Медленный, но уверенный процесс распада СНГ значительно активизировался из-за волны революций в постсоветских странах. Президент Грузии Михаил Саакашвили заявляет об особой роли его страны в «разрушении империи» на пространстве Содружества. Украинский МИД говорит о формировании коалиции «Демократический выбор», членами которой пока что являются Киев и Тбилиси. В то же время Россия, Беларусь, государства Центральной Азии стараются создать «ось» против экспорта революций: здесь особенная не только внешняя, но и внутренняя политика.
Какие субпространства образуются сегодня на территории СНГ, что движет этими процессами и насколько прочны новые коалиции? Об этом — в заочном круглом столе иностранных экспертов.
«РЕАНИМАЦИЯ» БЕЗ УКРАИНЫ НЕВОЗМОЖНА
Раймундас ЛОПАТА, профессор, директор Института международных отношений и политических наук Вильнюсского университета:
— Все радикальные политические изменения на пространстве СНГ — в Грузии, Украине и Кыргызстане — имеют одну общую черту: оппозиция поднималась на штурм после выборов, жестко контролированных правящими элитами. Именно выборы стали поводом для консолидации граждан, недовольных правящими режимами. Это позволяет говорить о том, что в регионе СНГ некоторое время изменений больше не будет. Без каких-либо сотрясений прошли выборы в Туркменистане, Казахстане, Узбекистане, Таджикистане. Правда, в конце этого года парламентские выборы состоятся в Азербайджане...
Сейчас актуален вопрос о будущем СНГ. Российская стратегия — это реанимация Содружества. Но вопрос, конечно, в Украине — Ющенко очень прямо сказал, что Киев не хочет интеграционных обязательств, которые могут помешать интеграции в Евросоюз. А без Украины нет перспектив не только для СНГ, но в первую очередь для ЕЭП. В то же время в России понимают: формально принадлежащие к СНГ страны, которые в той или иной форме объявили о своей европейской или евроатлантической интеграции, осознают, что эта интеграция не будет быстрой. Лидеры ЕС не спешат предлагать членство Грузии, Украине, Молдове. Для этих стран, если у них есть политическая воля снизить российский экономический и политический прессинг, нужны альтернативы. Думаю, одной из таких альтернатив может стать реанимация ГУУАМ. Парадокс, конечно, в том, что этим занялся президент Молдовы Воронин, который три года назад был одним из ярых сторонников укрепления СНГ. От того, разделят ли другие члены ГУУАМ стремление к ее возрождению, во многом зависит и будущее СНГ как такового.
Россия же теперь будет стараться укреплять влияние в странах СНГ на двусторонней основе и особенно в тех местах, где, по мнению Кремля, можно ожидать появления горячих точек.
РОССИЯ НЕ СОЗДАЛА МЕДИАВИРУСА
Евгений МИНЧЕНКО, директор Международного института политической экспертизы, Москва:
— Ключевая причина дезинтеграции на постсоветском пространстве — отсутствие у России мощного интеграционного проекта. Есть СНГ, но непонятно, зачем оно нужно. Более того, сейчас уже сам Путин заявил, что может быть у нас и нет необходимости в СНГ... Есть мнение, что если уж Содружество само разваливается и Россия не может остановить этот процесс, то не лучше ли его возглавить?
