Через нее пролегают пути практически в любых направлениях
— Львов, Одесса, Черновцы, Киев, Москва, Санкт-Петербург (Ленинград); и
за большую границу — Прага, София, Стамбул, Будапешт, Бухарест... Раньше
был даже поезд Рим — Москва... Жмеринка — это прежде всего железная дорога,
крупнейший железнодорожный узел. Впрочем, и возникли-то вначале станция,
железнодорожные мастерские, а потом уже вокруг них образовался город. Город
всегда жил при железной дороге и с железной дороги. Железная дорога была
основным работодателем горожан: вагоноремонтный завод, локомотивное депо,
масса вспомогательных организаций по ее обслуживанию.
Жмеринка начинается с вокзала.
Он — главная и заслуженная ее достопримечательность. Вокзал
старый, сооружен в 1899—1904 годах. Внешне необычный — построен в виде
корабля, плывущего на Одессу. Наверное, потому что это была первая железная
дорога, ведущая к морю. Крытые платформы, словно палубы, на крыше купол
в виде капитанского мостика. Внутри — высокие просторные вестибюли, холлы,
залы ожидания, шикарный ресторан. Это действительно довольно-таки незаурядное
архитектурное сооружение, которое получило статус памятника архитектуры.
Жмеринский вокзал — больше, чем вокзал. Он и географический
центр города, и неформальный центр его культурной жизни. Раньше здесь располагался
клуб им. Ленина, где проходили торжественные собрания, смотры, концерты
и куда молодежь ходила на танцы. Возле него стоял памятник Сталину. Памятник
убрали после 22-го съезда КПСС, а в бывшем клубе ныне склад.
Все мало-мальски значительные события были в той или иной
степени сопряжены именно с вокзалом. Не одна вельможная нога ступала на
его платформы. В анналах нашей семьи зафиксированы два таких неординарных
события.
Когда-то в начале века российский император Николай II
проезжал через Жмеринку, на вокзале встречал его цвет города, в том числе
и моя бабушка — одна из лучших гимназисток. Как это выглядело в деталях
— неизвестно, но предание гласит, что сподобилась она высочайшего внимания
— мол, даже облобызал ее император и одарил коробкой конфет.
Спустя много лет я среди лучших учеников была удостоена
чести приветствовать на вокзале тогдашнего «монарха» — первого секретаря
ЦК КПСС Никиту Сергеевича Хрущева. Это было время экономических экзерсисов
экстравагантного правителя. То есть — в магазинах было пусто: ни поесть,
ни наготу прикрыть. Без преувеличения. Смутно вспоминаются талоны на муку,
которые выдавали на предприятиях, длинные очереди за вязким кислым хлебом
и самоуверенные лозунги на каждом шагу: «Нынешнее поколение советских людей
будет жить при коммунизме!» Народ глухо роптал — такая далекая перспектива
мало тешила, кушать хотелось уже сейчас. В таком настроении и пребывал
народ, когда господин-реформатор (то бишь — товарищ-реформатор) направлялся
поездом на какую-то встречу с партийными единомышленниками (кажется, в
Бухарест). Торжественная встреча была подготовлена на жмеринском вокзале,
куда выехало и областное партийное руководство. Протокол был выдержан —
на вокзале играл оркестр, были выстроены нарядные дети с бантами и цветами
— обязательный мазок в картине всеобщего праздника. Несмотря на секретность
акции, людей собралось много. Почетных транзитных пассажиров (Хрущев, Брежнев
в свите) встречал первый секретарь обкома Козырь — высокий красивый мужик
со своей свитой. Благостная атмосфера, елейные улыбки... От умиления встречающие,
казалось, вот-вот растаят... Но, как всегда, эта бочка елея осквернилась
ложкой дегтя — глас народа из плотной толпы исторг подлый вопрос: «Почему
нет мяса, Никита Сергеевич?» Никита Сергеевич отреагировал стремительно
— по-партийному перевел стрелки, указав на вассала Козыря: «А это вы с
него спрашивайте!» Вальяжный Козырь, потупившись, смиренно принял на себя
не совсем справедливое обвинение. Блестящая аппаратная школа, успешно действующая
и доныне! Образовалась тягостная пауза; ее надо было чем-то срочно заполнять,
чем была озабочена в основном женская часть нижнего слоя свиты. И тут им
на глаза попались две обалдевшие девочки с подрастерзанными в толпе букетами
— моя подруга и я. Нас извлекли из толпы и представили пред светлые очи.
