Не могу назвать все свои выступления в газете «День» научно-популярными. Иногда они даже текстуально совпадают со статьями в серьезных журналах или содержанием выступлений на научных конференциях, только подогнаны под газетный формат. Если существует словосочетание «научная публицистика», то оно как нельзя лучше характеризует жанр этих статей. Как правило, «День» печатает их под рубрикой «Взгляд» или с подзаголовком «Точка зрения». За четверть века мне пришлось пережить мировоззренческую революцию, которая основывалась на выжимании из сознания заложенных с детства стереотипов. Не скажу, что процесс завершился, каждый год приносит новые открытия. Стараюсь делиться ними с читателями, и иногда не нахожу понимания. Это — нормально, точка зрения всегда субъективна. Вместе с тем, взгляд на конкретную проблему связан со всей суммой знаний и мировоззрением ученого. Приходится определять, почему свежее мнение не прививается в сознании оппонента.
Моя статья «Частная и коллективная формы собственности в историческом измерении» (№56, 2 апреля) вызвала ряд полемических отзывов. Один из оппонентов сделал предположение, что она написана ради небольшого по объему последнего раздела «Что дальше?». Действительно, в этом разделе прозвучало несколько ключевых выводов. Во-первых, коммунизм предопределен надолго остаться не научным, а утопическим учением. Во-вторых, современные коммунисты должны понять, что превращение утопии в реальность возможно только при помощи массового террора, связанного с колоссальными жертвами. В-третьих, реализованная утопия способна существовать только в силовом поле, которое, слава Богу, не может продолжаться бесконечно долго. В-четвертых, реализованный коммунизм не похож на свой пропагандистский имидж. Поколение, которому выпала судьба строить его в довоенные годы, уже отошло, но бывшие советские граждане помнят жизнь при диктатуре вождей КПСС, которая продолжалась вплоть до конституционной реформы М. Горбачова.
Соглашаюсь, что писал статью ради таких заключений. Анализ форм собственности представлял собой прекрасный инструмент, при помощи которого они были получены. Мне казалось, что осуществленный под ракурсом собственности просмотр всей предыдущей истории цивилизации поможет убедить людей в невозможности коммунистического «светлого будущего». А вот в отзыве, который по объему почти равнялся критикованной статье, постоянный автор «Дня» Владимир Лесной подверг сомнению мой инструментарий (№85, 23 мая).
Придется повторить изложенное основоположниками марксизма определение коммунизма. Оно звучит так: «Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. — Т.4. — С.438). Если недостаточно, могу привести неиспользованное в статье другое изречение: «Коммунисты повсюду поддерживают всякое революционное движение, направленное против существующего общественного и политического строя. Во всех этих движениях они выдвигают на первое место вопрос о собственности, как основной вопрос движения» (там же. — С.459).
Мнение Маркса и Энгельса является понятным: уничтожение частной собственности означает установление собственности коллективной, т.е. коммунизма. Суть моей статьи заключалась в ревизии этого мнения. Экспроприация владельцев, думал я, могла изменить владельца, это правда, но почему она должна была ликвидировать частную собственность как таковую? Если мы подвергнем сомнению априорное мнение классиков марксизма, то поймем, что из этого следует умозаключение колоссального веса: коммунизм, который устанавливался после экспроприации владельцев, был вовсе не «светлым будущим», а строем, при котором становились возможными Голодомор 1933 года и Большой террор 1937 года. В конце концов, уважаемые нами классики были совсем молодыми и неопытными людьми в ту пору, когда писали «Манифест Коммунистической партии». Они написали его талантливо, это одно из лучших литературных произведений, но литература иногда отрывается от реальной жизни.
Брошенный «Манифестом Коммунистической партии» клич «Экспроприация экспроприаторов» означал одно: ликвидируем крупных собственников, чтобы установить коллективную собственность — фундамент «светлого будущего». Как миллионы моих сограждан, я искренне принимал этот вывод классиков и был коммунистом с 1960 по 1991 гг. Не чувствую упрека совести за то, что был им. Как и всегда, с сочувствием отношусь к словам молодого Фридрих Энгельса, который в феврале 1845 года преподавал своим слушателям в маленьком немецком городке Эльберфельд азы коммунистической доктрины: «Коммунистический принцип является принципом будущего, за это говорит ход развития всех цивилизованных наций, за это говорит быстро прогрессирующее разложение всех существовавших до сих пор социальных учреждений, за это говорит человеческий здравый смысл и прежде всего сердце» (там же. —Т.2, с.545). Вопрос только в том, какого будущего?
Коммунизм как общая собственность на все, что принадлежит человечеству — эта идея была впервые озвучена в качестве научной доктрины в Эльберфельде. Потом она вошла в «Манифест Коммунистической партии» (1848), Эрфуртскую программу немецкой социал-демократии (1891), программу русских большевиков (1919). Но вся соль в том, сколько времени оставалось до будущего, о котором говорил Энгельс в Эльберфельде. Ему, а за ним и его последователям казалось, что оно находится сразу за горизонтом. Потом один из его учеников, Эдуард Бернштейн, осторожно заметил: «То, что привыкли называть конечной целью социализма, есть для меня ничто, движение — это все». Речь шла о движении к конечной цели — социализму и коммунизму. Что было позже, знают все. Это знание я подытожил в статье к 90-летию Русской революции 1917 года, которая опубликована в «Українському історичному журналі». Позволю себе авторскую цитату из нее. «Вдуматься только: 24-летний экзальтированный юноша, который смотрел на окружающий мир из теплого родительского гнездышка, рассказывает своим слушателям в Эльберфельде, как будет хорошо при коммунизме. А потом — Февральская революция в России, «Апрельские тезисы», кайзеровское золото и тысячи подобных Энгельсу экзальтированных юношей с горящими глазами и маузерами в руках. Миллионы, десятки миллионов жертв... Долгие десятилетия медленного гниения, которое завершилось громким распадом искусственного строя. А теперь приходится бежать следом за благополучной Европой, которая в свое время не попала на крючок собственных экзальтированных юношей».
