Можно ли «сфотографировать» общественное развитие? Можно. С помощью социологических методик. Именно фиксированием тех или иных шевелений общественного организма, малейших изменений в его настроениях, предпочтениях и занимается отечественная социология вот уже 11 лет. Среди прочих известных социологических компаний — Центр «Социальный мониторинг», принимавший активное участие в исследованиях массового сознания во всех избирательных кампаниях и «в свободное от выборов» время. Среди исследований Центра — мониторинг рынка труда, динамика уровня жизни украинских граждан, определение потребностей, ожиданий, интересов и настроений разных групп населения, изучение актуальных проблем молодежи и детей, исследования социального положения женщины в обществе и другие.
11 лет независимости украинского государства стали для нашего общества еще и годами независимости от самого государства. Наши люди научились и учатся жить самостоятельно, не особо рассчитывая на социальные пособия, пенсии, официальные зарплаты. Хорошо это или плохо? Ответ на этот, а также на многие другие вопросы о состоянии украинского общества и власти — в интервью с кандидатом социологических наук, директором Центра «Социальный мониторинг» Ольгой БАЛАКИРЕВОЙ.
«ПРИВОДНОЙ РЕМЕНЬ» ПОЛИТИЧЕСКОГО УСПЕХА
— Насколько зависит популярность партий от их публичных действий? Что можно назвать наиболее действенным способом влияния на общественное мнение граждан перед выборами?
— Наш избиратель стал более требовательным, более разборчивым. На мякине его не проведешь, на голые посулы не купишь. С другой стороны, сегодня избиратели очень разные. Очень сильная дифференциация в обществе происходит в целом, в частности, в зависимости от политической культуры, что отражается на общественном сознании. Это связано и с образовательным уровнем, и с разным доступом к СМИ, и с разным уровнем жизни. Поэтому успех партии гарантирует понимание, с каким избирателем она имеет дело, понимание того, что с разными группами, подгруппами и сообществами нужно строить несколько иной диалог — диалог, в котором не только электорат будет слышать партию, но сам электорат будет услышан и понят, и сможет рассчитывать на адекватные действия.
На прежних выборах в 1994 году, даже в 1998 году большую роль играли наличие хорошей программы и наличие хорошего лидера. Эти два компонента и сегодня очень важны, но только их уже недостаточно. Очень важной является та команда, которая позволит довести всю предвыборную кампанию до конца, которая, как приводной ремень, обеспечит связь с электоратом. И здесь есть место нам, социологам, и нашим исследованиям — для того, чтобы понимать, какой электорат, он должен быть изучен, проанализирован. Если этот механизм не работает, то рассчитывать партии на успех на выборах достаточно трудно. Фактически на последних выборах только Коммунистическая партия в силу того, что у нее был свой стабильный избиратель, могла себе позволить не особенно учитывать весь сложный комплекс факторов успеха. В силу того, что ее электорат был очень четко выделен, стабилен и сама по себе программа КПУ уже была сориентирована на этот электорат. Все другие политические силы вынуждены были искать этот «приводной ремень». Естественно, это касалось и тех кандидатов, которые шли по мажоритарным округам.
Очень важным фактором также являлись конкретные действия политических сил. Мы изучили предвыборные ориентации населения и определили, что наличие конкретных действий электорат ставил на первое место. Хотя в реальной практике они на первом месте не стоят. Здесь происходит более сложный процесс, и то, что вербализуется как ожидания избирателей, на самом деле не всегда является таковым. И в этом сложность изучения общественного мнения. Потому что на первом месте стоит ориентация на определенный потенциал, которым будет располагать та или иная политическая сила, если она придет к власти, и который состоит из программы, лидера, окружения, команды. Просто этого сам электорат вербализовать не может, потому что до конца не осознает. Это уже выводы наши, как исследователей.
— Существует мнение, что на этих выборах общество сыграло роль статиста, которого использовали и сразу же забыли об его интересах. Свидетельством этому якобы может быть спикериада и раздел комитетов в ВР. Согласны ли вы с этим?
