20 ноября в Лиссабоне пройдет встреча глав двадцати восьми государств, входящих в состав Организации Североатлантического альянса (НАТО), чтобы выразить одобрение новой «стратегической концепции», — документа, где будут изложены задачи Альянса на ближайшее десятилетие. Это будет уже третья стратегическая концепция, сформулированная после окончания холодной войны.
НЕСОПОСТАВИМЫЕ УГРОЗЫ И ИНТЕРЕСЫ
С каждым годом, уходившим после окончания холодной войны, менялся характер окружающих Альянс угроз. С востока угроз не исходило никаких, и расширение НАТО с включением в его состав Центральной Европы стало самоцелью. А с появлением каждого нового члена внутри НАТО появлялся очередной национальный интерес, добавлявшийся к определению угроз, и сплачивающая сила консенсуса в вопросе угроз ослабла еще больше. Разнобой в представлениях союзников об угрозах был определен тремя важными событиями.
Во-первых, события 11 сентября донесли до всех реальность опасности, представляемой воинствующими исламистами. Теракт был первым случаем, когда НАТО обратилось к пятой статье устава, в которой говорится о коллективной самообороне. Это проложило путь к действиям НАТО в Афганистане, стране, весьма отдаленной от традиционной зоны действия Альянса в Европе. Последовавшие за этим удары, нанесенные джихадистами по Испании и Великобритании, еще больше убедили всех в глобальности угрозы; но мировой терроризм — это не пятьдесят бронетанковых дивизий. Слабый интерес многих стран НАТО к миссии в Афганистане в частности, равно как и серьезные разногласия в том, что касается способов справиться с угрозой международного терроризма, в целом свидетельствуют о недостаточной состоятельности воинствующего ислама как сплачивающей угрозы Альянсу. С точки зрения большинства стран Европы, с угрозой джихадизма надо бороться не военными экспедициями на Ближний Восток и в Южную Азию, а действиями правоохранительных органов в собственных странах, где проживает беспокойное мусульманское население, максимум — тайными операциями, осуществляемыми за границей службами разведки. Это означает, что европейцы хотели бы сместить акценты в борьбе в пользу полицейских операций и сбора данных, не говоря уже о необходимости беречь деньги в условиях наступления режима финансовой экономии на всем континенте.
... Во-вторых. Включение в состав НАТО стран Балтии вкупе с прозападными «цветными революциями» в Грузии и Украине (все эти события уложились в промежуток с конца 2003-го по конец 2004 года) подтолкнуло Москву к тому, чтобы поднять голову, и, с точки зрения Центральной Европы, расклад угроз опять изменился. Россия увидела во включении в Альянс стран Балтии знак того, что он строит планы еще и на Украину и Грузию, и сочла это неприемлемым. Учитывая важность Украины для России с географической точки зрения, — это подбрюшье России, дающее врагам Москвы отличную возможность перерезать связь Москвы с Кавказом, — нечто подобное станет «переходом черты» для России в любой форме. Кремль отреагировал на возникновение угрозы потери Украины, ворвавшись обратно в пространство прежней советской сферы, отрезав Среднюю Азию, Беларусь, Кавказ и Украину войной (в случае с Грузией), политическими махинациями (в случае с Украиной, а затем и с Молдовой) и «цветными революциями», устроенными по образцу западных (в случае с Кыргызстаном).
...В-третьих, из-за сильного экономического кризиса всем уже стало ясно, что Германия становится политическим лидером Европы. Это стало закономерным следствием окончания холодной войны и воссоединения Германии, хотя Берлину и потребовалось двадцать лет, чтобы «переварить» Восток и дождаться шанса применить свою силу. Шанс этот появился в первом полугодии 2010 года. В мае, когда разразился кризис вокруг государственного долга Греции, судьба Европы зависела не от решения евробюрократов и даже не от коллективного решения сильнейших стран ЕС, а от директив Берлина. Теперь это поняли и в остальных странах Европы.
... В самом сердце НАТО сейчас лежит отсутствие решимости, коренящееся в разнобое интересов и представлений об угрозах среди стран Альянса. По представлениям об угрозах члены Альянса разделяются на три категории: первая — это США, Канада и верные европейские атлантисты (Великобритания, Нидерланды, Дания); вторая — главные европейские державы (Германия и Франция, а также зависящие от Берлина южные средиземноморские страны «на буксире»); третья — новые страны Центральной Европы, занимающие пространство «от моря до моря» (то есть от Балтийского до Черного) и традиционно пугающиеся России и в противовес ей надеющиеся на союз с Западной Европой.
НЕСОВМЕСТИМОСТЬ ИНТЕРЕСОВ
Поскольку ни одной явной угрозы Альянсу не существует, а интересы его членов настолько сильно противоречат друг другу, рекомендации «группы экспертов» по большей части несовместимы друг с другом. Достаточно взглянуть на эти рекомендации, чтобы понять, какие интересы стремится сохранить какая группа стран, что и разоблачает неустранимую несовместимость интересов Альянса, начиная с 2010 года.
