синдикат для «Дня»
Лиа ГРИНФЕЛЬД — профессор социологии, политических наук и антропологии в Бостонском университете, приглашенный профессор в Университете Лингнан в Гонконге, автор уже опубликованных книг: «Национализм: дорога к современности» и «Дух капитализма: национальный характер и экономический рост», а также «Разум, современность, сумасшествие: влияние культуры на опыт человека»
