Я не хочу сейчас давать какие-либо прогнозы ближайших и более отдаленных результатов проведения всеукраинского референдума по вопросам, связанным со значительным изменением существующей модели государственной, в первую очередь законодательной власти. Попробуем абстрагироваться хотя бы ненадолго от предельной конъюнктурности, политизированности, клановости в анализе проблемы повышения эффективности существующих властных институтов. Поставим вопрос принципиально: способствует ли нынешняя модель власти максимально эффективному решению беспрецедентной по сложности задачи не просто улучшения уровня жизни людей в условиях обретенной и, к сожалению, пока еще в значительной степени формальной независимости, а построения в Украине качественно нового постсоветского общественного строя, утверждения не бутафорской декларируемой и имитированной, а реальной демократии? К сожалению ответ, по моему мнению, должен быть отрицательным. Принятая впопыхах, в ситуации цейтнота, на фоне обостренного противостояния разных ветвей власти, предельной поляризации различных политических сил украинская Конституция несет на себе отпечаток многих мифов, иллюзий, узко групповых интересов, а кое-где и элементарного непрофессионализма в формулировании конкретных конституционных положений. Все это в полной мере относится и к предложенной структуре, функциям и механизмам взаимодействия различных ветвей власти, которые во многом еще отвечают принципам скорее советского «народовластия», нежели цивилизованной демократии. В частности, практически все руководители парламентов предыдущих созывов считали своим долгом подчеркивать, что возглавляют именно Верховную Раду, то есть в действительности являются не просто спикерами, а именно председателями основного властного органа, который, мол, наиболее полно «отражает свободу всего народа». Следовательно, фактически имело место не что иное, как продолжение насаждения стереотипов люмпенского мышления, основанных на мифах о коллегиальности (которой, кстати, на самом деле никогда не было при советской власти) как высшей формы волеизъявления граждан. По сути коммунистическое большинство в Верховной Раде постоянно завуалированно, а то и напрямую пыталось протащить тезис о том, что только законодательный орган как последний оплот советской власти является действительно легитимным, а все иные ветви — не что иное, как «буржуазные причуды» «антинародного режима».
Такой «подход» к пониманию системы разделения власти неразрывно связан с поведением левой части Верховной Рады по принципу «чем хуже — тем лучше», красными флажками в помещении украинского законодательного органа и антиконституционно-«интеграционными» призывами к восстановлению «братского», именно советского союза. Поэтому, когда действующий Президент как до своего недавнего переизбрания, так и после него неоднократно указывал на то, что нынешняя Верховная Рада именно по способам ее избрания и функционирования «обречена» на предельную политизированость, безответственность, неструктурированость и непрофессиональность в законотворчестве, то он, конечно же, был прав. Более того, стремление Леонида Кучмы внести поправки в действующую Конституцию с целью обеспечения эффективности механизма построения государства, в частности, создание верхней палаты парламента и превращение Верховной Рады в структурируемую профессиональную и ответственную нижнюю палату именно парламента, вовсе не вступает в противоречие с международной практикой, полностью отвечает интересам масштабных задач социально-экономического реформирования Украины, преодоления нами перманентно переходного состояния. Даже право роспуска при определенных обстоятельствах нижней палаты, на получении которого настаивает Президент, не только не нарушает цивилизованные демократические принципы реального разделения властей, а наоборот способствует политическому структурированию общества, так как содействует повышению уровня ответственности законодательного органа. И не нужно бояться, что это замедлит процесс законотворчества. В сложившейся ситуации нижняя палата должна сосредоточиться на разработке стратегических долгосрочных законодательных актов, в первую очередь бюджета, и на контроле за его выполнением. Ведь сам механизм коллегиального принятия решений через согласование интересов многих, нередко поляризованных, политических сил, во-первых, не может не быть слишком медленным в нынешней ситуации, а во-вторых, не может не приводить к усредненным решениям по принципу «ни вашим, ни нашим». Кроме того, любой депутат любого парламента просто обязан отстаивать корпоративные интересы «своего» региона или «своей» партии, избирателя, причем, в первую очередь, интересы сегодняшние. И только Президент, избранный всем политически активным населением страны, именно на основании этой высшей формы легитимности обязан одновременно обеспечить максимальную оперативность, динамичность реагирования исполнительной власти на постоянные угрозы, возникающие в кризисном нестабильном переходном обществе, и, вместе с тем, направить усилия антикризисной команды не на постоянное перекраивание «шагреневой кожи» бюджета (который в большей степени состоит из «шкуры неубитого медведя» — обещанных кредитов и еще несобранных налогов), а на решение глобальных задач коренного реформирования общества на основании стратегической антикризисной программы. Поэтому, так сказать, сама чрезвычайность ситуации, в которой оказалась страна, объективно требует усиления не просто исполнительной, а именно президентской формы власти, конструктивного авторитаризма, основанного на авторитете и всенародном уважении к единоличному лидеру, именно проводнику, который не растворяется в партийной и даже фракционной массе, а все время находится «на виду». Причем это вовсе не унижает парламент (который, кстати, должен сыграть важную роль в создании антикризисной программы и обязательно утвердить ее) как представительский орган власти, а, наоборот, консолидирует его вокруг магистральной идеи радикальных реформ и фигуры настоящего президента-лидера. Вот почему предложения практически всех «левых» на постсоветском пространстве упразднить институт президентства как таковой являются не только неуместными, но и опасными. К тому же, предыдущий опыт неоспоримо свидетельствует о том, что идея так называемой «прямой», «непосредственной» демократии в советском варианте «парламентаризма» и «коллегиального» принятия решений «властью советов» прекрасно уживается с худшими формами предельно деградировавшей олигархической тирании, когда «родители народов», прикрываясь частоколом рук голосующих за уже подготовленное «рабочим органом» постановление, «проводят» любое нужное решение.
