По крайней мере, именно так считают в Институте международной безопасности Российской академии наук. Там исходят из того, что на современную международную систему до сих пор влияет политико-идеологическое наследие холодной войны. Американские и особенно российские политики до сих пор живут под знаком геополитического соперничества. Несмотря на тот факт, что сегодняшняя глобальная безопасность базируется на значительной сети ограничительных факторов, закрепленных международными договорами и специально созданными институциями, достаточно много экспертов резонно считают и аргументированно доказывают решающую роль ядерного сдерживания. Только в этом контексте можно рассматривать то, что именно в условиях крайней напряженности в российско-американских отношениях, сложившейся в конце 2008 года, появилась идея перезагрузки.
Один из видных исследователей упомянутого выше Института РАН Алексей Фененко подчеркивает, что и спустя два года после перезагрузки для России нет более сложной проблемы, чем налаживание отношений с Соединенными Штатами. Он убежден в том, что материальные и технические аспекты двусторонних отношений в будущем решающим образом зависят от взаимного ядерного сдерживания. Как бы там ни было, стороны продолжают смотреть друг на друга сквозь ядерные очки.
США как единственное действительно глобальное государство вынуждены учитывать, что Россия — это единственный национальный актер международных отношений, способный нанести сокрушительный удар по Америке. Китай не имеет такой возможности. Кроме того, Россия — единственное государство, которое теоретически может вести войну против Америки сопоставимыми типами вооружений.
И именно с этой точки зрения РФ и США просто обречены оставаться потенциальными соперниками. Все больше экспертов и политиков единственным выходом начинают считать втягивание России в какую-либо форму консолидированных отношений и даже членство в НАТО. Ведь сейчас нужно иметь в виду, что оба государства и их лидеры строят соответствующие военные доктрины с учетом фактора взаимоуничтожаемости в гипотетической войне.
Новая стратегия национальной безопасности США (2010 год) выделяет следующие приоритеты в отношениях с РФ: сокращение ядерных стратегических вооружений, преодоление расхождений в принципиальных вопросах международной безопасности, в частности, относительно ракетной обороны и развития экономических отношений.
Однако в последнем случае экономические отношения до сих пор тормозятся сохранением такого наследия холодной войны между США и СРСР/Россией, как поправка Джексона — Веника. Она не была снята даже после формальной дачи согласия Вашингтона на присоединение России ко Всемирной торговой организации.
Таким образом, главная цель политики перезагрузки в представлении вице-президента Джо Байдена заключается в снижении риска военной конфронтации. Уместно напомнить, что перспектива серьезной конфронтации появилась в конце 2008 года в результате войны России с Грузией за Южную Осетию. К этому прибавились фундаментальные расхождения относительно американских планов разметить элементы своей системы ПРО в Чехии и Польше. Напомним, что США, возглавляемые тогда республиканцем Дж. Бушем, готовы были к решительным действиям по отношению к России. Со своей стороны последняя возобновила полеты стратегической авиации, из-за чего напряжение в двусторонних отношениях достигло предела.
И дело вовсе и не только в Грузии и ПРО. Проблема — в постоянном радикализме республиканцев в США и соответствующем позиционировании российского руководства в начале ХХІ века. Бросается в глаза и заставляет задуматься тот факт, что отношения обеих сверхдержав, начиная с 1970-х годов, лучше всего выглядели во времена существенного ослабления советской, далее российской экономики. То есть тогда, когда Москва вынуждена была обращаться к Вашингтону за помощью, или же тогда, когда американское руководство считало российскую власть готовой к проведению демократических реформ.
При этом не было заметно, чтобы США действительно демонстрировали готовность воспользоваться временной слабостью стратегического оппонента для решающего удара. Напротив, в условиях ослабления СССР/России американцы демонстрировали стремление как можно больше способствовать приобщению россиян к демократии, реформам и переходу к политике в рамках верховенства права.
Парадокс заключается в том, что в таких случаях в России всякий раз на властном и политическом уровне усиливается антиамериканизм. Русский менталитет не воспринимает навязывание ценностей. Для россиян безусловной данностью и фактом жизни является поддерживаемая православной церковью идея особой российской стратегической культуры, которая имеет такое же право на распространение в мире, как и американская демократия.
Можно ли считать перезагрузку практической возможностью? Только в некоторой степени и в плане снижения риска военной конфронтации. Однако по другим вопросам достичь полного понимания взаимных позиций практически невозможно до тех пор, пока две сверхдержавы не придут к согласию не только по ценностям, но и по определению потенциальных вызовов, угроз и опасностей, соответственно одинаковых по уровню. Только тогда Россия и США могли бы ускорить реализацию совместного безопасностного проекта, в том числе и в рамках возможного варианта членства РФ в НАТО. Конечно, мы не говорим о такой гипотетической крайности, как угроза планете Земля из космоса.
Речь идет преимущественно о традиционных измерениях. В частности, уже сегодня ясно, что китайское руководство начинает планировать и разрабатывать альтернативу нынешней международной системе. Понятно, что такая альтернатива вызовет острый ответ со стороны американских консерваторов. А какой будет реакция России, существенно зависит от состояния российско-китайских отношений, которые могут претерпеть сущностные изменения под влиянием гипотетического перерастания нынешней миграционной экспансии китайцев в территориальную экспансию. Тогда Москве станет просто необходим союзник в лице США. Однако такая перспектива остается гипотетической. Сегодня же отношения двух ядерных мощностей продолжают базироваться на ядерном сдерживании. А в этом заложены неожиданные повороты, противоречия и даже фундаментальный конфликт.
