Каждая годовщина окончания Второй мировой войны на постсоветском пространстве (прежде всего, речь идет об Украине, России и Беларуси) становится поводом для торжеств, ностальгии, военных шлягеров и фронтовых «сто грамм», но крайне редко эти дни становятся поводом для переосмысления. С этой точки зрения значительно больше повезло «побежденной» Германии, в которой процесс денацификация был запущен сразу после Второй мировой и, по большому счету, продолжается по сей день. В Украине же, равно как и в упомянутых России и Беларуси (в отличие от, к примеру, Польши), болезненный процесс расставания с мифами прошлого (и в целом декоммунизации) еще не начинался. Более того, мутируя под воздействием правил игры «нового времени», старые бациллы порой принимают еще более уродливые формы (вроде «георгиевского костюма» — подробнее см. на стр. 17).
Об опыте денацификации в Германии, непреодоленном тоталитаризме в Украине и его симптомах в настоящем — немецкий журналист, специальный корреспондент газеты Die Welt в Польше и Украине Герхард ГНАУК.
— Денацификация в Германии, как известно, имела несколько аспектов. В частности, экономический, социальный, культурный... Что, на ваш взгляд, было ключевым? Конечно, о полном преодолении нацизма говорить не приходится, но, взглянув на «страну-победительницу» и «страну побежденную», разница в работе над прошлым очевидна. Итак, что, по вашему мнению, было ключевым в денацификации Германии? И что до сих пор остается неизжитым?
— Денацификация в первичном смысле слова была идеей победителей, т.е. властей американских, британских, советских и французских в оккупированной ими Германии. Полный провал гитлеровского режима сделал это возможным. Победители в 1946 году установили схему проверки сотен тысяч немцев и поделили их на категории: главные обвиняемые (преступники); обвиняемые; второстепенные обвиняемые; соучастники; невиновные. Были приговоры, даже смертная казнь, и попытка исключения обвиняемых из политической жизни.
Но самое главное, конечно, как сам немецкий народ смотрит на себя. И тут, начиная с философов и христианских деятелей, было сделано много. Шок по поводу преступлений режима был сильнейшим. Но не сразу. Хотя — почти сразу сработало правосудие. Например, одна прокуратура в Гамбурге в течение десятилетий открыла тысячи дел по преступлениям немецкий военных, СС, Гестапо. В том числе пыталась разобраться с судьбой тех футболистов «Динамо» (Киев), которые были убиты немцами. Немецкие процессы против палачей Освенцима состоялись только в 1960-е годы и дали новый толчок размышлениям и покаянию. А в 1990-е годы политики, особенно из Партии зеленых, начали поднимать тему выплаты символической компенсации остарбайтерам.
Самое главное — это нравственный шок, переосмысление того, что было. Если его нет — все остальное не действует.
Что является неизжитым? Сложно сегодня найти сферу жизни, которая не была затронута этим переосмыслением истории. Не так давно в украинских СМИ звучала мысль, что Германия почти такая же, как в 1940 году. Но это явно полемический голос в связи с бойкотом Евро-2012.
— Может ли опыт Германии в вопросе денацификации быть полезным для Украины, России, Беларуси, которые еще даже не приступали к серьезной работе со своим прошлым?
— Если вы имеете в виду аналогичную «декоммунизацию» — на нацистский и на коммунистический режимы все-таки, нравится нам это или нет, в мире смотрят по-разному. Но есть пример ближе к вашему вопросу — ведь Германия после 1989 года работала, пыталась рассчитаться с прошлым ГДР. И факт, что в Германии очень быстро был создан Институт-архив госбезопасности, очень важен. Как вы знаете, его отцом-основателем был пастор Йоахим Гаук, нынешний новый президент Германии. На этот Институт равнялись, когда создавали аналогичные институты в Чехии, Румынии, институты национальной памяти в Польше, в Украине и других странах. Все эти институты плюс такие организации, как «Мемориал», создали в прошлом году в Праге общую платформу — Platform of European Memory and Conscience. Интересно, участвует ли в этом Институт национальной памяти Украины?
— Герхард, с одной стороны, вы можете говорить об опыте денацификации Германии, с другой — об опыте Польши в преодолении последствий коммунизма (то, что страна добилась рассекречивания документов относительно Катыни, очевидно, также является одним из свидетельств того, что некий путь декоммунизации пройден). Что, по вашему мнению, могло бы стать основой для десталинизации (в широком понимании преодоления тоталитаризма)? Для Украины? Для России?
— Вопрос, может быть, не ко мне... Как посторонний наблюдатель я могу только сказать, что каждая страна имеет свои особенности. В России серьезной проблемой является ее имперская традиция и то, что, как ни смотри, именно она была «центром». Украина же обращает много внимания, например, на вопросе Голодомора... Что может стать основой? Думаю, в любом случае в центре внимания должно быть страдание конкретных людей, независимо от их национальности и других черт. Направление внимания на совместные источники, на начало десталинизации, на Сахарова, Солженицына. Возвращаясь к первой части вашего вопроса, и для Германии, и для Польши при всей разнице, нравственный импульс был самым главным.
— Вопрос о неизжитом тоталитаризме имеет прямое отношение к тому, что происходит сейчас в Украине. Но есть и другая проблема: мы уже не раз констатировали, что взгляд на нашу страну со стороны Европы часто оказывается чрезмерно «плоским». Вы, насколько нам известно, актуальную ситуацию в Украине видите несколько иначе, нежели большинство ваших европейских коллег...
— Если вы имеете в виду дискуссии о Тимошенко, Луценко и других и о бойкоте ЕВРО, то, действительно, реакция в Германии очень сильна, а в Польше дискуссия тоже началась, после немецкой. Оба общества в теме прав человека, в теме демократии и правосудия очень чувствительны. Как гражданин я считаю, что эта дискуссия нужна и полезна. Другое дело, есть ли у журналистов, политиков что предложить Украине, кроме идей бойкота. Что Европейский Союз будет говорить, что будет предлагать Украине после ЕВРО? Сильный сигнал критики для нынешней власти в Украине нужен. Но это не может быть единственное слово в адрес Украины.