— Мне кажется, это очень поверхностный взгляд, без учета понимания тех глубинных процессов, которые происходят. У нас продолжается этап перераспределения ресурсов и власти. Это касается экономических ресурсов и власти как таковой. И поскольку парламентские выборы — это один из конкретных механизмов такого перераспределения, наверное, то, что в первое время после выборов в ВР происходил довольно затяжной процесс распределения комитетов, выборы спикера, — это просто отражение этих процессов. И вовсе не потому, что народ использован как статист. На любых выборах, в любой стране народ используется для достижения определенных позиций определенными политическими силами. Это же произошло и у нас. Тем не менее, народ высказал свою волю, позволил пройти в парламент политическим силам, которые в дальнейшем будут определять направления развития Украины. А то, что на некоторое время интересы большинства отошли на задний план, в силу того, что нужно было утрясать вопросы взаимодействия политических сил-победителей, это естественно.
Меня беспокоит другой момент — то, что в определенной степени был произведен обман избирателей. Он заключался в том, что некоторые политические силы объединились для получения власти, тем самым показав свой потенциал на порядок выше, чем если бы они шли как разрозненные силы. Затем начался обратный процесс — блоки, которые были сформированы для объединения ряда партий и ряда политических лидеров, стали распадаться. И это вводит в замешательство и избирателей, и тех людей, которые работали на эту политическую структуру по вертикали.
— Есть ли данные о сегодняшних рейтингах партий и блоков?
— Летний период — не самый удачный для проведения опросов общественного мнения. Поэтому все опросы были прекращены в основном в июне. Резких изменений на тот момент фактически не было. Мы получили подтверждение тех же данных, которые были накануне выборов, данных, полученных в результате экзит-пола. То есть, расстановка сил в июне оставалась прежней. В сентябре будет интересно посмотреть, что изменилось, и как те изменения, которые произошли внутри парламента (формирование фракций, распад фракций) повлияли на рейтинги тех или иных политических сил.
— В какой мере публикация социологических исследований относительно электоральных ориентаций, по вашему мнению, может влиять на избирателей? Является ли обоснованным запрет на публикацию социологических данных за две недели до дня выборов?
— Социологическая информация влияет на избирателей не больше и не меньше, чем любая другая. Поэтому, с моей точки зрения, (и меня поддерживают многие коллеги) запрет публикации данных за две недели до выборов является неоправданным. Ведь при этом не запрещена возможность опубликования прогнозов, агитация, выступления, в которых можно оперировать теми или другими данными. Поэтому создается впечатление, что кто-то просто не очень корректно понял, что такое социологические опросы. Мне кажется, что норма запрета на агитацию за сутки до выборов была бы оправданной и по отношению к данным соцопросов.
— Немецкий социолог Ганс-Йоахим Фен сказал как- то в интервью «Дню», что публикация данных накануне выборов может давать два эффекта: эффект паровоза, когда те, кто не определился, присоединяются к мнению большинства; и эффект демобилизации избирателей, когда они не идут на выборы, думая: если политическая сила, которой я симпатизирую, все равно выигрывает, зачем мне идти на выборы? Существуют ли аналогичные эффекты в украинском опыте или у нас есть свои?
— Я полностью согласна с этими двумя эффектами — они существуют во всех странах. И все социологи, которые занимаются анализом электоральных ориентаций, их отмечают. Но я бы добавила еще один эффект. Не знаю, существует ли он в Германии, но он однозначно существует в Украине и, я думаю, во многих других странах с достаточно высоким образовательным уровнем населения. Я его для себя назвала «эффект оптимизации выбора». Достаточно грамотный человек всегда ориентируется на то, какой он делает выбор по сравнению с другими. Почему в общем-то и нужны социологические данные — они позволяют выяснить человеку, как он выглядит по сравнению с большинством. И если человек видит, что та политическая сила, которая ему симпатична, однозначно не имеет шансов на прохождение в парламент или в местные органы власти, он думает: хочет ли он, чтобы его голос «пропал», или он хочет поддержать одну из тех конкурирующих сил, которые имеют шанс победить на выборах. Таким образом осуществляется оптимизация выбора. Я думаю, что 15— 20% населения, анализируя данные, ориентируются еще и на то, оптимален ли их выбор в сложившемся раскладе сил.
