«Как писатель, я никогда не думал о религии — пока религия не ополчилась против меня. И до этого религия была, безусловно, частью моей личности — для индийского писателя иначе быть не могло. Но я занимался другими и более интересными для меня делами. Но когда меня атаковали, я был вынужден не только атаковать в ответ, но и найти для самого себя ответ на вопрос: «За что, собственно, я должен бороться с тем, что так бешено и злобно нападает на меня?». Сегодня, 16 лет спустя, религия преследует нас всех. И несмотря на то, что большинство людей, возможно, чувствует, как когда-то это чувствовал я, что у них совсем другие, значительно более важные интересы, мы все должны принять вызов. Если мы этого не сделаем, то вероятно, что будем поглощены религиозным потоком.
Для тех из нас, кто вырос в Индии в страшные времена после событий 1947 года, тень этого кровопролития всегда остается страшным предупреждением: напоминанием о том, что могут делать люди во имя Бога. Много вспышек насилия было в Индии и в более поздние времена. Европейская история также дает немало доказательств большой опасности для людей политизированной религии: Французская революция, ситуация в Ирландии, «Католический национализм» испанского фашиста Франко. Можно вспомнить и английскую гражданскую войну, в которой противники шли в кровопролитные битвы с одними и теми же религиозными гимнами на устах.
Люди всегда обращались к религии с двумя вечными вопросами: «Откуда мы пришли?» и «Как мы должны жить?». На первый вопрос все религии дают очевидно неправильные ответы. Ведь вселенная не была создана в течение шести дней Высшей Силой, которая на седьмой день устроила себе отдых. Не был мир также «сбит» в гигантской маслобойке Богом Неба. А что касается социального вопроса «Как мы должны жить?», то простая правда заключается вот в чем: как только любая религия оказывается у руля общества, обязательно возникает какая- то тирания, инквизиция или талибаны. Несмотря на это, религии продолжают настойчиво убеждать нас в том, что именно они обеспечивают людям специальный доступ к этическим истинам и потому заслуживают особенного отношения и защиты. Религии постоянно оставляют сферу частной жизни (ту сферу, именно к которой они принадлежат, подобно другим вещам, приемлемым для частной жизни, но абсолютно не приемлемым для городских скверов) и пытаются захватить власть в обществе.
Нет нужды описывать здесь появление радикального ислама, поскольку современная активизация веры — это значительно более широкая, а не только исламская тема. Скажем, в США сегодня может баллотироваться и быть избранным на высокую должность кто угодно — женщины, геи, афроамериканцы. У кого там нет ни малейшего шанса, так это у откровенного, неприкрытого атеиста. В результате американский президент считает себя, по словам Боба Вудварда, «Посланцем», выполняющим «Божью волю». А «моральные ценности» становятся там синонимом старомодного, вездесущего фанатизма. Демократы же, проигравшие выборы, начинают терять лицо, «причащаться» к тому же, не надеясь, очевидно, выиграть следующие выборы другим способом.
Согласно Жаку Делору, экс-президенту Европейской комиссии, «конфликт между верующими и неверующими станет в последующие годы наиболее заметной чертой отношений между США и Европой». Трагедию на станции метро в Мадриде, убийство датского режиссера Тео ван Гога Европа воспринимает сегодня как предупреждение, как указание на то, что светскость, которая лежит в основе гуманистической демократии, необходимо защищать и поддерживать.
Еще до этих страшных событий решение правительства Франции запретить религиозную одежду (в частности, исламские женские платки) в государственных школах получило поддержку и одобрение всего политического спектра страны. Были отвергнуты также мусульманские требования организовать отдельные классы для учеников-мусульман и позволить специальные перерывы для совершения намаза.
Сегодня все меньше европейцев считают себя религиозными людьми (только 21%); тогда как религиозность американцев возрастает (верующих там, согласно Pew Forum, 59%). Это неудивительно. Ведь эпоха Просвещения в Европе заключалась в том, что человек вышел из-под власти религии, ограничивавшей свободу мысли; целью же американцев той же эпохи было получение религиозной свободы в Новом Свете, — это было движение к вере, а не от нее, как в Европе. Сегодняшнюю американскую комбинацию религиозности и национализма многие европейцы считают опасной, угрожающей.
Горькое исключение из европейского секуляризма составляет Великобритания или, по крайней мере, правительство Тони Блэра — благочестивого христианина, все более склонного к авторитаризму. Сейчас он пытается заставить Парламент принять закон против «разжигания религиозной ненависти». Журналисты, юристы и многочисленные публичные лица предупреждают, что этот закон существенно ограничивает свободу слова, не улучшая при этом ситуации — религиозное волнение в стране скорее усилится, чем ослабнет. Но правительство Блэра смотрит, кажется, на проблему гражданских свобод с презрением. Ведь что значит свобода — как бы ни трудно было ее обрести и как бы она ни ценилась в обществе — по сравнению с предвыборными заботами правительства? Понятно, что этот закон принимать нельзя. Остается надежда, что Палата Лордов сделает то, чего не смогла сделать Палата Общин, — выбросит законопроект на свалку.
Может случиться, хотя это и кажется невероятным, что американские демократы все- таки поймут, что в Америке 50 х 50 (религиозных и нерелигиозных избирателей) они могут достичь успеха, выступая против христианской коалиции и ее пособников, а также запрещая мировоззрению Мэла Гибсона формировать в стране социальную и государственную политику.
Если этого не произойдет, если Америка и Великобритания позволят религиозной вере контролировать и доминировать общественное мнение, напряженность в западном альянсе будет усиливаться. А все те религиозные лидеры, против которых мы сейчас якобы воюем, получат повод для большого торжества.
Виктор Гюго писал: «В каждом селе есть факел. Это — школьный учитель. Есть там также тот, кто гасит факел: священник». Что нам сегодня крайне необходимо, так это больше учителей и меньше священников. Ведь, по словам Джеймса Джойса, «нет такой ереси или философии, которые были бы так неприемлемы для церкви, как человеческое существо».
Р.S. Рушди Ахмед САЛМАН, британский писатель; родился в 1947 году в Индии, в мусульманской семье. 14 февраля 1989 иранский лидер аятолла Хомейни осудил (заочно) Рушди к казни за роман «Сатанинские стихи», обвинив автора в кощунстве и вероотступничестве. Мусульманам по всему миру была обещана крупная награда за приведение этого приговора в исполнение.
С 14 лет Рушди жил, учился и работал в Англии, приняв британское подданство; вместо урду (на котором говорили дома), первым его языком стал английский. Значительная часть творчества Рушди — сатирические книги, в которых высмеивается политическая жизнь в Великобритании и Пакистане (куда переехали его родственники). А также — осуждение этнических и религиозных суеверий, которые приводят к опасным последствиям.
P.P.S. Новый закон правительства Тони Блэра, против которого протестует Рушди, вводит так называемые контрольные ордера, по которым можно заключать под домашний арест подозреваемых в терроризме. Эта процедура весьма беспокоит как общество, так и парламент — заключение под стражу подозреваемого человека согласно «ордеру» выходит за рамки устоявшейся и освященной временем судебной процедуры, не соответствует традиции гражданских свобод Великобритании. Как сказал один сенатор, «только климат страха мог привести к такому неприемлемому закону. (Би-Би-Си)