Серьезное противоречие для международной системы наблюдается на иранском векторе политики США и РФ. Дело в том, что сегодня одним из базовых международных договоров остается Договор о нераспространении ядерного оружия. В нем содержится интересная статья 4, согласно которой каждое неядерное государство имеет право создавать закрытый ядерно-топливный цикл. Запрещение действия этой статьи относительно Ирана может оказать фундаментальное влияние на существующую систему международных договоров и собственно международную систему. Здесь позиции Москвы и Вашингтона могут радикально разойтись. Осознавая угрозу, администрация Обамы заигрывает с исламским миром (вспомните хотя бы идею постройки мечети в Нью-Йорке на месте теракта 11 сентября 2001 года), что, впрочем, вызвало бурю недовольства среди граждан США. Россия как государство со значительной частью населения исламского вероисповедания просто вынуждена учитывать лидерство Ирана в исламском мире, поддерживаемое мощным энергетическим потенциалом глобального значения, достаточно развитой или, по крайней мере, перспективной экономикой и финансовым сектором. Уже на этом этапе замечаем принципиальные расхождения между США и РФ. Америка ставит в центр иранскую (исламскую) угрозу, Россия же рассматривает Иран сквозь призму недопущения внутреннего раскола в российском обществе, базирующегося на религиозном разнообразии.
Таким образом, иранская проблема выглядит беспрецедентной с точки зрения влияния на ближайшую перспективу американо-российских отношений. Суть заключается в критической связи между намерением США не допустить обогащения урана в Иране и вышеупомянутой статьей Договора о нераспространении. Россия, наверное, в данном случае склонна идти путем международного права, чем обычно отмечалось американское позиционирование. Америка же, по-видимому, готова отказаться от одной из базовых национальных традиций, что явно усложняет ее восприятие как лидера демократического мира.
Еще один объект противоречия — Пакистан. Так, в Америке есть часть экспертов, допускающих силовое подчинение (захват и установление контроля) пакистанского ядерного потенциала. Следовательно, для Америки пакистанская проблема — составляющая нераспространения, то есть глобальной политики и глобальных интересов. Россия же просто вынуждена рассматривать Пакистан как территориально близкое государство, ситуация в котором может представлять непосредственную угрозу для российских безопасностных интересов.
В этом же смысле в Москве закономерную обеспокоенность вызывает американо-индийское маневрирование относительно ядерных соглашений.
Если коротко, то существует расхождение двух больших ядерных мощностей в вопросе насильственного разоружения враждебных Америке стран. Россия не считает такую позицию реалистичной. В то время как Америка продолжает выделять государства-парии, Россия часто поддерживает с ними серьезные связи, которые можно оценивать как направленные «в пику» американцам.
Возможность сближения позиций по Ирану не выглядит нереальной, учитывая специфическое позиционирование иранского руководства. За последние семь лет Россия дважды пыталась выступить посредником в переговорах между Ираном и международными организациями, занимающимися контролем распространения ядерных материалов. Это имело место в 2005-м и 2007 годах, но каждый раз Иран отказывался от российского посредничества. По этой причине некоторым образом «униженная» российская дипломатия начала сторониться Ирана.
Ядерное разоружение сохраняет значительную привлекательность для российской стороны, что сближает ее позицию с американской. Расхождение принципиального характера заключается в том, что ядерное оружие требует модернизации каждые 15—2 лет. В этом плане американцы находятся в лучшем положении, располагая прямым доступом к урановым залежам Канады и Австралии. К тому же, как считается, собственных запасов урана в США больше, или, по крайней мере, они более доступны. В России же ситуация действительно сложнее: ее ядерный арсенал базируется на плутонии, а потому она вынуждена чаще регенерировать соответствующие материалы, что слишком дорого. Поэтому любые существенные сокращения ядерного оружия представляются более выгодными России.
Наряду с этим современные доктрины ядерной войны драматически отличаются от доктрин 1950-х годов. 50 лет назад предполагалось и рассматривалось в критическом измерении возможное нанесение превентивного удара, способного уничтожить города и инфраструктуру противника. Современные доктрины базируются на принуждении противника к разоружению и капитуляции. Превентивный удар с учетом потенциала раннего предупреждения теряет свою прежнюю «эффективность».
Многое зависит от успеха российско-американских переговоров о ракетах-перехватчиках и местах их расположения. Американцы начинают склоняться к привлечению России к совместным с Западом проектам противоракетной обороны и систем раннего предупреждения, что дает преимущество в принятии американских инициатив. Россия же иногда нагнетает ситуацию, продолжая рассматривать позицию западного мира и США как угрозу своим национальным интересам и безопасности.
Отсюда сомнения насчет ратификации подписанного в Праге Договора СНО-2, а также отсутствие твердого убеждения в том, что перезагрузку американо-российских отношений вообще возможно рассматривать в серьезном стратегическом измерении.
Евгений КАМИНСКИЙ — профессор, заведующий отделом трансатлантических исследований Института мировой экономики и международных отношений НАН Украины.