А что касается эффекта демобилизации, то я хотела бы отметить, что для Украины на последних выборах этот эффект был нехарактерен, и об этом может свидетельствовать тот высокий уровень электоральной активности, который мы наблюдали. Присутствие эффекта демобилизации избирателей говорит об определенном безразличии населения, апатии — мол, мой голос мало что значит. Для Украины гораздо характерней желание повлиять на ситуацию. Даже — и это тоже особенность нашего менталитета — не слишком веря в честность выборов.
ЗЕРКАЛО ДЛЯ ОБЩЕСТВА
— Насколько реальную картинку общества и его состояний дает социология, учитывая то, что каждый человек неповторим? Применима ли формула Андропова: «Мы не знаем общества, в котором живем» к сегодняшнему дню и в частности, в отношении власти?
— Я попытаюсь провести аналогии с кинематографом. Там есть такие понятия как «дальний план» и «крупный план». Если мы смотрим дальним планом, мы видим определенный образ, контекст, но не до конца видим детали. Когда мы выходим на крупный план, мы видим детали, изъяны или наоборот — красоту, неповторимость. То же самое касается социологии как науки. Она очень многоуровневая. Поэтому, отвечая на вопрос, знаем ли мы сегодня наше общество, я могу ответить и да, и нет. В зависимости от того, каким мы планом смотрим, под каким углом зрения мы сегодня хотим посмотреть на это общество. Мы с вами говорили о предвыборных исследованиях — мы получили картинку общества в этом плане? Да, близкую к реальной. Поэтому сказать, что мы не знаем общества с этой точки зрения, мы не можем.
— Известно, что во времена СССР власть жестко контролировала исследования социологов, чтобы общество не выходило за рамки идеологически допустимого. Как сегодняшняя власть в Украине относится к социологическим исследованиям?
— Заказы от госструктур часто зависят от личностного фактора. То есть, если на должность приходит человек, который понимает важность социсследований для работы своего ведомства, заказы от этого ведомства поступают. К примеру, в начале года Министерство финансов заказало исследование, которое выполнялось Украинским институтом социальных исследований и Центром «Социальный мониторинг», с целью выяснить отношение населения страны к изменениям в системе налогообложения. Готовится новый Кодекс, и его нормы должны соответствовать и экономической ситуации, и правовому полю, но также важно знать, какой будет реакция людей, которые на себе почувствуют действие этого закона. В первую очередь, это касается наемных рабочих и работодателей. Именно среди этих категорий населения в основном и проводился опрос.
Очень востребованы исследования по вопросам молодежи, семьи, детей со стороны Комитета по делам семьи и молодежи. Ежегодно по его заказу проводятся различного рода исследования. И мы знаем, что полученные данные используются не только в виде аналитических отчетов, но и ложатся в основу политики Комитета, в основу разрабатываемых мероприятий, указов, которые готовятся.
Заказчиками по ряду исследований выступают международные организации, финансируя то или иное исследование и понимая, что оно будет востребовано органами власти. Сейчас целая серия исследований финансируется за счет международных организаций по вопросам, связанным с распространением эпидемии ВИЧ/СПИДа. При этом совершенно ясно, что пользоваться этими данными будут Министерство здравоохранения, Министерство информации, Комитет по делам семьи и молодежи, Кабмин и другие органы власти.
— Многие, оценивая нынешнее время, сравнивают его с прошлым, испытывая ностальгию. Знаете ли вы что-нибудь об исследованиях времен СССР? Какими были реальные настроения советского общества? Есть ли данные об отношении советских граждан к реалиям своего времени: колхозам, бюрократии, партии, интеллигенции, перестройке?