Технологический инструментарий Кремля тоже достаточно слаб. Я считаю, что если бы не было грузинских событий, не факт, что была бы оранжевая революция в Украине, и совершенно точно не было бы никакой революции в Кыргызстане. Еще до выборов я общался с представителям киргизской оппозиции: они всего лишь хотели, чтобы у Акаева не было конституционного большинства в парламенте, а о приходе к власти речь вообще не шла! На самом деле произошло телезаражение, люди увидели образец для подражания. К сожалению, до сих пор есть иллюзия, что российские телевизионные каналы являются мощным инструментом влияния на постсоветском пространстве. Но проблема в том, что российское телепространство пересекается с локальными телевизионными пространствами, где уже другая картинка, другая интерпретация. Более того, очень часто это приходит в противоречие с реальной жизнью, например, так было в ситуации с Молдовой или Украиной, когда, прямо скажем, не самые объективные сюжеты транслировались на российских телеканалах. Но, к сожалению, иллюзия о всемогуществе российского телевидения до сих пор сохраняется. Кроме того Россия не умеет использовать сетевые формы организации и воздействия, новые информационные технологии. Ведь ненасильственные революции — оранжевая, революция роз — это своего рода медиавирус, который уже живет своей жизнью. А российское руководство подобного медиавируса не создало. Кремль говорит: делай, как я, делай, как Путин! Но это — мессидж, обращенный к элите, а все ненасильственные революции — мессидж, обращенный к населению. Образцов поведения для населения Россия сегодня не дает.
Конечно, в СНГ потихоньку будут усиливаться центробежные тенденции. С этим надо что-то делать, но сначала Россия должна разобраться со своим целеполаганием, а этого пока не произошло.
Что касается сегментов, на которые распадается СНГ, то я бы выделил откровенные восточные деспотии: Туркменистан, Таджикистан, в меньшей степени Узбекистан. Просвещенные деспотии — Казахстан и, наверное, Азербайджан и Армения. Беларусь — тоже один из переходных типов деспотии. Молдова — это прозападная деспотия, к демократическим странам ее относить достаточно сложно. Там очень жесткий политический режим, и то, как власть вела себя во время прошедших выборов в парламент, не соответствовало европейским стандартам, что бы ни говорили наблюдатели от ОБСЕ. Наконец, флагманы революции — Грузия и Украина. Но это маленькая Грузия может позволить себе играть во флагмана революции, потому что ей пока больше нечем хвастать ни в экономической, ни в социальной сфере. Грузия в силу своих размеров вынуждена быть в чьей-то орбите влияния. Украина же может позволить себе играть самостоятельную игру, заботиться о своих прагматических интересах.
ЗАДАЧА ГУУАМ — ЛОББИРОВАТЬ СЕБЯ В ЕС И НАТО
Гия НОДИА, председатель Кавказского института мира, демократии и развития, Тбилиси:
— В связи с революционными изменениями и разделением СНГ на группы надо принимать во внимание два фактора. Первый — фактор культурной цивилизационной ориентации, которая преобладает в обществах и политических элитах. Западная ориентация сейчас наиболее отчетлива в Грузии, Украине, да и в Молдове тоже. Ориентация на саму себя присуща России. Что касается других стран, то там нет однозначной ориентации: в Беларуси — внутренняя разделенность, в Армении и Азербайджане все-таки преобладает западная ориентация, но она не так однозначна. Мне трудно судить о Центральной Азии, но там, по-моему, еще нет определенности на уровне общества.
Второй фактор — фактор политического развития. После распада СССР во многих странах создались новые политические системы, которые были чисто авторитарными или полуавторитарными. Они как-то существовали в течение более чем десяти лет, а сейчас настало некоторое разочарование в них и усталость. После распада СССР эти системы обеспечивали стабильность, и какое-то время для общества этого было достаточно. Но они не обеспечивали развития. Сейчас череда революций показывает, что люди хотят чего-то нового. Цивилизационный и политический факторы связаны между собой тем, что проявление стремления к новому — это именно ориентация на демократические ценности, которые автоматически ассоциируются с Западом, Европой и США. Страны, в большей степени ориентирующиеся на эти ценности, имеют больше шансов победить полуавторитарные режимы.