Но, вместе с тем, требования «левых» упразднить институт президентства нельзя назвать абсолютно безосновательными, ведь недавнее тоталитарное прошлое, большая степень маргинализации, а то и люмпенизации народа, практическое отсутствие традиций реальной демократии, несформированность элиты нового типа на постсоветском пространстве, к сожалению, являются благоприятной средой для трансформации, повторяю, очень нужного, особенно для постсоветских стран, президентского законного авторитета в, так сказать, «авторитет в законе». Конкретно это, в частности, проявляется в постоянном «наращивании» разнообразными методами полномочий Президента и в попытках любыми способами продлить срок его пребывания у власти (президент Туркменистана уже официально получил право на пожизненное пребывание на своем посту). Как сообщалось в украинских СМИ, какая-то «инициативная группа» из Луганска, надеюсь шутя, оказывая сомнительную услугу действующему Президенту, тоже предлагала включить вопрос о пожизненном пребывании Леонида Кучмы на посту президента Украины одним из вопросов, который нужно вынести на всеукраинский референдум.
Следовательно, какое разделение власти обеспечивает оптимальное сочетание конструктивного авторитаризма и коллегиальности, достижение реальной, а не преимущественно бутафорской демократии? Для ответа на этот вопрос необходимо избавиться от распространенных и очень живучих мифов, преобладающих в научном и общественном сознании на протяжении последних лет. Речь идет о представлении, в соответствии с которым демократия в политической вотчине есть не что иное, как обеспечение так называемого разделения власти между законодательной, исполнительной и судебной ее ветвями, а также обеспечение представительства в органах власти путем всеобщих максимально равных и «справедливых» выборов. Правда, один из гениальных основателей основных принципов цивилизованного политического общественного строя Шарль Монтескье в своем знаменитом труде «О духе законов» писал, что судебный институт, даже если речь идет о верховном или конституционном суде, фактически не является полноценной «ветвью власти», а существует только ради того, чтобы настоящие формы власти в своем взаимодействии или даже противостоянии придерживались конституционно-юридических «правил игры». Своеобразным же властным «посредником» между законодательной и олицетворяемой конституционным монархом (президентом) исполнительной властью должна выступать часть законодательного собрания, образованная из «знати», «достойных», избранных не на основе тех или иных политических или территориальных симпатий, а в первую очередь на основании общепризнанного жизненного опыта, добропорядочности, творческих достижений не обязательно только в политической сфере деятельности, безупречного морального авторитета в глазах всей нации. Фактически ветвью власти, без которой невозможно обеспечить полноценное функционирование «системы сдерживания и противовесов», Монтескье считает сенат или верхнюю палату парламента, представители которой преимущественно на основе не столько законодательной, сколько контрольной власти обеспечивают соблюдение не только «диктатуры закона», а преимущественно «диктатуры морали» во взаимодействии законодательной (парламентской) и исполнительной (президентской) властей. В отличие от Конституционного суда сенат — это своеобразный «суд присяжных», который выносит не только профессиональный, но и моральный вердикт о соответствии законодательных актов прежде всего стратегическим интересам нации . Вот почему, по словам Монтескье, при настоящем, а не фиктивном разделении власти «законодательная власть была бы поручена и собранию знатных, и собранию представителей народа, каждое из которых имело бы свои отдельные от другого совещания, свои отдельные интересы и цели», причем согласно реальному, а не мифологическому разделению властей сенат выступает в качестве сдерживающего противовеса не только по отношению к авторитарно-исполнительному компоненту власти, но и к законодательному. «Законодательное собрание, — пишет Монтескье, — состоит из двух частей, которые взаимно сдерживают друг друга благодаря принадлежащему им праву отмены, причем обе они связываются исполнительной властью, которая в свою очередь связана с законодательной властью».