— Во времена Советского Союза проводились лишь безобидные исследования — связанные с отношением к труду, с формированием коммунистических ценностей. Были популярны исследования о студенческой молодежи, формировании молодой интеллигенции. Больше приветствовались тогда не эмпирические исследования, а теоретические. Целый ряд трудов был посвящен оценкам населения СМИ. Правда, тогда этим исследованиям не придавалось сегодняшнего внимания, не было понимания социологии как инструмента изучения общества с целью эффективного социального управления. Эти исследования давали только реальную картину того, что изучалось. Это как если бы вы хотели видеть только лицо женщины и не желали видеть ее фигуру, и на основании увиденного лица считали ее прекрасной. Была очень четко выражена однобокость исследований. Поэтому на этапе перестройки появилось крылатое выражение, что «социология — это зеркало для общества». Потому что только тогда у общества появилась возможность увидеть себя целиком. Именно тогда начало формироваться понимание этой возможности социологии — возможности полного и всестороннего изучения.
— Как вы оцениваете сегодняшнее состояние украинского общества, его социальное самочувствие?
— Очень сильно усиливается расслоение общества. Причем оно происходит по целому ряду параметров. В свое время рассматривали расслоение по материальному признаку и видели в этом одну из возможных причин конфликтов и достаточно часто пытались исследовать отношение населения к этому расслоению.
Мы также имеем два отдельных непересекающихся слоя в виде власти и населения. Они живут отдельно друг от друга, и взаимодействие между ними происходит только «по поводу» (выборы и т.п.). У нас усилилась дифференциация по пространственному признаку, месту проживания. Это связано и с разным уровнем жизни в городе и селе, столице и провинции, с доступом к информации, средствам коммуникации. Не секрет, что когда человек из маленького населенного пункта приезжает в крупный город, он совершенно не готов к восприятию городского темпа и образа жизни.
У нас также усиливается расслоение по религиозному признаку. Казалось бы, определенные религиозные конфессии декларируют консолидацию, тем не менее на практике, к сожалению, происходит наоборот. Дополнительным индикатором этого для меня была львовская трагедия, когда возникла проблема по захоронению конкретного верующего представителем другой конфессии.
Происходит также сильное расслоение общества по образовательному признаку. Это связано и с коммерциализацией образования, и с появлением образования разного уровня. Но эта тенденция характерна для многих развитых стран.
Все это не может не сказываться на состоянии социального самочувствия населения. Отсутствие равных возможностей в результате этого расслоения влияет на состояние самооценки, самочувствия людей. С одной стороны, по нашим данным, мы не фиксируем возрастания тревожности. С другой стороны, когда мы пытаемся измерить уровень удовлетворенности жизнью, то при декларируемых и некоторых объективных увеличивающихся показателях уровня жизни, самооценки улучшения жизни не наблюдается. Это, с моей точки зрения, говорит о том, что в обществе не происходит консолидация, объединение, а наоборот — идет процесс индивидуализации характера жизни, замкнутости на себе, своей семье.
В отдельных группах сохраняется низкий уровень патриотизма. Мы его отслеживаем с помощью вопроса: «Гордитесь ли вы тем, что являетесь гражданином Украины?» Был некоторый эмоциональный всплеск вначале независимости Украины, иногда наблюдаем некоторые всплески в предвыборный период. Но в целом за 10 лет позитивный показатель гордости за свою страну несколько уменьшился. При чем он уменьшается среди практически всех возрастных групп.
— Гражданское общество — есть ли тенденции к становлению? Или для Украины это пока утопия?
— Один российский социальный исследователь сказал: «У нас сегодня нет запретительных условий для формирования гражданского общества». Я полностью с этим согласна. У нас уже созданы предпосылки формирования гражданского общества и формирования в перспективе более высокой личной активности каждого индивидуума. Но это еще зачаточный этап формирования. Как показывают наши исследования, граждане Украины двумя руками «за» гражданское общество, необходимость развития демократии, демократических ценностей. Но как только мы начинаем переходить на изучение конкретных механизмов и норм формирования демократического гражданского общества, то здесь начинают возникать противоположные тенденции, которые говорят о том, что в обществе еще не сформировано до конца понимание демократии.
