У моих знакомых, заядлых почитателей творчества Гребенщикова,
дома разве что на потолке его портретов нет. Казалось, о нем они знают
все. И все же, когда я принес им новые известия, напускной меланхолии как
не бывало. Обрадовало даже то, что я, было, чуть-чуть с ним не встретился.
Это ведь почти то же, что встретился, только «чуть-чуть».
Да, народная любовь к Б.Г., пожалуй, безгранична, хотя на личном фронте
у него хватало всякого. Вернее, чего-то, видать, не хватало. Может быть,
поэтому он с завидной методичностью уводил жен у своих же коллег по «Аквариуму».
Народную любовь не прижмешь к груди. Толку с того, что на стенах его подъезда
нацарапано «Боб, ты Бог», а на ступеньках ночуют фаны. Наоборот, беда,
хотя тоже приятно. Сейчас у Б.Г. жена Ирина, когда-то бывшая женой Александра
Титова, бас-гитариста «Аквариума» и близкого друга Б.Г. А до этого была
еще жена Люда, тоже до того бывшая женой виолончелиста «Аквариума» Севы
Гаккеля. Сева хоть и огорчился уходом жены, но в результате обострившихся
душевных метаний получил озарение: бросил пить и даже курить, но из «Аквариума»
не ушел.
Ну а еще раньше, еще когда только начинался «Аквариум», была жена Наташа,
у нее и Бориса дочь Алиса. Можно, конечно, посудачить о причинах развода,
но тут много может быть причин. Жить с гением — уже в принципе морока,
а когда он еще только в начале славных дел... В общем, кто от кого уходил,
я честно не знаю, но Алиса, ставшая теперь уже взрослой, говорит: «Мама
второй раз вышла замуж удачно».
Мы сидим с Алисой в ее комнате, которую она снимает за 50 у.е., чокаемся
стаканчиками с кока-колой и поедаем бисквитный торт. Я, кстати, торт вообще-то
не люблю, а Алиса наоборот — никаких диетических комплексов. Обычно девушки
кушают торт, как птички: мол, фигура. Я, признаться, когда шел на встречу
— сердце екало: ну как же — дочь того самого! А нет же! Так просто все
получилось.
Первое, что спросил:
— Ты хоть догадываешься, чья ты дочь?
— Судя по пафосу вопроса, нет. (Смеется.)
— Это не удивительно. Похоже, твой знаменитый папа порой тоже не догадывается.
Пару лет назад Боб приехал в Киев с концертом. На пресс-конференции, показав
кусочек керамики, его спрашивают: «Вы знаете, что это такое?» — «Нет»,
— говорит. «А это, — отвечают, — кусочек керамической плиточки, разбитой
на сувениры фанатами, потому, что Б. Г. в тысяча девятьсот забытом году,
будучи в Киеве, у кого-то там на квартире ставил на нее чайник».
— Надо же! А он что же?
— Ну так, знаешь ли, восхищенно посмотрел на нее, повертел в руках и
взял себе. Кому ж не охота иметь такое чудо.
Алиса долго смеялась:
— У нас, — говорит, — на заборах, конечно, пишут «Б. Г.», но до такого,
кажется, еще не доходило!
— Это, видать, из-за расстояния. Тоска по учителю и все такое. Тебе-то
проще. Кстати, тебе великая фамилия помогает или мешает? Ты в театральный
поступала. Не было какой-то особой реакции со стороны педагогов?
— У педагогов — нет, вообще никакой реакции не было. Они как-то никогда
на это внимание не обращали, и только в конце третьего курса что-то такое
было... И в учебном театре меня один раз попрекнули папиной фамилией: «А!
Это ты все из-за отца такая наглая, злобная!» Я, конечно, оскорбилась тогда.
Это с персоналом театра была история. А среди студентов как-то так, да.
Особенно, конечно, никто пальцем не показывал, но шушукались. А еще, когда
поступала, у меня очень плохая дикция была. Вот и говорили: «Эта девочка
явно по блату идет».
— А что? Не было?
— Да какой блат! Кто мне его будет устраивать?
— Отец такими вещами в принципе не занимается?
— По отношению ко мне по крайней мере. К другим-то — не знаю, а по отношению
ко мне — нет. Да я и сама... В общем, могу за себя... Педагоги меня не
очень любят за то, что я не отчитываюсь перед ними за все.
— Но они же должны понимать, что это хорошо.
— В принципе хорошо, но для них это не очень удобный вариант.
— Но они хоть осознают, что ты вообще молодец.
— Они очень пожилые и консервативные. Они хорошие, очень хорошие, но
ревнивые. Но это по отношению не только ко мне. Мы целым курсом выпускали
спектакль с немецким режиссером. А наши педагоги: «Нет, это не наш спектакль,
поэтому ребята не будут его играть».
— Это не является причиной конфликта, связанного с твоей съемкой в кино?
— Я, в общем, сама виновата. Положено приходить и говорить педагогам:
«Вот, меня пригласили сниматься...» Они могут сказать «да», а могут сказать
«нет». Но я же не буду отказываться от съемок! Зачем рисковать, отпрашиваться?
А потом то пробы, то еще что-то — и получилась задержка до сентября. Я-то
не особенно педагогов искала, чтобы отпрашиваться, и уехала без спросу.
