МЕСТНЫЕ НРАВЫ И БУТЕРБРОДЫ
В 7 утра заезжаем на немецкую заправку.
На одинокой фуре рядом лежит исполинская кукла певички из кабаре в красном декольтированном мундире. Наверное, она из Луна-парка. Дама залихватски приставила два пальчика к цилиндру. Очень такая вся немецкая. Как из фильма с участием Марики Рок.
В утренних сумерках бреду к шопу. Вот, думаю, идет какая-то немецкая морда. Подхожу ближе — это морда из нашего автобуса.
В кафе под стеклом гигантский бутерброд с огурцами, помидорами и сыром. Называется мультикайзер, размером он с небольшое бревно. Ел я его пока не устал. Им неделю можно питаться.
Поглощаю с трудом — заваливают с заинтригованными рожами наши. Испытывающе таращатся на меня — явно хотят узнать как выглядят настоящие немцы. Наконец в жующем немце разочарованно узнают меня: «А! Знакомые все лица!»
9 мая в девять утра въезжаем в Берлин. Город абсолютно пуст. Создается впечатление, что он не населен! Эпидемия?! Или наоборот, они получили предупреждение, что к ним движется автобус из Чернобыльской зоны? Выясняется, что 9 мая, как ни парадоксально, у них тоже выходной — сороковой день после Пасхи.
Первых, кого мы встречаем в столице Германии, — велорикши-арабы. И вид у них восточный, и средство передвижения. Картинка, словно из Индии.
В салоне автобуса звонок мобильного телефона. Солидный бородатый мужчина кричит в трубку: «Марина! И тебя тоже с праздником. Я в Берлине!»
Фраза прозвучала с претензией. Мол, ты что, не в курсе, что 9 мая я с друзьями всегда праздную в Берлине.
Автомобильчики на улицах стали совсем карманными. Прямо детские стульчики на колесах!
У светофора, наконец, узрели первых коренных немцев: два крупных пожилых господина с багровыми лицами в светлых рубашках и бежевых брюках. Стоят строго и несколько чопорно, не шевелятся на красный.
На огромном черном здании за ними, словно космическая телеантенна, крутится знак «Мерседеса».
Наша группа захвата отправляется на взятие Берлина. На газонах нашей Юахим- Шталлер-Штрассе те же одуванчики, что и на киевских, только в окружении ювелирных ромашек.
Слышны крики. Ссорится любовная парочка. Он — слегка панкующий паренек. Волосы собраны к центру подбритого черепа и вскрыты лаком, дабы красота обрела устойчивость. Она — в джинсах, на высоких каблуках. На ее миниатюрных бедрах болтается ремень в виде ковбойского патронташа. Двигается эротично, при таких минимальных параметрах бедер — максимальная амплитуда раскачивания.
Оба явно с похмелья.
Девушка кричит так, что закладывает уши. Выясняются две вещи. Во-первых, немецкий будто создан для разборок — ругань звучит органично и мощно. Для склок немецкий гораздо больше подходит, чем для песен. А во- вторых, если немцам что-то не нравится (мы не раз потом в этом могли убедиться) — они не стесняются и довольно громко предъявляют свои требования.
Кавалер однако не реагировал на звуковые колебания девушки, олицетворяя невозмутимость. Сначала это бесило маленькую фурию, затем она вытащила помаду, подкрасила губы, успокоилась и перешла на деловой тон. Линия поведения мужчины оказалась правильной.
С МЕДВЕДЕМ НА МЕДВЕДЯ ПОЙДЕШЬ,ОТ МЕДВЕДЯ ПОГИБНЕШЬ!
Путешествуем по столице Германии на двухэтажном прогулочном автобусе с открытым верхом. Он бодрого яичного цвета, вроде нью-йоркских такси.
Дерут за поездку прилично — 18 евро. Руководитель Ярослав договорился, что наш коллектив он попытается протащить по детской таксе — 9 евро. Хотя, говорит, некоторых контролеров иной раз не удается уломать из-за немецкой принципиальности. После небольших переговоров трюк удался. То есть мы были уже детьми с высшим медицинским образованием, находящимися в командировке.
У автобуса 14 тематических остановок. В наушниках лопочет гид-автомат (английский, французский, японский, русский и т. д.) в соответствии с историческим местом.
Буквально на каждом углу обнаруживается фигура медведя — символа города. Берлин — сплошной медвежатник. Этот крупный млекопитающийся хищник был представлен в любых вариациях: лимонный в розочках, белый в зеленых сапожках, коричневый в женских портретах, малиновый в черный горошек. Сидящие, стоящие, лежащие. Берлин вполне может оспаривать у России право на медведя в качестве национального животного.
Может быть, как раз в этом и состояла сермяжная правда Великой Отечественной: медведь на медведя пошел. С медведем на медведя пойдешь, от медведя погибнешь!
Тема Второй мировой из наушников не выветривалась. Постоянно упоминались цифры разрушений. 70% зданий Берлина были уничтожены бомбардировками. В силу этого обстоятельства Берлин и сегодня — город строек. Повсюду вышки кранов.
Что касательно берлинской архитектуры, то она полностью отражает немецкий характер, склонный к военным образцам. Условно говоря, Берлин — это ряд казарм. Комфортабельных, зеркальных, черных, белых, низких, высотных. Но ощущение прямых, царапающих взгляд, углов — не пропадает.
Однажды экскурсовод стал хвалиться берлинским постмодернизмом в зодчестве. Это оказалась та же казарма, только поваленная набок. И окна в ней в виде прорезей. На этом творческие поиски закончились.
Мимо проплыло здание транспорта и почты в виде теплохода. Это чуть веселее казармы. Но это — исключение. Обычные дома напоминают поставленные в ряд спичечные коробки.
Вертя башками, мы прибыли к первому в Европе электрическому светофору. Тоже симптоматично — первый в Европе аппарат, регулирующий движение, — появился именно на этой земле. Пока мы разглядывали доисторический светофор, вокруг автобуса на велосипедах сновали пожилые аккуратные немцы в белых носочках. Велосипед здесь на равных правах с автомобилями. На тротуарах повсеместно очерчены или выложены розовой плиткой велосипедные дорожки.
Выруливаем к останкам Берлинской стены. Дабы вы ее себе четче представили, подойдите к стенке любой стройки — зрелище примерно тоже: цементная плоскость, пронизанная железным каркасом. Только с кучей восторженных надписей на немецком и английском в духе «Лето 90-го!», «Ура!» и т. п. С удивлением обнаруживаем висящий над улицей портрет советского солдата. Такой трогательно побритый, с ушками торчащими из под фуражки. Оказывается, тут находился пропускной пункт между Восточным и Западным Берлином. С другой стороны висел портрет американского воина.