— Как бы вы оценили состояние социальной напряженности в обществе?
— В народе говорят: где тонко, там и рвется. Напряженность локализована в наиболее болевых точках. Но эффекта брошенного в воду камушка, когда эта напряженность распространяется на общество в целом, не происходит. Поскольку не сформирована неразрывность гражданского общества. Сегодня формирование гражданского общества происходит и сверху, и снизу. Это, наверное, характерно для многих стран. Но в Украине вектор формирования сверху сегодня превалирует. Поскольку это является одним из условий признания Украины как демократической и европейской страны, условий ряда финансовой помощи и инвестиций. И это давление сверху частично мешает нормальному формированию гражданского общества снизу.
— Ряд оппозиционных сил в Украине намерен провести в сентябре массовые протестные акции. Может ли, по вашему мнению, состояться в Украине «великая сентябрьская революция»?
— Я думаю, что революция не состоится. Потому что по всем законам революции для нее необходимы определенные условия. В Украине их сегодня не существует. Примером тому может служить акция «Украина без Кучмы», которая имела фактически те же цели и была построена по принципу массовых протестов. Несмотря на то, что по мере ее развития, распространения информации о ней, негативная оценка населением акции уменьшалась, тем не менее, число ее активных сторонников практически не увеличилось. То есть, к каким-либо революционным действиям эта акция не привела и не могла привести в силу отсутствия тех объективных и субъективных условий, которых в Украине и тогда не было, и сейчас тоже нет. И вообще сентябрь по всем нашим социологическим исследованиям, когда мы замеряем социальное самочувствие, уровень удовлетворенностью жизнью, своим материальным положением, — это пик позитивной настроенности граждан. Это связано с тем, что сентябрь — это сбор урожая, и в Украине часть людей выживает за счет этого, для другой части — это окончание напряженного труда, более высокий уровень жизни, наличие более дешевых продуктов питания, это немаловажно. Сентябрь — это пик позитива. Поэтому я думаю, что сентябрь и в этом году по своим объективным показателям не даст оснований для сильных революционных волнений. Хотя я не исключаю протестов. Кстати, по нашим исследованиям на протяжении последних пяти лет увеличивается количество тех, кто готов принимать участие в демонстрациях, акциях протеста, но в рамках законных, разрешенных форм, и уменьшается количество тех, кто готов идти на незаконные формы протеста.
— Есть ли у украинцев национальная идея, национальная мечта?
— Над этим вопросом я размышляю уже давно, на протяжении, наверное, последних десяти лет. И на этапе всех этих размышлений и под впечатлением всех социологических данных за это время у меня вызрела мысль, что по большому счету, на макроуровне, национальная идея у всех стран одна. Она может быть упакована в разные слова, разные понятийные категории, но она одна. Это построение общества, в котором каждый человек может чувствовать себя комфортно, чувствовать себя человеком, по отношению к которому соблюдаются его права, у которого есть свобода, и о котором заботится то государство, которому он доверил заботу о себе. Даже в советские времена коммунистическая идея была сформулирована так же — построение общества всеобщего благосостояния, всеобщего благоденствия. Американская идея точно такая же — высокое материальное благосостояние и общество неограниченных возможностей для каждого его члена. И в тех странах, которые сегодня признаны странами с наиболее высоким уровнем жизни населения, тоже аналогичным образом сформулирована идея. Попытка сформировать у нас рыночное общество с человеческим лицом — это, фактически, воплощение той же идеи.
— Можно ли утверждать, что 11 лет независимости украинского государства стали для нашего общества еще и годами независимости от самого государства?
— Здесь есть огромная доля правды. Она состоит в том, что государство не возложило на себя в полной мере ответственность за социальную поддержку, за адаптацию населения к новым условиям жизни. Особенно это касается людей старшего поколения. Они себя чувствуют брошенными со стороны государства.
