Постсоветская Россия с конца 80-х не знала точно, как оценивать революцию 1917 года. Даже преданный сын КГБ Владимир Путин сегодня не может во весь голос повторять главные лозунги той революции, потому что после 17 лет в Кремле его властвование слишком похоже на монархию, свергнутую в 1917 году.
Но сейчас на подмогу ностальгирующей по империи Москве пришла либеральная интеллигенция и буржуазия на Западе и в частности в Лондоне, где решили, что оценки революции можно просто отложить.
По случаю 100-летия начала российского пути от утопии к ГУЛАГу западные интеллектуалы решили устроить развлечение: полюбоваться искусством и даже портретами Ленина и Сталина, спрятав портреты расстрелянной царской семьи подальше.
Это устраивает также западных антилиберальных и антибуржуазных коммунистов и «социалистических рабочих», которые почему-то вот уже четверть века не замечают, что идеология в современном Кремле не коммунистическая, и продолжают поклоняться Москве.
Самая помпезная выставка в Лондоне уже второй месяц завлекает рекламой в газетах и плакатами на автобусах и станциях метро в Королевскую академию искусств.
Можно смело допустить, что современные лондонские пролетарии на выставку по случаю годовщины победы пролетариата в Королевскую академию массово не ходят.
Билеты по 16—18 фунтов с транспортными и другими расходами на культурную экскурсию в столице — не каждому рабочему по карману и не всем по вкусу.
ВЕДРА КРОВИ
«Да, это пропаганда. Большинство этих работ — откровенная пропаганда», — без секундного замешательства соглашается в разговоре со мной Джон Милнер, один из кураторов выставки в Королевской академии искусств, но замечает, что он лично отдает предпочтение названию «прекрасные произведения из страшных времен».
Я позволил себе поделиться с куратором мыслью о том, что для демонстрации реалий тех времен в зале около громадных портретов Ленина и Сталина можно было бы повесить портрет царской семьи с детьми и прислугой, которых, трусливо скрыв свою жестокость от мира, русские революционеры расстреляли.
«Ну, мы могли бы даже ведра крови там поставить, но выставка не об этом», — укоризненно отметил куратор.
На замечание относительно того, что экспозиция своим богатством и мастерской помпезностью приглушает ужас тех времен, Джон Милнер скромно улыбнулся, признавая успех своего труда.
На выставке каждый найдет свое. Полотно Исаака Бродского «Ленин в Смольном» поражает почти фотографическим реализмом и таинственностью изображенного пустого кресла. Репродукции этой картины известны каждому в Украине из тех поколений, которые учились по советским учебникам, но лишь увидев оригинал, можно понять, почему советские пропагандисты отобрали ее в свой арсенал.
Далее в громадных залах: эйфорическая энергия картины «Новая планета» Константина Юона, похожая на иллюстрацию к научно-фантастическому роману; яркие цвета и чистые формы Казимира Малевича; летучие фигуры Марка Шагала; сказочные красные кони Кузьмы Петрова-Водкина...
ЛИЦА ОБРЕЧЕННЫХ
Куратор Джон Милнер, признав в разговоре, что собранные им и коллегами прекрасные произведения происходят из страшных времен, почему-то обошел вниманием последнюю комнату огромной выставки, в которую посетители попадают уже перед самым выходом.
В ней советские фотоколлажи и картины на стенах, а также — демонстрируемые на экранах отрывки фильмов о советских физкультурных парадах очень уж похожи на нацистские манифестации гитлеровской Германии, а фотопортрет Сталина уже однозначно зловещий.
Внутри той комнаты — черный куб, на внутреннюю стену которого поочередно проектируются фотографии из судебных документов мужчин и женщин, названных врагами революции и коммунистической власти.
Эта часть экспозиции называется «Комната памяти», однако именно о ней куратор рассказать в интервью забыл.
Вопрос в том, что запомнят посетители: несколько залов, переполненных разными цветами и энергией, или последнюю, самую маленькую и мрачную «Комнату памяти»?
Один из посетителей выставки, поделившись впечатлениями, отметил, что ему больше всего запомнился необычайно живописный дизайн советского талона на еду.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЛЕНЬ МУЗЕЕВ
Художественный критик британской газеты The Guardian Джонатан Джонс, просмотрев подобную выставку «русского революционного искусства» в музее современного искусства в Нью-Йорке, ужаснулся, как он написал, «интеллектуальной лени музея, такого далекого от того, за что выступала русская революция, и позволяет себе любоваться искусством аполитично, будто конструктивизм и супрематизм были просто модными эстетическими открытиями, а не утопическими проектами времен борьбы и насилия».
Джонс в разгромной статье предлагал, чтобы Королевская академия искусств назвала свою выставку «Черный квадрат: Российская трагедия 1917—1932», а не «Революция: Русское искусство 1917—1932».
«Мы никогда не прекратим смотреть на искусство российского авангарда, и этого не нужно делать. Но нам необходимо ставить его в контекст. Это ленивая и аморальная ложь — продолжать притворяться, что навязанный Лениным грубый эксперимент над Россией можно считать доблестным, а мастерство пропагандистского искусства — невинным. Королевская академия... готова заработать на революционной моде. Художественный критик Morning Star (британской коммунистической газеты) без сомнения будет доволен. А я, в противовес, буду вспоминать о кулаках», — написал Джонатан Джонс.
ОКТЯБРЬСКИЕ ИГРИЩА
Кое-кто допускает, что весенний разгул любования российской революцией в западных музеях — это лишь прелюдия к более зловещей годовщине октябрьского большевистского переворота.
На осень нацелили свои мероприятия британские левые, объединенные в по-советски окрещенном «Комитете празднования столетия российской революции».
Вряд ли на их мероприятия, например, на торжественную конференцию профсоюзных активистов, придут те притязательные почитатели искусства, которые посещали выставки в галереях.
Но там, вероятно, будут люди, похожие на покойного ныне британской коммунистической партии профессора истории Эрика Гобсбаума, который в интервью британскому радио в ответ на вопрос, почему он и его соратники не смогли выступить с осуждением массовых убийств и репрессий в Советском Союзе, сначала автоматически ответил: «Мы не знали об этом».
Но потом, подумав, он признал: «Когда нам рассказывали, то мы не могли этому поверить. Наверное, не хотели верить».
Так называемое русское революционное искусство стало частью тоталитарной пропаганды, которая не теряет действенность и сегодня, если им любоваться, не зная, кто, в каких условиях, какой ценой и для чего его сотворил.