«Грузинский фактор» — это главным образом демонстрационный эффект демократизации, который всегда был очень важен, например, для Восточной Европы в 1989 году. Люди должны увидеть, что страны с похожим социальным опытом и политической культурой могут чего-то достичь. В данном случае Грузия действительно оказалась носителем «демократического вируса». Конечно, его нельзя понимать в прямом смысле как заразную болезнь: если на местах, в самих странах нет потребности в радикальных изменениях, никакой революции не будет. Грузинский пример оказался вдохновляющим, потому что люди в других странах хотели перемен, но не были уверены в своих силах. Революция роз была первой революцией второго поколения на постсоветском пространстве, но в свою очередь училась у сербской. Конечно, Сербия — не постсоветское государство, у нас — постсоветских государств — больше общего и нам легче перенимать психологический опыт друг друга, но тем не менее демонстрационный эффект всегда очень важен.
Что же касается реанимации объединения «западников» — ГУУАМ, то сейчас у этой организации больше перспектив, потому что больше политической воли, стоящей за этим проектом. Но думаю, проблема в том, как наполнить его конкретным содержанием. Учитывая опыт более-менее похожих региональных образований в Восточной Европе, мне кажется, что функция ГУУАМ заключается в том, чтобы едиными силами лоббировать себя в ЕС и НАТО. Интерес пребывания в ГУУАМ прежде всего в том, чтобы европейцы, американцы воспринимали страны, которые входят в этот союз, как следующую волну расширения Альянса и Евросоюза. То же, что в нам пока не открывают двери в ЕС и НАТО, связано с «усталостью от расширения» и с тем, что революции революциями, но новые режимы еще должны показать, насколько они действительно демократичны и успешны.
ПРОЧЬ ОТ МОСКВЫ?
Виталий ДИАКОНУ, научный сотрудник Института Центральной, Восточной Европы и Балкан Болонского университета:
— Дезинтеграция СНГ началась несколько лет назад с образованием организаций ГУУАМ и ЕврАзЭС. Содружество не реализовало обещанных и ожидавшихся целей.
Сегодня треугольник Грузия — Украина — Молдова должен стать краеугольным камнем ГУУАМ. Общее для трех стран — их жесткая политика по отношению к Москве. В какой степени Молдову можно считать прозападной страной в СНГ? Бесспорно, Молдова — часть Европы, и ее будущее должно быть в ЕС. Является ли проевропейский выбор действительно желанным или правительство Молдовы избрало его под влиянием текущего международного контекста? Возвращаясь к 2001 году, когда партия коммунистов пришла к власти, необходимо вспомнить предложенную ею важную цель — проанализировать возможность присоединения к Союзу России и Беларуси. В 2002 году правительство Молдовы намеревалось ввести русский язык как обязательный предмет в школах и отказалось от этой инициативы только после масштабных и активных демонстраций и вмешательства европейских институций. Затем партия коммунистов склонялась к федерализации Молдовы и подписанию меморандума Козака.
Вдруг на саммите СНГ в Ялте в 2003 году Молдову не пригласили присоединиться к Единому экономическому пространству — и президент Владимир Воронин высказал обеспокоенность будущим СНГ и стал размышлять о перспективах дальнейшего членства Молдовы в Содружестве. В ноябре 2003 года Кишинев отклонил меморандум Козака, который рассматривался Москвой как возможность окончательного решения приднестровского конфликта. Поскольку Молдову не приняли в ЕЭП, правительство переориентировалось на стратегическое партнерство с ЕС.
Хотя значительная часть населения Молдовы (60 — 70%) поддерживает интеграцию в ЕС, большой процент граждан не хочет выходить из СНГ (30 — 35%). Те, кто голосовал за коммунистов на прошедших выборах, сделали свой выборы не из-за проевропейской ориентации партии, а из-за того, что ассоциируют коммунизм с бывшим Советским Союзом. Последовательные «западники» голосовали преимущественно за политические партии правого крыла.
Россия не хочет потерять стратегический регион, однако ее политика вмешательства во внутренние дела республик СНГ заставила их лидеров искать другую ориентацию. Это касается Молдовы, Украины. Кстати, большинство членов ГУУАМ имеют проблемы с отколовшимися территориями, поддерживаемыми Россией: Приднестровье в Молдове, Абхазия и Южная Осетия в Грузии, Нагорный Карабах в Азербайджане, где Россия поддержала армянскую сторону. С этой точки зрения ГУУАМ можно рассматривать как объединение стран СНГ, чьей целью является отход от влияния России.