С другой стороны, позитивным моментом в смысле заботы государства я считаю современную молодежную политику. Можно говорить, что недостаточно средств выделяется, но тем не менее, государственные структуры сегодня заботятся об этом поколении. Они понимают, что ему сложно.
Вопрос о независимости граждан от государства имеет два уровня: политический и уровень реального воплощения. В реальном воплощении можно сказать, что огромная часть населения находится в состоянии независимости от государства, она учится жить и выживать самостоятельно. И среди молодежи, в основном, мы отмечаем возрастание надежды на свои собственные силы и уменьшение ориентаций на то, что государство должно о них позаботится. В то же время, на политическом уровне, целый ряд программ, которые приняты, не позволяет сказать, что сегодня государство не беспокоится о своих гражданах.
СОДРУЖЕСТВО КОНКУРЕНТОВ
— Накануне выборов много говорили о продажности социологов и заказных исследованиях. Расскажите, как социологические кампании зарабатывают деньги? Каких заказов больше: отечественных или зарубежных, политических или социальных?
— Я бы к этому перечню добавила еще и маркетинговые заказы. Потому что те маркетинговые компании, которые существуют, имеют социологическую традицию, выросли «из социологов» и пользуются теми же методами. И ведущие социологические кампании, в основном, объединяют политические, социальные и маркетинговые исследования. В разных пропорциях, в разных сегментациях. Потому что за маркетинговые исследования лучше всего платят, на политические спрос связан с определенными периодами активности или с наличием каких-то заказов. Социальные — наименее оплачиваемые и наименее сегодня востребованные с точки зрения готовности платить за них деньги. Но у общества сегодня сформирован очень большой заказ на социальные исследования.
В отношении политических исследований заказы поступают «волнообразно». И здесь есть и отечественные, и зарубежные заказчики. У маркетинговых исследований заказчик преимущественно зарубежный. Отечественные компании если и заказывают исследования, то либо небольшие по объему, либо эти компании не совсем отечественные (СП, компании с зарубежным капиталом). Это связано и с финансовой ситуацией отечественного бизнеса, и с отсутствием традиций построения развития предприятия, отталкиваясь от тех или иных исследований рынка.
Что касается политических заказов, то здесь ситуация несколько странная. Фактически сегодня не происходит конкуренция социологических структур по отношению к заказам на политические исследования. А многие компании работают на конкретную политическую силу. Грубо говоря, политическая сила покупает ту или иную соцслужбу и ее исследования, тем самым вольно или невольно оказывая определенное влияние на результат. И поскольку это происходит в силу либо личных связей, либо каких-то корпоративных интересов, либо выбора по принципу «доверие без открытой конкуренции», то это именно тот момент, который мешает нам сказать, что в Украине происходит цивилизованный выбор.
По социальным исследованиям выбор компании происходит на основании тендеров. Во многих тендерах участвуют основные социологические компании — УИСИ, Центр «Социальный мониторинг», КМИС, СОЦИС и другие структуры. Иногда мы выступаем все вместе в борьбе за то или иное исследование. Это уже конкуренция. Но для полной ее цивилизации нам не хватает обратной связи: почему, к примеру, отдано предпочтение той или иной компании, по каким параметрам осуществлялся этот выбор? Здесь конкуренция между соцфирмами до конца не сформирована, потому что она касается только этого небольшого сегмента исследований.
Плохую службу в борьбе за тендеры нам сослужили и непрофессиональные структуры. Или структуры, которые являются посредниками — то есть те, кто получая тот или иной заказ, потом ищут, кому заказать собственно сбор информации, а сами обеспечивают только аналитическую часть.