Восстановился статус-кво, вновь лица расплылись в улыбках... Последовала
содержательная беседа — а в каком вы классе учитесь, ах, еще и в музыкальной
школе и т.д. и т.п. Каждой были подарены поцелуй и коробка конфет. Я была
счастлива... Вот такая связь времен...
Особенным шиком считалось отпраздновать в вокзальном ресторане
какое-либо торжественное событие — свадьбы, юбилей, выпускной вечер. Вокзальный
ресторан — это был уровень!
Массивные дубовые двери (метра 4 в высоту) с тяжелыми латунными
ручками вели в колоссальных размеров высоченный зал с огромными длинными
окнами, и с изящной тонкой лепкой на стенах и потолке в виде извивающихся
водорослей, с деревянными панелями — уже это создавало атмосферу торжественности,
значительности происходящего. Вокзальный ресторан словно осколок «раньшего
времени», как говаривал незабвенный Паниковский, прежней жизни к нашей
в общем-то убогой провинциальной жизни как бы и не имел вовсе никакого
отношения. Он был слишком хорош, особенно на фоне официальных культурных
центров — типовых дома культуры железнодорожников — ДКЖ, кинотеатра «Спутник»,
гостиничного ресторана «Поділля» в безликой скучной пятиэтажке. «Темное
наследие» царизма — он давал возможность приобщиться к чему-то настоящему,
основательному, создавал праздник, заставлял забыть о сером монотонном
существовании. Там можно было обмануться — почувствовать себя немного сибаритом,
прожигателем жизни. Впервые читая о первом бале Наташи Ростовой в «Войне
и мире», я представляла бал этот именно в нашем вокзальном ресторане.
И у меня был такой красивый бал — выпускной вечер. Был
вальс, который я запомнила на всю жизнь — меня пригласил мой молодой красивый
папа.
Было еще загадочное место на вокзале, именуемое «Царская
комната», доступ куда простым смертным был заказан.
Зал помещался в задней части вокзала, который архитектурно
представлял собой корму корабля. До революции это был зал для пассажиров
первого класса. Когда проездом через Жмеринку следовал царь (а было это
дважды), он останавливался передохнуть и отобедать (пока менялся локомотив
поезда) именно в этой комнате. Позже в 1918 году в этот зал верхом на коне
въехал победитель Котовский — новая власть демонстрировала свое пренебрежение
к старым ценностям. Во времена социальной справедливости там располагался
зал для депутатов Верховного Совета (правда, без какой бы то ни было идентификации
извне) — новой советской генерации пассажиров первого класса; останавливались
там проездом и Хрущев, и Брежнев, и Андропов. Зал овальной формы с большим
овальным на 24 персоны столом с вращающимся подиумом посредине, на котором
устанавливались закуски — дабы удобно было каждому добраться до требуемого
блюда.
Сейчас в этом зале, который арендует частная фирма, ресторан
«Император». Интерьер воссоздан с максимальной точностью: двери, лепка,
картины. Подоконники отскребли от многослойной краски, и они оказались
на вид как мраморные, на деле же — из прессованного воска. Правда, нет
уже раритетного стола (его зачем-то распилили в 1986 году). Я поинтересовалась
у хозяев ресторана — имеет ли смысл вкладывать такие деньги в ремонт, в
реставрацию, а вдруг с ними не продлят срок аренды? На что мне вполне резонно
предложили посмотреть, в каком плачевном состоянии находится большой вокзальный
ресторан — нет средств. Так что руководство вокзала радо, что хоть часть
вокзала под надежным присмотром.
В зависимости от смены вождей и политического климата в
стране изменялись аксессуары оформления.
В советские времена он был обезображен вторжением деталей
пропагандистско-агитационной масс-культуры. Долгое время в «носовой части»
вокзала красовалась мемориальная доска, оповещавшая о революционных сходках
и мероприятиях (сейчас ее уже сняли). Центральный вестибюль, торжественный
и строгий, был опошлен гипсовой идиллической (если не сказать идиотической)
скульптурной композицией — два соратника Ленин и Сталин, любовно глядя
друг на друга, сидят на скамейке (очевидно, обсуждая вопросы мировой революции).