А потом, в сентябре, директор картины позвонила педагогам: «Мол, можно
ли, девочка задержится?» Ну, они ругались, конечно. Говорили, что меня
отчислят. А потом? А потом ничего. Просто сердились... (Тут речь идет о
фильме «Американка» режиссера Месхиева по сценарию Короткова, где Алиса
сыграла главную роль — этакую школьную секс-бомбу Огурцову. — С. К.).
Как-то меня спрашивали: «Вы похожи на свою героиню Дину Огурцову?» Нет.
Совсем не похожа. Я — тихая, скромная девочка Алиса Гребенщикова.
— А на что ты живешь? Тебе помогают?
— Конечно, родители мне помогают, и те, и другие. Сама подрабатываю.
Мелочи. Рекламный ролик там, на радио записать. Ну, такие вот, мелочи.
— Что значит «и те, и другие»?
— Да я ж до 14 лет с родным папой не общалась. Я с мамой жила, с другим
папой. Ну и ничего, не пропала. Они меня хорошо воспитывали. Интеллектуальную
девочку растили: по музеям водили, по театрам, книжки все время покупали.
Ругали даже: «Хватит читать-то! Глаза на лоб вылезут!»
А потом папа-то женился третий раз. С папиной женой Ирой у меня очень
хорошие отношения.
— А раньше не было какой-то обиды, ощущения обделенности вниманием?
— Нет, нет! Я не чувствовала себя никогда обделенной вниманием.
— Ну да. Мне даже Наташа рассказывала (Наталья Анисимова — наша общая
знакомая). Сидите, мол, вы там, на Пушкинской, 10, в студии. Какие-то журналисты
пришли. Боб всех представляет и про Алису вдруг: «А это моя дочка!» Ты,
дескать, ходишь, а он глазами за тобой туда-сюда. Там еще какой-то Андрюха
был, так он на него «тяжело» смотрел. Кстати, этот Андрюха кто?
— О! Был такой персонаж. Это у него в группе такой перкуссионист был.
Сейчас уже нигде вроде бы не играет. Сказал, что двух Гребенщиковых не
может терпеть и ушел от папы.
— А ты?
— А я его выгнала...
— А отец как? Обрадовался?
— Ну да. Я ж такая... Если не в настроении, то...
— Он гордится тобой. Наташа рассказывала, знает, чем ты живешь, и чувствуется,
что ему об этом говорить приятно. «Он обычно такой гордый, а тут язык развязывается».
— Ну, я же сама все делаю, за полу не дергаю: «Папа устрой меня на работу».
— Ему же это и приятно. У тебя уже можно спрашивать о «ваших творческих
планах»? Кстати, какие они?
— Я хочу спокойно закончить институт. Хотела идти в театр показываться,
но думаю, нет еще. А потом мне предлагают... Девочка одна, режиссер, предлагает
работать, всякие музыкальные спектакли делать. На телевидение зовут, но
я не хочу. Мне не нравится. А вообще, я хочу в музыкальном театре работать.
— Хорошо поешь?
— Нет, учусь пока. У меня данные хорошие. Мне очень нравится учиться
петь. Да мало ли предложений. Может быть, буду делать концертные программы
из разных мюзиклов. Есть чем заняться. Потом. Тут, под Петербургом, музей
под открытым небом. Если там все сложится... Будут такие стилизации путешествий
во времени, где я буду романсы петь.
— А если любовь-злодейка, ребенок.
— Нет, нет. Я не буду влюбляться пока. Привыкну я за чужой счет жить,
и интересно, как я потом сама буду?
— Да нет. Я о других. Сейчас такие принцы. Ты, в общем, сама все будешь
делать, стирать и т.д., а он песни петь для тебя. Вдруг такое?
— А! Таких-то я все время периодически на себе таскаю. Таких-то у меня
«есть» в жизни.
— Мне кажется, что это весьма распространенный образ совкового мужчины.
— Да, наверное, хотя, вообще-то, что женщины, что мужчины одинаково
друг друга обвиняют. Женщины говорят, что они мужчин тянут на себе, а мужчины
собираются и тоже говорят: «Боже мой. Я ее тащу, а она». Я, наоборот, так
не считаю. Хотя у меня есть такие друзья. Я их всех жалею, всех их понимаю
и утешаю. Они приходят: «Алиса! Как все плохо! Как плохо все! Жить нет
мочи!» А я им: «Да ну!» К окну подведу, на крышу поведу. Смотрю — оживают
люди. Потом поживут немножко, поедят — и нормально, и уж вроде как все
хорошо. Главное — верить в себя. Очень, очень чего-то хотеть и конкретно
знать, абсолютно конкретно знать, чего ты хочешь, и верить в то, что это
будет. Когда веришь, то как-то и солнце ярче, и дождь теплее, ну и вообще
все по-другому. У меня это четко срабатывает, начиная от материального
и заканчивая нематериальным воплощением. То есть когда хочется чего-то,
то оно есть. Мечты материальны. Я даже стала записывать за собой, чего
я хочу. Раз в полгода запишу, а потом смотрю — получается. Хочу работать
— работу предлагают. Не хочу работать — выгоняют. (Смеется.)
Люди инстинктивно притягиваются к такому сильному человеку. По крайней
мере к человеку идущему.
Среди еще троих детей Б. Г. Алиса самая старшая. Марку сейчас 17, Глебу
где-то 14, Василисе около десяти. Еще, говорят, в Киеве есть. Но это пусть
в Киеве и говорят. А вот у Алисы как бы два папы, которых она обоих любит
и считает мудрыми.
Особая благодарность Наталье Анисимовой за помощь в подготовке материала.
