Судья по имени Ибрагим Салех ан- Нисф читал свой вердикт быстро, голосом тихим и равнодушным, не предвещавшим ничего доброго. Подсудимые виновны по всем пунктам и достойны самых суровых наказаний. Выдержав короткую паузу, он произнес главные слова: российские граждане приговариваются к пожизненному заключению, что по катарским законам означает 25 лет.
Окончив чтение, судья зачем-то осведомился у заключенных, нет ли у них каких-нибудь доводов в пользу смягчения приговора. Люди, простоявшие все дни заседания лицом к суду, спиной к публике, молчали. Потом один из них выдохнул: «Нет». Похоже, они ожидали другого решения, пострашнее. Позже, когда их увели, надев наручники, в зале суда и за его пределами начались импровизированные пресс-конференции, и тут выяснилось, как рады судебному вердикту все заинтересованные стороны. От Малики Яндарбиевой до моложавых господ из адвокатского бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры». Ахмад Закаев и Дмитрий Афанасьев от имени партнеров говорили буквально одни и те же слова: они удовлетворены, они довольны, они выиграли.
Приговор катарского суда по делу об убийстве Зелимхана Яндарбиева устроил всех.
Причины понятны. Это политически взвешенное решение: отказавшись от смертной казни, эмир Катара, надзиравший за судом, продемонстрировал свою цивилизованность. Это победа обвинения, утверждавшего, что на скамье подсудимых Дворца правосудия в Дохе сидят убийцы, которые выполняли приказ Москвы (упоминались ГРУ и лично министр обороны Сергей Иванов); суд согласился с доводами прокуратуры. Это моральный успех чеченцев: им удалось осудить Россию по необычной статье — за терроризм, словно какого-нибудь Салмана Радуева. Пофартило и Кремлю: приговоренных легче вытаскивать из тюрьмы, чем с того света.
Однако накануне приговора ситуация вокруг суда обострилась до предела. Сначала в Москве, где за безобиднейшее интервью с вдовой взорванного экс-президента Чечни ведущий программы «Намедни» Леонид Парфенов заплатил изгнанием с НТВ; похоже было на то, что в Кремле и спецслужбах преобладают агрессивно-панические настроения. Затем в Дохе, где прокурор довольно убедительно доказал отсутствие алиби у подозреваемых при серьезном наборе улик. А за несколько дней до оглашения вердикта в дело внезапно и веско вмешался российский бизнес. Известный московский олигарх Виктор Вексельберг оповестил мир о том, что его компания собирается участвовать в строительстве гигантского алюминиевого комплекса на территории Катара. Высказывалось мнение, что меценат, подаривший Родине знаменитые яйца Фаберже, собирается вернуть России и нечто еще более драгоценное — сотрудников спецслужб, арестованных в Катаре. Называлась и цифра: долгосрочный проект инвестиций в экономику этой небольшой ближневосточной страны составлял сумму примерно в 2,5 миллиарда долларов.
Складывалось впечатление, что это цена жизни российских офицеров. Оптимисты, близкие к Кремлю, в те дни предположили, что сюжет развивается в правильном направлении. Мол, цена названа, а Путин с катарским эмиром уже обо всем договорились в марте. Хотя до сего дня никто не знает, договорились ли они о чем-нибудь. Известно лишь, что президент РФ и его собеседник обсуждали такие важные темы, как ситуация на Ближнем Востоке и в Персидском заливе...
Скептики обращали внимание на своеобразие судьбы самого эмира Хамада бен Халифы аль- Тани — одного из богатейших людей планеты, который все эти алюминиевые миллиарды разглядит разве что в лупу. Отмечалось также, что Катар, связанный с единственной в мире сверхдержавой прочными союзническими отношениями, может позволить себе строгость в диалоге с Москвой. Известно было к тому же, что ЦРУ оказало Катару «техническую помощь» в расследовании теракта и поиске убийц. А это означало, что американцы вряд ли станут давить на эмира, чтобы помочь Москве.
Споры оптимистов со скептиками не завершены до сих пор. Ибо судейское решение поставило в деле не точку, но длинное таинственное многоточие. Во- первых, у защиты осталось право на апелляцию, которым адвокаты уже поспешили воспользоваться. Во-вторых, после подтверждения приговора (в чем сегодня почти никто не сомневается) в высшей инстанции у приговоренных, их защитников и начальства в Кремле останется еще надежда на катарского эмира. Полновластный хозяин своей страны, он вправе смягчить приговор и даже помиловать осужденных. Учитывая личную ненависть эмира к террору, ужесточившего недавно наказание за этот вид преступлений, на амнистию рассчитывать не приходится. Помиловать людей, взорвавших его личного гостя, — это для эмира прямое унижение с ущербом для репутации в арабском мире и в своей стране. Однако почти нет сомнений в том, что Хамад бен Халифа собирается все же как-то уточнить приговор. Но как? Сбавить срок? Выслать россиян по месту прописки?
Из Кремля и со Смоленской площади, где (на словах) твердо убеждены в невиновности своих граждан, ему подсказывают именно такой компромиссный путь: оставить приговор в силе, но выдать осужденных России, чтобы они отбывали наказание у себя дома. Дабы заключенные, согласно рекомендациям ООН, могли находиться «в более близкой им социокультурной среде». Если у эмира есть чувство юмора и он добьется гарантий их дальнейшего пребывания в тюрьме, то, пожалуй, так и поступит. И тогда случится нечто небывалое в политике: Родина, пославшая своих героев на подвиг, за этот самый подвиг наградив орденами, будет содержать их под замком. Однако есть сведения, что эмир шуток не понимает. С того самого дня, как в его столице впервые за всю историю Катара прогремел взрыв.
