По мере того как приближается момент расширения Европейского Союза, многие европейцы видят в нем только негативные последствия: масса экономических мигрантов и бедные страны, требующие субсидий.
Часто идут споры о том, что социально- экономическая модель континентальной Европы, которая стремится объединить конкурентоспособность с солидарностью, является принципом, связывающим Европейский Союз, а так же отличающим Европу от американской (или англосаксонской) модели свободного рынка. Ясно, что ответом Европы на глобализацию является то, что определенные сферы социальной жизни — скажем, здравоохранение, образование, окружающую среду или культуру — нельзя оставлять капризам рынка.
Со стороны кажется, что устойчивая интеграция Европы проходила параллельно с развитием государства всеобщего благосостояния. Но это вводит в заблуждение: европейская социальная модель, в действительности, неотъемлемая часть идентичности стран- членов ЕС в большей степени, чем самого ЕС.
Некоторые, в самом деле, предполагают, что ЕС часто приносит вред государству всеобщего благосостояния. Этот страх внес свой вклад в нежелание таких стран, как Дания и Швеция, принять великую европейскую интеграцию. В обеих странах большинство проголосовали против введения евро, так как они боялись, что нормы национального благосостояния будут сокращены.
Таким образом, перед всей Европой в настоящее время стоит ключевой вопрос: каково будущее европейской модели «социального рынка»? Сможет ли она выжить после того как Союз расширится от 15 членов до 25?
Многие члены ЕС смотрят на вновь прибывших из Центральной и Восточной Европы и видят страны, которые в значительной степени стараются придерживаться либеральной модели свободного рынка. Потратив десятилетие на то, чтобы разобрать обломки государственного социализма, большинство этих стран раздражает мысль о том, чтобы импортировать идею солидарности европейского социального рынка через ЕС.
Их позиция выходит за пределы политической философии. Немного оппортунизма тоже имеет место, поскольку они, несомненно, выступают также против правил налогообложения и социальных норм ЕС, принятие которых означало бы их отказ от своего сравнительного преимущества для западных инвесторов.
С нулевым экономическим ростом и уровнем безработицы, составляющим 10%, западноевропейская «модель Rhineland» больше не является тем, в чем хотят соперничать страны, стремящиеся предпринять коренную социальную и экономическую реформы. Если европейской модели социального рынка предстоит пережить расширение, она должна найти способ расшириться на восток внутри ЕС. Но это можно достичь, только если эта модель сначала будет преобразована на западе.
Два фактора могли бы помочь ЕС продвигаться в правильном направлении. Во-первых, перед новыми странами-членами стоит одна и та же проблема, которая подорвала модель социального рынка в Западной Европе: демографический спад и, как следствие этого, перспектива резко возрастающих пенсионных расходов и расходов на здравоохранение. Население Чехии, Венгрии, Польши и Эстонии стареет и сокращается так же быстро, как население Испании или Италии. Таким образом, необходимость реформировать систему здравоохранения и пенсионную систему является сходной во всех этих странах.
Во вторых, общественное отношение к системе социального рынка удивительно сходное в Восточной и Западной Европе. Согласно исследованию, проведенному Pew Global Attitude, есть существенная степень конвергенции между жителями Восточной и Центральной Европы и Западной Европы относительно равновесия между рынком и гарантируемой государством социальной сетью безопасности.
Если новые страны-члены должны принять модель социального рынка, то эта модель должна работать повсюду в ЕС и предложить им то, что она предлагала новым членам ЕС в прошлом. К сожалению, пока это невозможно.
Вместо этого расширение ЕС выполняется согласно тому, что можно было бы описать как принцип «асимметричной интеграции». Асимметрия облегчила передачу на восток норм и установленной конвергенции ЕС, но не соизмеримую передачу ресурсов. Регулирующая власть ЕС оказалась впереди ее перераспределяющей власти.
Но регулирующие полномочия Союза, вероятно, будут приняты вступающими странами только в том случае, если они останутся привязанными к перераспределяющей этике, которая лежит в основе социальной модели ЕС. Урегулирование без перераспределения может подорвать законность ЕС среди новых членов.
Доклад для председателя Еврокомиссии, представленный группой экспертов во главе с Жаком Сапиром, четко доказал необходимость переориентации политик «сплоченности» Союза в восточном направлении, т. е. в пользу тех, кто больше всего в них нуждается. Ясно то, что если модели социального рынка суждено расшириться на восток — обеспечивая таким образом свою жизнеспособность в пределах всего Союза — то это единственная жизнеспособная альтернатива.
Но эта идея угрожает сегодняшним бенефициариям перераспределяющей политики ЕС, а именно — Испании (которая в настоящее время получает больше одной трети выделенных средств на формирование сплоченности в ЕС) и Греции (которая получает около одной пятой), так же как и Ирландия. Страны, которые больше всего извлекли выгоду из европейской солидарности за последние двадцать лет, меньше всего хотят поделиться со своими бедными восточными родственниками.
От старой европейской социальной модели почти ничего не осталось. Ее реформа — или, скорее, ее повторное изобретение — подразумевает определение того, что означает солидарность как внутри стран-членов, так и внутри ЕС в целом. Но для того, чтобы реформа была удачной, немного старомодной солидарности, расширенной на восток, в настоящее время является лучшим способом гарантировать обязательство самых новых членов ЕС по отношению к европейской интеграции.
Жак РУПНИК — директор по проведению исследований в CERI (Париж). Эта статья относится к ряду материалов, выполненных рабочей группой, созванной президентом Европейской Комиссии Романо Проди. Группе было поручено определить долгосрочные духовные и культурные перспективы расширенной Европы