Левая рука Ленина на спинке скамьи, за Сталиным. Почти в каждом городе
Советского Союза присутствовали тогда такие шедевры. После того как Сталин
был предан анафеме, Ленин остался пребывать в одиночестве в непонятной
полуразвалившейся позе, на освободившееся место хотелось усадить барышню.
Изъятие Сталина компенсировали водружением гипсовой жардоньетки с вазоном.
Сейчас на этом месте — междугородние телефоны-автоматы.
И еще примета советского времени — огромные панно на сюжеты
героических коммунистических побед и свершений. Тут и солдаты с матросами,
очевидно, в Смольном, и убогие мужики в драных кожухах, с обожанием глядящие
на Ленина, и все вожди на трибуне Мавзолея (причем не шибко грамотный художник,
сдается, поместил скопом тех, кто во времени несколько был разнесен друг
от друга)... В зале ожидания на фоне развевающегося кумача четыре медальных
профиля основоположников — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Сталина потом
опять-таки замалевали. При ярком солнечном свете это явственно просматривалось.
Такие вот большевистские фрески-трансформеры. У каждой веры свои формы
выражения.
Сейчас пропагандистский антураж сменила реклама «COCA-COLA»
и периодические призывы к голосованию, хаотично лепящиеся где не попадя.
Еще новинка — бильярд в ресторане для новых «жмеринских» нуворишей.
С середины 70-х понемногу начался исход евреев на историческую
родину.
Процесс этот со временем набирал темпы, и сейчас, к сожалению,
уехали почти все. И в этом процессе вокзал был главным местом. Сколько
было проводов, прощаний с надеждой на скорейшее воссоединение ТАМ, обязательных
слез и печали...
Менялась Жмеринка, постепенно теряла свою самобытность,
превращалась в обычное убогое захолустье. Меняется и вокзал. Исчезли раритетные
двери, их заменили на топорные, сработанные на скорую руку с унизительными
ручками, напоминающими ручки в вагонных туалетах возле унитазов. Злые языки
предполагают, что старые двери, возможно, приглянулись для чьей-то дачи.
Новые двери так же неуместны в здании старого вокзала, как кроссовки, обутые
к бальному наряду. Протекает крыша — осыпается лепка, блекнут краски. Вокзал
постепенно утрачивает гармонию, все больше превращается в эрзац.
Меняется не только облик вокзала, меняются его пассажиры...
Вернее, цели их поездок. До установления жестких таможенных
правил известные колбасно-мясо-фруктово-картофельные поезда «Жмеринка —
Москва», «Жмеринка — Ленинград», забитые под завязку товаром, ежедневно
отправлялись от вокзала. Во время посадки на эти поезда даже пройти по
перрону не представлялось возможным — коробки, мешки, баулы, мечущиеся
хозяева этого багажа... Как-то мне довелось ехать в таком вагоне. Благо
— до Киева всего чуть более 4-х часов. Груз был везде — в полках, на всех
трех полках, в проходах. Как и на чем бедные пассажиры спали ночью — непонятно...
Люди кинулись в бизнес.
Теперь, когда таможенный контроль стал существенной статьей
дохода государства (только ли?), этот вид бизнеса стал невозможен, и вокзал
обрел новое значение. Он стал стихийным работодателем для множества горожан.
И у него появилось новое и неожиданное название — манеж. А по сути он превратился
в вульгарный базар. На фоне едва дышащих старых заводов с зарплатой, порою
исчисляемой даже не в десятках, а в единицах гривен, он остается надежным
кормильцем. Спешат к вокзалу со всех сторон торговцы, тянут за собой «кравчучки»,
«кучмовозы» со своим товаром. К каждому приходящему поезду устремляются
продавцы, среди которых и работающие инженеры, учителя, и безработные.
Пассажирам предлагаются любые разносолы — снедь, питье. На выбор что угодно:
и магазинные продукты (колбасы, сыр, печенье, водка, воды), и домашние
(вареники, пирожки, картошка, тортики), фрукты, овощи, ягоды со своих огородов
— ассортимент меняется в зависимости от сезона. В открытые двери тамбуров,
окна тянутся десятки рук — только купите... Для многих, к сожалению, эта
коммерческая деятельность — единственный источник дохода.
И еще одна особенность вокзала. Это, пожалуй, единственное
место в Жмеринке, где вообще не отключается электричество. И единственное
место работы, где не практикуется сокращенная рабочая неделя. Пока.