Поэтому, если поднимать вопрос, о том, существует ли конкуренция между соцслужбами в Украине, то с одной стороны — да, существует. А с другой, в профессиональных компаниях превалирует вектор, скорее солидарности, содружества, чем конкуренции. Это связано с тем, что социологических компаний в Украине не так много. Эта солидарность проявляется формально в виде Социологической ассоциации, где мы защищаем друг друга процессом добровольной аккредитации компаний, которая является своеобразным знаком качества, гарантией профессионализма той или иной соцслужбы, и на неформальном уровне, что ярко проявляется в наших совместных пресс-конференциях, совместной презентации данных. То есть, здесь мы выступаем не как конкуренты, а скорее, как конкурирующие партнеры, поскольку у каждого есть свой интерес, в том числе и научный. Но нам также интересно и сопоставление наших данных, подтверждение своего профессионализма сравнением наших тенденций в опросах с другими (если мы доверяем организации-конкуренту как профессионалу, для нас важно, чтобы наши данные были близки).
Я думаю, что со временем конкуренция будет усиливаться. Во-первых, сегодня гораздо больше готовится профессиональных социологов, которые проходят неплохую подготовку и стажировку, в том числе и за рубежом. Будет также, по моему мнению, увеличиваться и количество социологических организаций. Это нормальный процесс, он происходит во многих развитых странах. Мы его не боимся, и чем быстрее он будет происходить, тем лучше будет для самой социологии и для общества.
— Можно ли утверждать, что в Украине уже существуют социологические фирмы, для которых репутация дороже лояльности?
— Совершенно однозначно. Были попытки заказа предвыборных исследований от определенных политических сил. И когда в процессе обсуждения и подтверждения нами нашего профессионального уровня следовало маленькое предложение от заказчиков: «Но мы бы хотели, чтобы вы показали определенный результат по нашей политической силе», — мы тут же прекращали этот разговор. Потому что если компания хочет работать долго и стабильно, у нее нет ни малейшего желания компрометировать себя. Сегодня профессиональный социолог, который понимает роль социологии в обществе, болеет за социологию, никогда не пойдет на это. Я могу сказать совершенно однозначно, что все социологические структуры, которые являются членами Социологической ассоциации, сегодня гораздо больше заботятся о своем реноме и авторитете, чем о заработке путем подрыва этого авторитета.
— Котируется ли украинская социология в мире? Соответствуют ли наши исследования мировым стандартам?
— Это очень сложный и для меня немного больной вопрос. Здесь существует несколько проблем: с одной стороны, украинская социологическая школа на сегодняшний день в западном мире воспринимается как осколок советской школы, и находится частично в тени российской школы. И фактически лица своего украинская современная социология в мире не имеет. Эта проблема, в частности, связана с развитием социологии как теоретической науки, а это, в свою очередь, связано с финансированием и социальным запросом со стороны общества. Сегодня очень мало работ теоретического характера, которые бы позволили украинской социологии сформировать свое лицо. Я, наверное, не смогу назвать сегодня ни одной социологической школы. У нас есть яркие социологи, яркие личности, ученые. К примеру — Евгений Головаха. Но сказать, что у него есть свои школы, группы последователей, молодых ученых мы не можем. То же самое можно говорить и о других ярких социологах. То есть, когда мы сегодня встречаемся с западными коллегами, они знают только отдельных личностей, отдельные имена.
Здесь есть еще одна проблема — языковая. На английском, немецком языках работ украинских социологов практически нет. У нас нет традиции сегодня лучшие работы того же академического Института социологии переводить на тот или иной европейский язык, публиковать их и распространять зарубежом. Все это вместе говорит о нашей слабости по отношению к западной социологии.
С другой стороны, когда сталкиваешься с зарубежными коллегами на семинарах, симпозиумах и начинаешь им рассказывать о том, какой у нас огромный потенциал, насколько профессионально сейчас работают многие соцслужбы, что практически все ведущие социологи владеют сегодня всеми передовыми социологическими методиками, что все это делается в соответствии с мировыми стандартами, то все это вызывает удивление: вы это умеете? А затем достаточно часто перерастает в различные формы сотрудничества. Но все это остается, к сожалению, на индивидуальном уровне.