Необходимо отметить и то, что в данном случае речь идет не о каком-то особом изобретении современной демократии, а об универсальных условиях обеспечения эффективности политической и, еще шире, общественной жизни, сложившихся еще в стародавние времена. Сенаты в вышеупомянутом значении существовали уже в Древней Греции и Риме, а их прообразы — в советах старейшин и жрецов архаичных обществ (термин «сенат» образован от латинского слова «senex» — старый, старик). Иное дело, что в современных демократиях представители верхней палаты уже не назначаются, а так или иначе избираются. Даже в консервативной Англии в прошлом году было принято решение о сокращении вдвое знаменитой палаты пэров, о лишении их пожизненного наследственного права пребывания в верхней палате и о постепенном переходе к формированию ее на основе выборов. Но в сенатах многих стран до трети состава представителей при определенных условиях еще и сегодня получают право пожизненного пребывания в верхней палате.
А самое главное, о чем нам должным образом так и не сказали на протяжении пропагандистской кампании за двухпалатный парламент, это то, что в отличие от нижней палаты, право роспуска которой при определенных обстоятельствах действительно должен иметь президент, верхняя палата согласно конституциям действительно демократических стран роспуску не подлежит никогда. Ведь нельзя распустить собрание людей, которые фактически олицетворяют совесть нации!
Вот почему двухпалатные парламенты существуют почти во всех странах, которые построили или еще только строят любую модель р е а л ь н о й демократии. Вот почему именно форма правления президентско-парламентского типа при двухпалатном парламенте является оптимальной для Украины как страны, переживающей сегодня очень сложный и болезненный переходный период.
Но главная цель деятельности верхней палаты заключается вовсе не в том, чтобы обеспечить «достойное» представительство регионов (это уже фактически не сенат, а именно совет федерации как в России или бундесрат как в Германии). Причем вопрос заключается не только в том, что, как считают «правые», это будет порождать опасность сепаратизма, а в том, что функции сенаторов коренным образом отличаются от функций губернаторов (статус которых так или иначе получат нынешние председатели госадминистраций). Ведь сенаторы представляют не интересы регионов, а, фактически наиболее творческую часть общества — его элиту. И избираются сенаторы не от регионов, а от органов местного самоуправления, так называемых «коммун» по принципу ступенчатого, а не прямого голосования, на основании определенных цензовых ограничений не только для кандидатов в верхнюю палату, но и для самих избирателей. Учитывая то, что эти органы в советские времена очень деградировали, можно и целесообразно применить социально-корпоративный или «смешанный» принцип формирования сената, который, кстати, разработали выдающиеся представители украинского национализма Вячеслав Липинский и Николай Сциборский, хорошо знакомые как с новейшими европейскими политологическими и социологическими теориями, так и с украинской традицией построения государства. Первый в своей «Классократии» предлагал избирать представительский орган от главных сфер общественного производства, второй — в «Нациократии» — кроме органов местного самоуправления предлагал «подключить» к выборам еще и культурно- общественные организации. Причем речь идет о выборах не от печально известных «трудовых коллективов», а от самой образованной части определенной сферы общественной деятельности. Для этого в соответствии с мировой практикой необходимо ввести определенные цензовые ограничения. Кандидат в сенаторы должен иметь образование не ниже среднего специального, а представители науки — научную степень, да еще и проработать в определенной сфере — бизнесе, промышленности, культуре, здравоохранении и так далее не менее пяти лет. В сенате или национальном совете должны быть также представители и от вооруженных сил страны и даже от духовенства.
При таких условиях действительно можно будет сократить нижнюю палату или законодательное собрание до трехсот человек, не утратив при этом обратную связь с электоратом. Кроме того, существование верхней палаты, или национальной рады, с основным правом откладывающего вето, которое дает ей прерогативу окончательного утверждения законопроекта, значительно уменьшит лоббистские возможности различных кланов влиять на законодательный процесс путем проведения в нижнюю палату представителей политических и региональных структур. Это, в свою очередь, будет способствовать процессу реального политического структурирования и возрастания политической культуры граждан, будет содействовать созданию реальных партий, уменьшению их количества.
И, наконец, последнее. Не анализируя сейчас оптимальный механизм внесения поправок в действующую Конституцию Украины по изменению существующей модели власти, хочу отметить, что внесение таких поправок было в ХХ веке довольно распространенной практикой даже в развитых странах. А конструктивные изменения Конституции, которые бы максимально стимулировали перемены к лучшему социально- экономической ситуации в Украине, сегодня являются нужными как никогда.
