Считается: сколько языков знает человек, столько раз он человек. С каждым годом изучение восточных языков становится все популярней. Виной тому и глобализация, и активная миграция населения по всей Земле. Украинских ученых, специалистов по арабскому языку, у нас не так много. Развивать собственную школу в Украине начал академик А. Крымский. Еще в 1918 году, с образованием ВУАН, он заложил здесь пробный камень — создал арабо-иранскую комиссию, турецкий кабинет. Но работать он здесь так и не смог, хотя мечтал развить школу востоковедения. Он стал жертвой интриг, а в 1930-е годы все вообще рухнуло — востоковедов объявили врагами народа, и впоследствии этой группой языков никто не занимался.
В дальнейшем идея создания Института востоковедения принадлежала академику Борису Патону, хотя к восточным языкам у нас было отношение, как чему-то второстепенному. Только в 1990 году появилась кафедра восточных языков, где начали готовить таких специалистов. Собственно, специальность востоковеда требует не только определенного склада ума, но и обширных знаний, понимания культуры и философии Востока, его традиций. Востоковедение — та область гуманитарных знаний, которая чем-то напоминает колодец: заглядываешь в него — дна не видно. «День» побывал в гостях у ректора Института лингвистики и права, ученого с мировым именем, профессора-арабиста Валерия РЫБАЛКИНА. Сам Валерий Сергеевич не признался, сколько знает языков (говорит, что сколько точно — 27 или 37 — забыл)...
— Как вы пришли в востоковедение? Почему решили изучать именно эти языки, когда и с чего все началось? Трудности перевода возникли сразу или их и не было вовсе?
— Я поступал сразу в несколько институтов. В первый раз поступил в Киевский университет на романо-германский факультет на отделение английского языка, хотя мечтал еще в школе изучать итальянский. Через год понял, что вся советская система изучения иностранных языков догматична: готовили, в сущности, учителей сельских школ. Учиться стало скучно, и я ушел из университета, поступив в Московский институт военных переводчиков. Поскольку институт был военный, нас, как солдат на плацу, построили и разделили на две большие группы. Все, кто оказался в правой половине, пошли учить арабский, а кто в левой — китайский. Я тогда робко спросил: «А как же мой итальянский?» — на что мне ответили: «Ты куда пришел, в армию или нет? Выполняй приказ!». Так вот за меня выбрали арабский язык, которым занимаюсь всю жизнь.
— Неужели так и было?
— Это был 1970 год, в СССР еще были сильны впечатления от Шестидневной войны между Израилем, Египтом и Сирией. Израиль, проведя свой опасный и рискованный «блицкриг», создал большие проблемы для СССР. Именно поэтому стране понадобилось много крепких и зрелых арабистов, в том числе — в области военного сотрудничества и на уровне посольств и образования, то есть во всех сферах, а школа арабистики в бывшем Союзе была сильнейшей в мире.
— Арабский сразу пришелся вам по душе? Ведь вы хотели учить, как сами сказали, итальянский?
— Да, арабский как-то сразу стал моим языком. Я в школе очень увлекался математикой. Мне нравились логика, счет, а в арабском языке система грамматики алгебраична, это самая что ни на есть математика. В этом языке важна не вязь, которую все считают очень сложной, а исключительно грамматика. Если видишь текст любого европейского языка и можешь его понять, то арабский текст без знания грамматики прочесть просто невозможно. А для меня арабский шел как обычная забава для ума, и когда я его освоил, то понял, что за языком лежат огромные пласты уникальной истории и культуры. Это и красота стихов Омара Хайяма, и медицинские трактаты Авиценны, и многое другое...
После армии я закончил Ленинградскую школу арабистики. Она была лучшей в мире в те годы, ее создали во второй половине XIX века. Меня принял к себе на курс профессор филологии Виктор Иванович Беляев, светило арабистики, а в 1976 году я с отличием окончил этот институт и... остался без работы.
— Как потом складывалась ваша карьера? Чем же вы занимались?
— В те годы работу, где необходимо знание арабского языка, можно было найти только в Ленинграде или Москве. Нужна была прописка, а у меня ее не было, поэтому о какой-либо карьере речь не шла. К тому же, я принципиально не хотел быть членом КПСС, меня тошнило от советской идеологии, а без этого устроиться по специальности было практически невозможно.
Только спустя годы, уже работая в Киеве, я с трудом прописался в Вышгороде, и вот так стал киевлянином. Мне приходилось работать переводчиком, часто перебивался случайными заработками, без конца ездил между Москвой, Киевом и Ленинградом — этот маршрут тогда называли «Бермудский треугольник».
Научную работу выбрал достаточно сложную. «Арабский трактат по алхимии» анонимного автора нужно было не только перевести, но также идентифицировать авторство и принадлежность к определенному историческому периоду, при этом выделить все глубокие философские контексты. Так научная работа заставила меня заниматься рукописями, проникать в их мистические тайны и даже связанные с ними детективные истории. Я начал заниматься идентификацией арабских текстов, собранных в Украине.
— Вы ведь и у Президента Леонида Кучмы были консультантом и переводчиком, не так ли?
— С Леонидом Даниловичем ездить приходилось нечасто, всего пару раз. Как переводчик-синхронист я уже не работаю, эта профессия — удел молодых. Месяц назад я вернулся из Катара и ОАЭ, где проходила конференция «Востоковедение — диалог цивилизаций». Ее программу практически полностью написал я. Это был яркий праздник, там собирается весь Восток, и не только. Я вот, например, общался с Демисом Русоссом, который регулярно посещает такие фольклорные фестивали и обязательно поет на них. Я уверен, что мы в Украине по-прежнему недооцениваем интеллектуальную школу Востока, как недооцениваем и весь Ближневосточный регион. Взять, к примеру, российских арабистов. Они нас обогнали на десятки лет даже в том, что наши послы работают в арабских странах только со знанием английского, а россияне — при совершенном знании арабского языка. Сегодня на Востоке рады предложить нам сотрудничество во многих сферах бизнеса, но при этом арабы хотят видеть у себя наших специалистов только со знанием арабского языка. Если взять тот же Катар, там сейчас — колоссальный строительный бум. В Киев все чаще приезжают специалисты с Востока, они ищут наших инженеров, дизайнеров, строителей — но обязательно со знанием арабского. Наши специалисты, те, кто туда уехали, — очень довольны, их работа хорошо оплачивается.
У нас до сих пор нет посольства в Йемене, — а одно время у нас были мощные экономические связи с этой страной. При этом мы растеряли массу специалистов, которые у нас же, в Киеве, получали высшее образование и было бы полезно с ними реализовывать множество интереснейших бизнес-проектов. Сейчас Ближний Восток — это далеко не только нефть, там люди отлично понимают, что нужны высокие технологии, потому что когда-то ведь нефть закончится и у шейхов. Арабская цивилизация — динамичная, темпы развития ее колоссальны, мы же, как обычно, опаздываем в освоении этого региона.
— А как сегодня развивается арабский язык и арабистика в Украине? Вы же, я надеюсь, не в андеграунде?
— Если говорить откровенно, изучение арабского в нашей стране абсолютно нерентабельно. Арабисты — «товар» штучный, а идеология и политика страны поменялись принципиально по сравнению с советскими временами. Дотации государства минимальны, как на любую фундаментальную науку, где возможный результат будет лишь через десятилетия. Чтобы с Востоком быть на ты, надо его, по крайней мере, учиться понимать. Кстати, в Америке, например, сегодня в обязательную программу средней школы входит изучение китайского языка, и арабский у них там тоже изучают весьма серьезно...