Я не превратился в антикоммуниста после 1991 года. Просто стало понятно, что можно сделать за пятилетку, а что — только за пять тысяч лет. Эту последнюю цифру беру наугад, как раз столько лет насчитывает человеческая цивилизация.
Почему анализ категории собственности убеждает в справедливости такого подхода к перспективам коммунизма? Я сделал попытку объяснить это в статье «Частная и коллективная формы собственности в историческом измерении». Газетная статья — не монография, в ней нельзя обосновать тезисы фактическим материалом и предусмотреть все возражения оппонентов. Не удивительно, что возражения сделаны.
В чем состоял обвинительный пафос статьи В. Лесного «Это сладкое слово «собственность»? В том, что я противопоставляю частную собственность коллективной, не удосужившись определить значение одной и другой. Но ведь я писал, что упрощаю определение собственности, которая имеет десятки, если не сотни, различных обличий, да еще и с отдельно взятыми полномочиями — владением, пользованием и распоряжением. Полномочия также имеют свои лица вплоть до таких экзотических, но вполне реальных, о которых вспоминает В. Лесной (распоряжение чужим имуществом со стороны любовницы или любовника). Для исторического анализа в масштабе тысячелетий категорию собственности можно и нужно упрощать до двух форм — коллективной и частной.
Между этими формами существует фундаментальная разница. В случае коллективной собственности все средства производства, при помощи которых природные ресурсы становятся пригодными для использования, а также сами ресурсы в первичном виде принадлежат всем и каждому. Категория частной собственности ставит разнообразные ограничения на права владения, пользования и распоряжения средствами производства, произведенную продукцию и природные ресурсы.
Мы можем представить себе организацию жизни человеческих сообществ в эпоху господства коллективной собственности на ресурсы. Тогда все ресурсы, от выкопанного из почвы корешка до туши мамонта, принадлежали всем и каждому. Понятно, речь идет о людях из вполне конкретной орды. Люди из другой орды имели другую территорию проживания, подобно стаду обезьян или львиному прайду. Формула «всем и каждому» ограничивалась конкретной ордой, стадом, прайдом. Кстати, она совсем не означает равенства в потреблении, последнее определялось иерархией.
Когда возникает общество, вместе с ним возникает и частная собственность. Это — две ипостаси одного и того же. Частная собственность — это основа человеческой цивилизации. Она была и будет оставаться незыблемой на протяжении тысячелетий. Если кто-то захочет узурпировать власть и собственность под лозунгами установления в обществе общего благоденствия, он только заменит собой предыдущего владельца.
Под лозунгами национализации и обобществления большевики, как казалось, уничтожили частную собственность. Но что значил революционный процесс передачи собственности в руки нации или общества? У нации или у общества нет рук. Руки могут быть только у организованных структур, которые нации и общества производят в больших количествах, но которыми они сами не являются. Руки были у партии большевиков, которая осуществила национализацию и обобществление. Партия строилась на принципах «демократического централизма», лживый демократизм которых маскировал переход всей власти в руки кучки вождей. Сочетание в этих руках политической диктатуры с экономической делало общество абсолютно бессильным перед лицом власти. Именно поэтому стал возможным Голодомор и Большой террор.
Лесной подробно останавливается на израильских кибуцах как форме коллективной собственности. Согласен, но имущество кибуцев является частной собственностью его членов, которой они распоряжаются коллективно. Имущество акционерного общества также является частной собственностью его членов, которым они владеют коллективно, влияя на его деятельность соответственно с количеством акций в распоряжении каждого. Коротко говоря, мы с Лесным не имеем отношения к израильскому кибуцу или к любому акционерному обществу. К сожалению...
Еще одна проблема, на которой останавливается В. Лесной — государственная собственность. Какая же она частная, если она государственная?!
Государство, однако, является организацией, в рамках которой функционируют все остальные организации. Она имеет руки и голову, волю и разум. Руководители ее, даже из породы романтиков, имеют свой личный интерес. Это особенно проявилось во время трансформации директивной экономики в рыночную и соответственно обмена административной власти на частную собственность.
Много дел в государстве решается коллективно, это сложный организм. Но не так давно мы превратились в пассивных свидетелей того, как двое лидеров наиболее влиятельных политических сил сделали попытку приватизировать не имущество даже (оно давно успешно приватизировано), а нашу гражданскую позицию и политическую свободу. Еще и Анна Герман с бесстыжими глазами уверяла с экранов телевизора, что выборы президента парламентом с однопроцентным рейтингом — дело вполне законное.
Не хотел бы завершать этот ответ В. Лесному на такой ноте. Не знаю, будут ли рассматривать меня как оптимиста, но убежден, что со временем мы ликвидируем частную собственность как таковую, т.е. построим коммунизм. Это произойдет тогда, когда ресурсы нашей планеты (или планет) будут принадлежать всем и каждому.