Атлантисты. Эту группу возглавляют США. Атлантисты хотят, чтобы Альянс ориентировался на неевропейские театры (т.е. на Афганистан) и на нетрадиционные угрозы (компьютерная безопасность, борьба с терроризмом и т.п.); им нужно, чтобы центральноевропейские страны дали дополнительные обязательства в части расходов на оборону; также они хотят реформировать систему принятия решений таким образом, чтобы в определенных ситуациях отдельная страна не могла наложить вето, а Генеральный секретарь имел полномочия действовать без согласования с прочими. Последнее — в интересах США, потому что именно Вашингтон всегда будет иметь наибольшее влияние на Генерального секретаря, обыкновенно избираемого из числа граждан стран-атлантистов.
Центр Европы. Главные страны — Германия и Франция. Им нужны расширенные полномочия и разграничение параметров операций вне Европы (чтобы можно было ограничить участие в этих операциях), повышение мобильности и эффективности Альянса (то есть возможность сократить расходы, ведь все равно мало кто выполняет требование выделять на оборону по два процента валового внутреннего продукта), а также расширение сотрудничества и баланса в отношениях с Россией и дополнительные консультации с международными организациями, в том числе — ООН (чтобы ограничить возможность США действовать в одиночку, без многосторонней поддержки). Также они хотят, чтобы военные учения носили «не угрожающий» характер, что прямо противоречит требованиям стран группы «от моря до моря», чтобы Альянс ясной демонстрацией решимости подтвердил свою верность обязательствам в области обороны.
Группа «от моря до моря». Центральноевропейские страны хотят, чтобы НАТО как на словах, так и на деле (путем проведения военных учений или даже развертывания войсковых группировок) подтвердило готовность соблюдать пятую статью устава и чтобы в новой стратегической концепции Россия была названа в качестве силы, мотивам которой нельзя доверять (это противоречит пророссийской позиции, занимаемой странами из второй группы). Некоторые страны Центральной Европы также хотят, чтобы двери Альянса оставались открытыми (с прицелом на Украину и Грузию) и чтобы граница НАТО с Россией отодвинулась еще дальше на восток, чего сейчас не хотят ни США, ни страны второй группы, ни даже некоторые страны третьей.
Сейчас, как и в наступающем десятилетии, проблема НАТО состоит в том, что разные страны смотрят на разные угрозы через разные призмы национальных интересов. Российские танки волнуют лишь порядка трети стран НАТО (группу «от моря до моря»), а остальные распределились между атлантистами, стремящимися укрепить Альянс для противодействия новым угрозам и действий вне Европы, и так называемой старой Европой, стремящейся в ближайшие десять лет выделять на решение каких бы то ни было задач настолько мало солдат и ресурсов, насколько это вообще возможно.
Неясно, каким образом новая стратегическая концепция НАТО сможет зафиксировать что-либо, кроме стратегического разнобоя в интересах стран-членов. НАТО не исчезает, но теперь оно лишено единой и сильнейшей угрозы, а именно такая угроза делала союзы между национальными государствами в принципе возможными (хотя все равно недолговечными). Без такой угрозы, маячащей на горизонте, прочие дела — прочие разногласия — раскалывают союз. НАТО существует до сих пор не потому, что имеет единую цель, а потому, что нет такого острого вопроса, из-за которого оно могло бы окончательно распасться. Таким образом, неоднократно поднимавшийся вопрос «релевантности» НАТО — точнее, того, как НАТО должно преобразоваться, чтобы быть релевантным и в XXI веке, — должен быть поставлен наоборот: что будет объединять НАТО в XXI веке?
В период холодной войны НАТО было военным союзом, имевшим противника и ясную цель. Сейчас это группировка дружественно настроенных стран, применяющих стандарты оперативной совместимости, что позволяет создавать «коалиции доброй воли» под задачу, а также дискуссионные площадки. Это предоставляет странам-членам удобную структуру, на базе которой можно проводить многосторонние полицейские мероприятия вроде борьбы с сомалийскими пиратами или обеспечения законности в Косово. Учитывая то, насколько глубоко укоренен как явление разнобой интересов стран НАТО, вопрос заключается в том, какая угроза сплотит НАТО в ближайшем десятилетии, чтобы Альянс приобрел энергичность, нужную для претворения в жизнь излагаемых в тексте стратегической концепции инвестиций и реформ. Ответ на этот вопрос отнюдь не ясен. Его затуманивают несовместимые друг с другом представления разных стран Альянса об угрозах, что заставляет задуматься — а не станет ли ноябрьский саммит в Лиссабоне началом конца НАТО?