Что же касается Кыргызстана, то там произошла смена элит, но я не ожидаю радикальных изменений во внешней политике.
ЭЛИТЫ РЕШАЮТ ВСЕ
Андрей КАЗАКЕВИЧ, политолог, главный редактор журнала «Палітычная сфэра», Минск:
— Можно привести традиционную классификацию страна региона, в основу которой положена геополитическая ориентация, при всей условности данного понятия. Первая группа по разным причинам ориентирована на постсоветское пространство, интеграцию внутри СНГ — Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Россия. Вторая является в своей внешней политике более прозападной: Азербайджан, Грузия, Молдова, Узбекистан, Украина. Тем не менее, геополитическая ориентация не совпадает с делением на демократические и недемократические режимы. Из схемы выпадает Таджикистан, который скорее относится к первой группе, и Туркменистан, который избегает активного включения в региональные политические процессы.
Две страны СНГ не включены в систему международных отношений в полном объеме — это Беларусь и Туркменистан. Показательно, что изоляционистские проекты реализуются в странах, которые не представляют особого стратегического значения. Беларусь, например, никогда не входила в число стратегически важных стран для США (в отличие от Украины, Грузии и Узбекистана). Длительное время ЕС и США вообще предполагали, что демократизация Беларуси должна быть осуществлена Москвой.
Совершенно особое место занимают страны Средней Азии. События в Кыргызстане поколебали миф о стабильности этих режимов. Тем не менее, Узбекистан и Таджикистан являются потенциальным источником распространения исламского радикализма, поэтому их светские режимы будут поддерживаться, даже в ущерб демократии.
Необходимо помнить, что не все революции на постсоветском пространстве победили: последние президентские выборы в Азербайджане тому хороший пример — там выступления оппозиции были жестоко подавлены властями. В целом мотором революций является конфликт элит. Кроме того, правящие элиты стран СНГ, утвердившиеся у власти в начале 1990-х (или еще в советское время), правят достаточно долго без существенных обновлений и объективно теряют свою легитимность. Например, в Беларуси падение рейтинга А. Лукашенко связано не только с его политикой, но и с общей усталостью от его «плотного» присутствия в политической и экономической сфере. Новые элиты, как правило, являются более гибкими и современными и относительно легко обеспечивают себе внешнеполитическую поддержку.
Практика показывает, что «волна революций» затронула только те страны, которые и так были относительно демократическими, где недовольные своим положением элиты смогли свободно развивать самостоятельные политические проекты (при этом в Грузии и Кыргызстане имел место явный распад старой постсоветской элиты).
В авторитарных государствах, где оппозицию напрямую подавляют (как в Беларуси) либо лишают экономической основы, ситуация иная. Оппозиция, как правило, успешно исключается из политических процессов, и все попытки изменить политический режим до настоящего времени были неудачными. В Беларуси оппозиция не представлена в органах власти, не имеет доступа к электронным СМИ, внутреннего экономического ресурса. Оппозиционная деятельность имеет несистемный характер и в значительной степени маргинализуется. Оппозиционное движение было сильным в 90-х (особенно в 1996 — 1997 гг.), когда политическая система была относительно свободной. Изменения в Беларуси возможны, но в результате либо сильного внешнего давления, либо раскола в правящих кланах.
Если вернуться к грузинской и украинской революции, то их действительно большой заслугой для региона является развитие «активистской» культуры политического поведения, которая, похоже, стала действенным элементом политической борьбы и чем-то вроде эталона для демократического движения стран постсоветского пространства.
ЧЕТВЕРТАЯ ВОЛНА ДЕМОКРАТИЗАЦИИ
Сергей ТОЛСТОВ, директор Института политического анализа и международных исследований, Киев:
— Сохранявшийся в течение 15 лет хрупкий баланс верхушечных интересов на уровне глав государств и приближенных к ним кругов оказался почти полностью разрушенным. Политические тенденции, которые ранее просматривались разве что пунктиром, обретают более реальные очертания. Об Украине вновь заговорили чуть ли не как об альтернативном лидере СНГ и геополитическом противовесе России. Помнится, в 1992 г., когда Украина не подписала Ташкентский пакт, российские и западные обозреватели тоже предполагали вероятность «двухлинейного» сценария в ареале бывшего СССР.
В контексте «четвертой волны» демократизации страны бывшего СССР можно условно разделить на три группы. В первую входят политически ориентированные на евроатлантические структуры Украина, Грузия, и с некоторыми оговорками — Молдова. Во вторую группу — Россия и Беларусь, которые так или иначе придерживаются довольно жесткой блоковой политики. Самой противоречивой и политически размытой представляется третья группа, состоящая из государств Средней Азии и Закавказья, включая Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Азербайджан и Армению. Сходство между ними является скорее географическим, чем структурным. Главное сходство — ограничение демократических процедур. Но сами политические системы в этих странах все же заметно варьируются — от полудемократии (в Армении и Азербайджане) до полуавторитаризма в Казахстане и Узбекистане или режима личной власти в Туркменистане. В каждой из этих стран правящие группы имеют различный ресурс стабильности. Тем не менее, все они по разным причинам весьма настороженно относятся к Западу. Многие из них имеют конфликты с соседями. С этой точки зрения, правящие группы большинства стран Закавказья и Средней Азии (кроме Грузии и, по-видимому, Туркменистана) в разной мере были заинтересованы в политическом присутствии России, позволявшем уравновешивать влияние других внешних игроков...
Уходя от привязки к «экспорту революции», президенты Ющенко и Саакашвили продекларировали намерение возглавить трансрегиональные политические процессы «продвижения свободы». Приоритетные усилия США сегодня касаются «Большого Ближнего Востока». В этой связи Ющенко и Саакашвили становятся лидерами параллельного, но связанного процесса. В случае максимального (или полного) успеха этой инициативы, вместо аморфной верхушечной структуры взаимодействия в постсоветском пространстве, чем и было все эти годы СНГ, должен появиться конгломерат относительно гомогенных по своей политической природе, но весьма эгоистичных по интересам новых элит национально-буржуазной или же либеральной, космополитичной и прозападной ориентации. Тем не менее, кажется не слишком перспективным ожидать появления на кладбище «проигравшего авторитаризма» нового, взаимно-лояльного «альянса демократий».
Если попытаться предвидеть виртуальные последствия демократической революции в России, скорее всего они не будут означать полного примирения и согласия с Западом. По оценкам российских политических аналитиков, вероятным революционным преемником Путина может стать не пронатовски настроенный либерал, а национал-популист. Точно так же, в случае выброса революционной энергии, Казахстан, вполне вероятно, сделает попытку добиться лидерства в своем регионе, и будет по-прежнему играть на противоречиях и взаимных интересах с Россией, Китаем и Западом.
Практически нигде, за исключением стран Центральной Европы, присоединившихся к НАТО и ЕС, революционные по своему характеру демократические сдвиги не обеспечили прорыва в экономическом развитии. Очевидно, что в условиях глобализации одних политических факторов уже не достаточно. Тем более, что политические элиты «евразийских» государств СНГ, за исключением Украины, Грузии и Молдовы, не рассматривают всерьез перспективу вхождения этих стран в структуры евроатлантического властно-силового ядра.
Поэтому, несмотря на новый стиль дипломатии и «оранжевую» риторику, украинско-грузинский альянс скорее всего ограничится более узкими задачами, такими как приднестровское урегулирование, конкуренция с Россией за туркменский газ, вытеснение российского влияния из мятежных автономий Грузии.
Главным фактором, который будет определять рамки политических и экономических процессов в «большом» постсоветском пространстве, остается баланс отношений между США, ЕС, Россией и Китаем, или — выбор между однополюсной и многополярной структурой мировой системы.
